Страх, недосып и музыка в Токио: дневник с RBMA

Приглашение и прибытие

Я получила письмо с приглашением на RBMA в Токио ровно на следующий день после того, как решила больше не заниматься своим проектом NV. Это было тяжелое решение, я его месяц обдумывала, и поэтому было очень смешно, что я моментально получила от жизни пинок под зад, как только поставила точку не там, где надо.

Вообще, с того момента мне стало казаться, что я герой какого-то фильма, и все действительно было как в кино, с самым нелепым набором клише: к примеру, Ларри, другой участник, получил свое письмо в день рождения сына, а Ник и Лафанда заполняли свои анкеты вместе в клубе по приколу — и вдвоем прошли отбор.

Прилетев в Токио, я забрала свой тяжеленный багаж (в основном из-за инструментов — до сих пор проклинаю свой сетап) и вышла к хрупкой японке, которая меня встречала. Она дико нервничала, у нее дрожали ноги и челюсть, когда она говорила. Это было забавно, потому что я тоже сильно нервничала, и мы как бы усиливали нервозность друг друга. Рядом с ней стояла девочка, которую я приметила еще в самолете, решив, что она вполне могла бы быть участницей RBMA, — и не ошиблась. Это была Ясмин со сценическим именем Лафанда — ей почему-то купили билеты через Россию.

Мы ехали из аэропорта до Токио почти 2 часа, и Лафанда стала моим первым испытанием на пути в RBMA. После полета и недосыпа я с трудом поддерживала беседу и переживала, что ничего не знаю о своей спутнице, но разговор более-менее удался, и в процессе выяснилось, что она тоже ничего и никого не знает (ну, кроме Зебры Каца и своего друга Ника) и видела список участников один раз.

Если бы мне кто-то сказал пару лет назад, что я торжественно въеду в город мечты под песню Сиины Ринго по радио, я бы не поверила, но так оно и было. В отеле нас встретили ребята-организаторы, сразу вручили нам сумочки с буклетами об искусстве, об участниках, диск со всеми прибывшими артистами и теми, кто приедет после нас во вторую смену, а также телефоны-раскладушки. Их все называли magic phone — наверное, потому что никто так и не понял, как отправлять с них СМС (я лично научилась только в середине второй недели). В мобильниках сразу были все нужные имена и пара странных функций — котик, то и дело появляющийся на экране непонятно зачем, и телевизор. Номер в отеле мне достался 808-й — кто знает, тот поймет.

Первые впечатления и знакомство

На следующий день мы все собрались в холле — 30 человек из разных стран. Я все еще умирала — хотела спать, а ко мне подходили приветливые красивые люди, называли свои имена, я честно пыталась их запомнить, но это было бесполезно. Это сейчас я всех знаю по имени и фамилии, а всю первую неделю мы обращались друг к другу исключительно по названию страны: «Ну что, Раша, ты доделала трек?»

В первый день нам провели ознакомительную экскурсию по потрясающему зданию, в котором нам предстояло провести две недели в студиях и на лекциях. Все студии были оформлены инсталляциями разных современных художников, за одну из них, с красивыми керамическими фигурами, было даже боязно — я думала, что они не доживут до конца, но все обошлось.

Минималистичное здание, в котором расположилась RBMA, проектировал известный архитектор Дзюн Аоки (советую погуглить его работы), а за архитектуру помещений отвечал не менее именитый товарищ — Кэнго Кума, часто работающий с деревом. Он соорудил 8 уютных комнат-студий в центре четвертого этажа и по периметру создал нечто наподобие сада с террасой, цветами, кустами и даже двумя птичками, которые жили прямо там. Таким образом, пространство поделилось на три части: студия как дом, терраса как сад, и за окнами виднелся урбанистический Токио — пейзажи с трубами и коммуникациями на крышах соседних зданий, небоскребы где-то вдали. 

В первый день участники должны были знакомиться друг с другом — каждый должен был по очереди рассказать о себе и поставить 2 минуты своей музыки. Казалось бы, что может быть проще. На деле это был жуткий стресс, причем для всех. Видно было, как люди — даже те, кто выступает перед многотысячной толпой и издается на известных лейблах, — смущаются, краснеют и так далее. Это был один из главных уроков RBMA: все мы люди, успешные или не очень, каждый не лучше и не хуже другого, мы все равны. А когда у нас есть страсть — музыка — и мы ей серьезно заняты, то просто чей-то успех приходит раньше, а чей-то — позже. Думаю, мне даже помогло то, что я ни о ком из них толком ничего не знала и мне было сложно оценить масштабы известности и влиятельности некоторых участников. Думала, что все они такие же лошки, как и я.

Тем не менее от страха я не могла есть в тот вечер (хотя нас кормили потрясающими сашими из тунца) и нервничать перестала только после второй рюмки саке и разговора с Ом'Масом Китом (про которого я тоже ничего не знала до презентации). Ом'Мас известен как человек из The Sa-Ra Creative Partners и один из продюсеров «Channel Orange» Фрэнка Оушена (а это один из моих любимых альбомов вообще). Поедая тунца с невероятным аппетитом, Ом'Mас, чтобы хоть как-то меня приободрить, начал рассказывать, что побывал в двух городах в России: в Москве и Казани, откуда я родом. Мы оба удивились таким совпадениям; как заметил мой друг, в такие моменты всегда жаль, что нет под рукой чак-чака.

