Минни Рипертон

«Она была необыкновенна… Она проделывала своим голосом невероятные вещи» — Майкл Джексон. «Самая одаренная и уникальная исполнительница. Я очень рад, что был с ней знаком» — Джордж Бенсон. «Я страдаю от того, что не могу прикоснуться к тебе» — Стиви Уандер. Цитаты этих и многих других известных музыкантов на обороте посмертного альбома Минни Рипертон «Love Lives Here» должны были поставить среднего американского слушателя образца 1981 года в тупик — почему вдруг люди калибра Уандера или Джексона отдают дань певице одного хита? Да, это мило и трогательно — но неужели Рипертон была настолько талантлива? Тридцать с лишним лет спустя те, кто случайно столкнется с «Love Lives Forever», будут недоумевать еще больше. Тот самый один-единственный хит Рипертон, «Lovin’ You», уже настолько растиражирован и заезжен, что магическим путем потерял своего автора — вспомнить, кто его спел первым и когда, просто так не получится. Энциклопедии если и поминают музыкальный талант Рипертон, то почти всегда в связи с ее голосом в пять октав — да и то куда больше слов написано о ее трудной судьбе и борьбе с раком груди, чем о музыке. Сейчас Рипертон вообще известна чуть ли не в первую очередь как мать комика Майи Рудольф — так за какие заслуги за нее когда-то вписались Уандер и Джексон?

За вполне ощутимые. Минни Рипертон была далеко не самой заметной, но чуть ли не самой оригинальной соул-исполнительницей семидесятых — в миллион раз куда более самобытной и нестандартной, чем можно решить, послушав «Lovin’ You». Ее воздействие выходит далеко за пределы черной музыки того времени: если сингл The Orb «A Huge Ever Growing Pulsating Brain That Rules from the Centre of the Ultraworld», основанный на семпле из «Lovin’ You», можно еще счесть забавным казусом, то ее влияние на тысячу других вокалисток, от Кейт Буш до Мэрайи Кэри, отчасти или полностью копировавших ее уникальную манеру пения, трудно переоценить. В конце концов, Рипертон успела за 31 год своей жизни записать безмерное количество удивительных песен — таких, что ее музыка всегда будет представлять интерес вне зависимости от своей оригинальности.

Детство Рипертон было похоже на ранние годы почти любого черного исполнителя послевоенной Америки: бедность, взросление в многодетной семье, отсутствие каких-либо возможностей, выходивших за существовавшие тогда социальные барьеры. В этой стандартной истории есть один не вписывающийся в сюжетную канву момент. Маленькие Марвин Гей, Арета Франклин, Уилсон Пикетт — да, в общем, все подряд — начинали петь в церковных хорах, а продолжали — в самодельных ду-уоп-ансамблях. Эти огромные пласты черной культуры прошли мимо Рипертон. В детстве она в первую очередь интересовалась балетом и современным танцем — культурой, мягко говоря, не очень типичной для девочки из чикагского гетто. Заниматься вокалом она начала в секции, где тренировали на песнях из классических оперетт и мюзиклов. R’n’B, ранний соул, черный рок-н-ролл — все это прорвалось в жизнь девочки куда поздней. Но прорвалось будь здоров — в пятнадцать лет Рипертон уже была солисткой девчачьего ансамбля The Gems, исполнявшего абсолютно мотауновскую по духу музыку и даже своим внешним видом походивших на The Supremes. Девушкам удалось получить контракт с важным лейблом Chess Records, но не удалось записать настоящий хит — так что в основном им пришлось работать бэк-вокалистками у звезд Chess вроде Этты Джеймс или Чака Берри. Лучший из нескольких выпущенных ими синглов, «He Makes Me Feel So Good», отлично доказывает, что молодой Минни было тесно в рамках ритмичной черной музыки. Ее голос не обладал характерной невинной сексуальностью и вообще был сильней того, что музыка могла выдерживать, — и самой Рипертон в 1966-м, под конец существования The Gems, это стало более чем понятно. Решив больше не заигрывать с судьбой, она рассудила, что черной девушке, воспитанной на белой музыке, не место под софитами, — и, бросив все, устроилась в Chess Records секретарем.

