Фильм на выходные «Чужая земля» Питера Хайамса

Недалекое будущее. На Ио, одном из спутников Юпитера, земная суперкорпорация построила титановый рудник, где работают две тысячи человек. За порядком следят несколько федеральных маршалов. Раз в неделю с космической станции ходит челнок. Полицейский О’Нил (Шон Коннери) только что прилетел с женой и сыном отбывать годовую смену.

Рабочие тем временем ведут себя странно: один за другим сходят с ума, причиняя непоправимый вред себе и окружающим. О’Нил быстро выясняет, что дело в синтетическом наркотике, который помогает распространять местный управляющий (Питер Бойл), чтобы шахтеры бодрее трудились. Но что ему делать с этим знанием — непонятно: все остальные либо в доле, либо им наплевать.

«Чужая земля» («Outland», 1981) — представитель довольно редкого жанра: космический вестерн. Шахтерский городок на отшибе, честный шериф, продажный мэр, равнодушные обыватели. Вместо салуна — бар, в котором под какое-то прототехно в лазерных лучах извиваются стриптизерши. Вместо прибытия поезда — приземление шаттла. Более того, в середине фильма выясняется, что у «Земли» есть конкретный источник вдохновения — классический вестерн «Ровно в полдень», из которого Питер Хайамс спер сюжет, если называть вещи своими именами. С другой стороны, кому от этого плохо.

Хайамс — режиссер не самый, может быть, блестящий, но уже сорок лет стабильно дающий результат. Он прославился в конце 70-х отличным триллером «Козерог один» о фальшивой высадке американцев на Марс (читай — на Луну), который благодаря конспирологическому сюжету попал даже в советский прокат. Другой фантастический фильм его работы, «2010: Год вступления в контакт», был одной из самых бессовестных авантюр в истории кино — сиквелом «Космической одиссеи». И при этом, если закрыть глаза на святотатство, вполне приличной и смешной картиной: Джон Литгоу в скафандре повторяет по-русски «курица», чтобы его не стошнило, Хелен Миррен пьет бурбон из пакетика, HAL9000 триумфально исправляется. Кроме того, Хайамс поставил десяток триллеров и боевиков на крепкую четверку — даже когда у него играл Ван Дамм или Шварценеггер закатного периода. Шон Коннери снимется у него еще однажды в «Форте Президио», где до полусмерти изобьет человека пальцем. Из трогательных обсессий: Хайамс любит называть второстепенных негодяев девичьей фамилией своей жены. В «Чужой земле», например, это наркодилер, за которым главный герой четыре экранные минуты гоняется по всей станции.

Концепция «Земли» любопытно отражает изменение представлений о космосе в конце 70-х — начале 80-х. Несмотря на продолжающуюся холодную войну, космос в кино перестает быть исключительно источником опасности и пространством загадочного. Возникает романтическая идея о галактике как о территории, которую мы вот-вот начнем осваивать, — захватывающий дух новый фронтир, к которому устремятся новые пионеры (схожая идея звучит в финале «2010», где тоже, кстати, фигурируют спутники Юпитера). Ярче всех этот миф, конечно, сформулировал Лукас — для того, чтобы увидеть в «Звездных войнах» классический вестерн, даже не обязательно лететь на Татуин.

С другой стороны, мысленно обживая космос, Голливуд стал стремиться к (относительному, конечно) реализму — и в этом смысле «Земля» выросла прямиком из «Чужого». Снаружи шахтерская колония похожа на гигантскую нефтяную платформу, внутри это клаустрофобические коридоры, отсеки, лифты, трубы. Не стерильная белизна, а грязный металл. Несмотря на скафандры, в которых шахтеры выходят на работу, и на пару футуристических штрихов — что-то вроде Wii, например, чтобы главный злодей мог сыграть в гольф, — Хайамс последовательно делает космическую жизнь максимально похожей на земную. Даже оружие: вот уж где можно разгуляться, но героям выделены обычные обрезы. Десятилетие спустя Верхувен во «Вспомнить все» остроумно вывернет хайамсовскую эстетику наизнанку — к слову, в «Чужой земле» уже есть взрывающаяся голова, и даже не одна.

Обыденность, приземленность быта, ограниченного рутиной во времени и космическим холодом в пространстве, позволяет режиссеру четко высветить моральный конфликт, своей недвусмысленностью характерный опять-таки для вестернов. О’Нил выступает на стороне справедливости просто потому, что носит звезду шерифа, из чистого упрямства, вопреки всякому здравому смыслу. Хайамс, сам написавший сценарий, никогда не был гением диалогов, но Коннери одними бровями вытягивает слабые или вовсе пропущенные места в тексте, как это десятилетиями делал Джон Уэйн. Его врагом оказывается сама система, организация жизни; можно сказать, что капиталистическая, но другой и нет. В отличие от героя «Ровно в полдень» О’Нилу некому и нечего доказывать — и поэтому, может быть, его поступок даже элегантнее. В обществе будущего главная проблема, прозорливо замечает фильм, уже не в том, что все боятся, а в том, что всем просто все равно.