Вообще, перед собственной презентацией я на всякий случай настроилась, что, возможно, никто со мной не захочет работать. Помню, я сказала, что не умею писать мрачную музыку, в итоге ко мне за вечер после этого подошли человек 15 и сказали, что мне ни в коем случае не надо скатываться в мрачняк: «Пожалуйста, Кейт! Давай лучше сделаем веселую песню вместе!» Я даже испугалась немного, это, наверное, был мой самый первый в жизни мощный фидбэк.

Расписание и лекции

Расписание RBMA было составлено примерно таким образом: с утра мы приходили из отеля в здание, завтракали, первая лекция (все лекции должны были идти примерно по часу, но на деле всегда шли по три), обед, вторая лекция, ужин и вечернее мероприятие, на котором выступали участники и другие музыканты из Японии и не только.

Времени на работу в студии расписание как будто и не предполагало — и это был полный провал. То есть ты либо приходишь заниматься треками перед утренней лекцией, либо после вечеринки — и сидишь до утра. Я как человек, ни разу в жизни не сталкивавшийся с джетлагом, вспомнила самые тяжкие годы в архитектурном. Но там хотя бы был шанс пропустить занятия, а здесь такого шанса не было, так как лекции действительно хотелось посещать. Это был кошмар, первые несколько дней я просто выживала: выглядела как зомби, по утрам смотрела на себя в зеркало и пыталась понять, как люди не боятся со мной разговаривать. И вообще, самая популярная фраза на RBMA за все две недели была «I’m so tired», я в конце предложила нам всем набить памятные татуировки с этими словами. Но, несмотря на это, было невероятно круто.

Подробно писать про лекции особого смысла нет — почти все можно будет посмотреть на сайте академии. В целом RBMA не о технических моментах (многие из участников со мной согласятся), а о мироощущении музыканта и о социальном опыте. Академия похожа на пионерский лагерь — только со взрослыми людьми, которые понимают или стараются понять, что они делают, чего хотят; которые искренне любят музыку, открыты всему новому и готовы к работе над собой. К слову, в самом первом письме от академии было написано, что только здесь я могу быть максимальным музыкальным задротом — такой, какая я есть. Я тогда подумала: «Какой кошмар, ведь я совсем не задрот» и только в Токио поняла, что имелось в виду — лекции со стороны, если ты не музыкант и не интересуешься особо музыкой, могут показаться и правда очень задротскими. Всех действительно интересовало, кто, что и как делал, когда был молод, как сочинил тот или иной трек — в общем, все то, о чем Женя Горбунов (NRKTK, Glintshake, Interchain. — Прим. ред.) обычно считает недопустимым говорить в интервью, потому что скучно, никому не надо и так далее.

Вот, например, сидит перед тобой Джеймс Мтуме (прославившийся в 1970-х R'n'B-музыкант. — Прим. ред.), рассказывает, как играл с Майлсом Дэвисом, вспоминает смешные истории про него и Колтрейна; рассказывает, как ребята из Wrigley’s пытались его засудить за песню «Juicy Fruit», а потом восторженно добавляет, что еще никому не рассказывал эти истории и что это его лучшее интервью за всю жизнь, потому что обычно ему задают очень тупые вопросы. Лекция Мтуме была вообще одной из лучших — тот самый случай, когда после разговора с человеком захотелось убежать в студию и попытаться что-то записать прямо сейчас. Джеймс был первым, кто выразил все мои мысли по поводу сегодняшнего состояния мейнстримовой поп-музыки, которая застряла в развитии и забыла, что очень важно меняться и никогда не возвращаться назад. 

На третий день лекцию читал Бенджамин Райт, работавший с Куинси Джонсом и Майклом Джексоном. Скрипки в «Don’t Stop ’Til You Get Enough» и «Rock with You» (а также на альбоме «The 20/20 Experience» Тимберлейка) — его работа. Лекция Райта тоже была одной большой невероятной историей о человеке, который всем сердцем желал заниматься музыкой и сделал для этого все.

Лекция Райта пришлась на третий день и разгар джетлага, так что после нее всех участников дружно вырубило прямо в лекционном зале. Когда я проснулась, мне внезапно сообщили, что все отправились в главную студию джемить. К моменту, когда я зашла в комнату, все инструменты были уже разобраны, а вдохновленный Бен ходил и говорил, что сочинил цепочку аккордов и сейчас мы ее дружно сыграем. У нас ничего не клеилось, все играли так себе, потому что никто особо не умел играть ни на гитарах, ни на барабанах. Мы сидели с Ником из Teengirl Fantasy за пианино и смеялись над собственной беспомощностью.

На следующий день Бен писал скрипки в трек, который всю ночь сочиняли Алехандро, Марко (из Tiger & Woods) и Керри Чандлер. Кажется, никто из авторов не смог присутствовать на записи, так как их просто вырубило где-то еще в начале дня и им пришлось покинуть здание.