По счастью, вскоре Рипертон познакомилась с Маршаллом Чессом, сыном основателя Chess Records Леонарда Чесса. Младший Чесс замышлял довольно амбициозный проект — группу, способную в конвейерных масштабах производить музыку, одинаково понятную как черной аудитории, так и нарождавшемуся движению хиппи. Руководить проектом он поручил аранжировщику всяческой афроамериканщины Чарлзу Степни. В ведомство ветерану поручили чикагскую гараж-роковую группу The Proper Strangers, состоявшую из волосатых белых ребят, и готовый при Жане Мартиноне на любые авантюры Чикагский симфонический оркестр. Для полного комплекта разнорасовому коллективу оставалось только найти вокалистов. Рипертон была идеальной кандидатурой — и с легкостью вписалась в проект.

Когда окрещенная Rotary Connection группа собралась в студии для первых совместных сессий, до первого альбома Sly & the Family Stone оставалось еще полгода, до «Cloud Nine» The Temptations — два, о термине «психоделический соул» никто никогда не слышал — поэтому затея Чесса многим казалась безумной. Первая пластинка Rotary Connection именно что безумной и вышла: оркестровки Степни по своей эксцентричности напоминают то ли Прокофьева парижского периода, то ли раннего Онеггера; количество используемых инструментов превышает арсенал The Beatles времен «Сержанта Пеппера»; песни — как оригинальные, так и каверы на Дилана и The Rolling Stones — по своей форме больше похожи на works in progress, недописанные демоверсии. Ужиться друг с другом и отполировать свой звук Rotary Connection удалось только к четвертому своему альбому — «Songs» 1969 года.

«Songs» и вышедшая в 1971-м последняя пластинка коллектива «Hey Love» — пожалуй, две их единственные записи, заслуживающие пристального внимания. На «Songs» Rotary Connection отыгрывают роль кавер-группы, исполняющей хиты того времени, — но отыгрывают первоклассно. В руках Чарлза Степни песни вроде «The Weight» The Band, «Tales of Brave Ulysses» Cream, «Salt of the Earth» The Rolling Stones и «Burning of the Midnight Lamp» Хендрикса превращались из держащихся своих рок-корней вещей в роскошные мистические сюиты, ни по форме, ни по духу не похожие на оригиналы. Вольное обращение с материалом, умение ловко сдвинуть акценты (послушайте, например, «Burning of the Midnight Lamp», из песни о мужском одиночестве в исполнении Рипертон трансформирующуюся в молитву по всепоглощающей тоске), фантастически сфокусированный звук, выраженный средствами куда более скромными, чем на ранних пластинках группы, — на «Songs» Степни прекрасно раскрыл свой талант аранжировщика. На «Hey Love» он же феноменально раскрывает талант композитора — если к первым вещам Rotary Connection могут быть претензии, то к девяти маленьким шедеврам на самом их последнем альбоме вопросов не возникает вообще. Вопреки законам жанра, грув в них уступает место мелодиям — из чего получается, возможно, не такая танцевальная музыка, как у The Temptations того времени, но куда более глубокая и всеохватывающая. «I Am the Black Gold of the Sun», лучшая песня пластинки, лучшая — в карьере Rotary Connection и, может быть, одна из лучших вообще, вовсе звучит как Мировой океан — сверхъестественно мощно, предельно объемно и грандиозно.

Рипертон в Rotary Connection была на первых ролях — ее голос в буквальном смысле пронизывает лучшие песни группы. Выступая первой вокалисткой, она пела до безумия просто и трогательно; будучи на вторых ролях, с легкостью и вовремя — обычно в эмоциональных кульминациях песен — разгонялась до безупречного свисткового регистра, в лад с мистической музыкой Rotary Connection звучавшим как таинственное чудо природы. Но этому голосу, конечно, в рамках Rotary Connection было немного тесно — что Степни после нескольких лет работы в группе осознал и предложил Рипертон записать сольный альбом. Вышедший в ноябре 1970-го «Come to My Garden» — одна из тех пластинок, о которых никогда ничего не знаешь, но, познав которые, не можешь расстаться с ними всю жизнь. Сравнить ее с ходу можно разве что с «Occasional Rain» Терри Калье и с «Moondance» Вана Моррисона — она близка к ним по дождливо-меланхоличному настроению аранжировок и по призрачности мелодий (особенно это заметно на «Rainy Day in Centerville» — магической, не поддающейся конкретному описанию песне длиной в шесть минут). Тяжелая психоделия Rotary Connection уступила место буколическому соулу, в котором струнные будто проходят по пунктиру мелодий и грува — а ведущие музыку вперед аккорды гитары и фортепиано оказываются нестойкими и размазанными. Но все это очень приблизительные сходства: в «Come to My Garden» нет ни городского блюза Калье, ни деревенской тоски Моррисона, нет характерного невеселого мужского неудовольствия жизнью. Рипертон исполняет «Les Fleurs», первую песню на пластинке, от лица цветка — и эта роль, в каком-то смысле, конечно, изображающая женщину как стереотип, ей все равно очень подходит. Она поет о самых нежных и самых хрупких вещах — снах, беременности, легкой, лишь обозначающей себя страсти, — точно как цветок на сильном ветру, того и гляди слабый стебель сорвется.

У этой тончайшей нежности «Come to My Garden» были вполне бытовые причины: как раз в 1969-м, в год записи альбома, Рипертон вышла замуж за белого хиппи по имени Ричард Рудольф, в которого была влюблена беззаветно. После распада Rotary Connection в 1971-м пара переехала в университетский городок Гейнсвилл во Флориде, где Рудольф работал диджеем на местном радио, а она растила маленьких детей. С карьерой певицы Рипертон на некоторое время покончила — по крайней мере формально: под флоридским солнцем и в окружении подгузников и детских игрушек пара продолжала сочинять песни — еще более хрупкие и личные. Именно в таком положении их в 1973-м нашла фирма CBS — и предложила переехать в Лос-Анджелес, записать новый альбом и вообще вернуться на большую сцену.

Удивительным образом, но за камбэк Рипертон, совершенно неизвестной по меркам индустрии певицы, оказался ответственен не кто иной, как Стиви Уандер, — вышедшая годом спустя пластинка Рипертон «Perfect Angel» спродюсирована и частично написана именно самым популярным соул-певцом семидесятых. Понять это на слух откровенно сложно: на «Perfect Angel» нет ни следа знакомых по пластинкам Уандера ударного фанка и высокодуховных баллад — наоборот, как и следует ожидать, это альбом глубоко интимный и стилистически разрывающийся между легкой поп-музыкой в стиле The Carpenters («It’s So Nice (To See Old Friends)»), мощным семидесятническим роком («Reasons») и акустическими песнями о любви («Seeing You This Way»). Со всеми этими жанрами Минни справлялась играючи — но ее фантастическая подача первосортного материала не спасла пластинку от провала. Полгода на копиях «Perfect Angel» оседала пыль музыкальных магазинов — пока Рипертон с Рудольфом не решили выпустить четвертым (!) синглом с альбома короткую песенку «Lovin' You», сочиненную в качестве колыбели для дочки Майи и записанную в самый последний момент.

Про «Lovin’ You» стоит сказать отдельно. В США и Англии эта песня уже давно стала синонимом ширпотребной легкой музыки из семидесятых — именно в таком смысле она, например, высмеивается аж в первом сезоне «Саус-Парка», вышедшего, на минуточку, еще в 1997-м. Во всем виновато ее чрезмерное тиражирование — иначе и не объяснишь: послушать «Lovin’ You» свежими ушами — и можно лишь услышать неплохую и крайне умно аранжированную привязчивую балладу, в которой нет ничего смазливого или дешевого. Безусловно, она никак не намекает на то, что Рипертон когда-то могла записать такой эксцентричный шедевр, как «Come to My Garden», — но в то же время многое про певицу объясняет. «Lovin’ You» подкупает своей чистотой, искренностью и нетипичным для подобного толка песен отсутствием наигранности — просто потому, что Рипертон и Рудольфом правда жили в гармонии друг с другом и настоящей любви. На всех последующих альбомах певицы нет практически ни одной песни о любви несчастной — зато много песен о любви счастливой и совершенно бытовой, обходящейся без лишних метафор. «Мир — ужасно одинок/и нужно стараться/найти любовь/и за нее держаться»; «Ты всегда был рядом,/когда я нуждалась в тебе,/в тебе я обрела/любовника и друга». Возможно, тексты Рудольф и Рипертон не были образцами высокой поэзии, но в сочетании с их абсолютно семейной, в хорошем смысле кухонной музыкой оказывались идеальным описанием супружеского счастья. Рассказывать о своей радости в заполненном цинизмом мире и делать это с достоинством — серьезное умение, подвластное немногим. Рипертон и Рудольф так могли.

После «Perfect Angel» она записала еще три альбома, все — прекрасные, все — прошедшие совсем мимо широкой аудитории, на всех есть по песне на века: на «Adventures in Paradise» — сексуальная и протяжная «Inside My Love», на «Still in Love» — гениальный диско-опус «Stick Together», на «Minnie» — опустошающая своей скрытой грустью «Memory Lane». Большего достичь помешала трагедия, о которой написано в первых же строчках любой биографии Рипертон: в 1976-м ей диагностировали рак груди, который в конечном итоге она не смогла победить. Исполняя заканчивающуюся плачем «спаси меня, спаси меня, спаси меня» песню «Memory Lane» во время своего последнего телевизионного появления, Минни уже совсем плохо выглядела: на ней был нелепый парик, а ее правая рука была совсем онемевшей. В случае Рипертон, впрочем, рак — не просто строчка в биографии, не просто причина смерти, но и важная часть ее наследия. Сейчас, когда Анджелина Джоли открыто говорит о перенесенной мастэктомии, трудно поверить, что когда-то рак груди считался чуть ли не табуированной темой — его если и обсуждали, то мало, а публичные женщины, по которым болезнь ударила, старались держать ее в тайне. Рипертон была первой, кто об этом заговорил открыто. Она приходила на вечерние шоу — и подробно рассказывала о своем лечении; она не стеснялась говорить о том, что ей пришлось удалить грудь; она работала с Американским онкологическим обществом, организовывавшим ей публичные выступления в десятках американских городов; она, в конце концов, записала короткую, но мощную телевизионную социальную рекламу — за несколько лет до того, как Юл Бриннер с экрана телевизора заговорил с Америкой о раке легких, за десятилетие до того, как Нэнси Рейган решилась на мастэктомию, и за десятки лет до того, как подобные ролики стали обыденностью. Мэрайя Кэри любит рассказывать о том, как, услышав в раннем возрасте «Lovin’ You», захотела петь — возможно, тысячи куда менее музыкально талантливых американских девочек конца семидесятых, увидев одно из телевизионных выступлений Рипертон, узнали о том, что такое рак груди.

Судьба Рипертон на бумаге выглядит трагично во многих отношениях: рак, отсутствие должного прижизненного признания, многочисленные карьерные неудачи — но, если песни не врут, жизнь ее была счастливей многих других. Она смогла найти бытовое счастье и могла заниматься тем, что хотела делать, — две привилегии, пользоваться которыми одновременно могут позволить себе очень немногие. Последней записанной ей песней оказался кавер на «Light My Fire» — песню, в которой, как известно, сообщается, что «we couldn’t get much higher». Иногда для того, чтобы оказаться выше всех остальных, не нужно делать невозможное. Иногда достаточно просто быть.