Наверное, больше всего меня поразили 2 лекции — Джеймса Мтуме и Михаэля Ротера из Neu! и Harmonia. Последняя скорее тем, чего я никогда до этого не встречала настолько молодого душой и взрослого сердцем человека. Язык не поворачивается назвать его дедушкой, хотя ему 64. Он невероятно спокойный, добрый, умный и совершенно не старый человек. Выражение «горящие глаза» — абсолютно про него. Мне пришлось убежать на свой саундчек, не дослушав лекцию, хотя очень хотелось, но мы обменялись контактами и, надеюсь, встретимся с ним совсем скоро в Берлине.

Кроме лекций, почти каждый день проходили концерты в разных клубах. Я могу однозначно сказать, что ребята из RBMA проделали очень крутую работу по подбору площадок и организации мероприятий: у каждого из них была особенная атмосфера, и все выступления были удачными как минимум потому, что площадки очень подходили музыкантам.

Лучший концерт первой недели для меня случился в небольшом клубе, где всех заставляли снимать обувь, потому что на полу лежали татами. Мы тогда приехали послушать участника из Португалии Дэниела, который играет нойз под именем MMMOOONNNOOO. Я долго пыталась выяснить, кто еще в лайнапе, и никто не мог сказать что-то внятное, мне все отвечали «какие-то японцы». В итоге «какими-то японцами» оказались Melt-Banana! Выяснилось, что Xosar и LAO их тоже очень любят, и мы в итоге втроем уговорили абсолютно всех остаться на этот концерт.

В тот вечер мы мощно напились в клубе и решили с девочками создать группу наподобие Spice Girls. Мы поехали в студию, пропустив Sleepy Concert, на котором все должны были спать (ах, спать!) под музыку в течение пяти (ах, пяти!) часов. Но мы же не спать приехали — поэтому выбрали студию.

Конечно, находясь в рамках расписания RBMA, хочется растянуть день часов на 30, а то и больше. На второй день уже стало понятно, что выйти за пределы здания при таком плотном графике очень и очень сложно. Представьте, каково это — просыпаться утром, видеть за окном Сибую и огромный парк, а где-то за ним небоскребы Синдзюку и не иметь абсолютно никаких сил, чтобы даже пойти в ту сторону. Впрочем, в выходные мы все-таки прогулялись, прошлись по Харадзюку, видели магазин игрушек на 5 этажей, зашли в Акихабару — отаку-район, где продается дешевая техника, а также экшен-фигурки, манга и так далее.

Люди и коллаборации

До поездки я думала, что это очень легко — писать музыку вместе с кем-то. У меня ведь даже был богатый опыт. На деле — всю первую неделю мне казалось, что я ни с кем не могу работать, я ходила вокруг студий кругами, не зная, куда себя деть. Все вокруг говорили: «Никакого давления, делайте что хотите», но давление шло изнутри. Я, например, знала, что Ом'Мас посоветовал Зебре записать трек со мной, это ввергло меня в дикий ступор и я так и не смогла ничего путного сочинить. Полный провал.

Время поджимало, а мне в какой-то момент стало казаться, что я просто разучилась общаться с людьми. И именно тогда меня спас Ларри Гас. Или мы друг друга спасли. Я сходила на его концерт и была под впечатлением. Не только я — все офигели. Без шуток, Ларри очень крутой живьем, из него вылезает что-то нечеловеческое во время лайва. Я тогда сразу поняла, что делать трек надо с ним. И мы как-то сразу сошлись: Ларри постоянно шутит, а я постоянно смеюсь — просто идеальное сочетание. Так и работали: я играла что-то на своем синтезаторе, а Ларри говорил, как ему все нравится. Иногда я думала, что, если я просто упаду на клавиши лицом, ему тоже понравится, к тому же меня дико веселило, что он ненавидит аналоговые синтезаторы, которыми были напичканы студии, и приходил в восторг от всех накрученных мною звуков на моем цифровом Novation Ultranova.

В итоге мы очень классно провели время, выяснили, что любим одну и ту же музыку, правда, доделывали трек в адской спешке и сумбуре на радиостанции RBMA, так как все остальные студии были заняты. 

Вообще, мы пришли к выводу, что идеальное количество недель для академии — три. Первую неделю ты приходишь в себя, отсыпаешься и пытаешься запомнить людей, на второй начинаешь со всеми писать треки, на третьей спокойно все заканчиваешь. А так это гонка на выживание.

Когда я поняла, что все подходит к концу и вот уже скоро будет listening session, а потом мы разъедемся, мне стало немного жутко. Мне даже было плевать на Токио, хотелось провести со всеми ребятами еще хотя бы немного времени, и было абсолютно неважно — где; главное, чтобы была возможность делать музыку. Мне вообще кажется, что от людей мне снесло крышу больше, чем от Японии. Я только к середине второй недели расслабилась (наверное, потому что я наконец сыграла концерт, из-за которого сильно нервничала) — а тут уже пора сворачиваться. За две недели каждый участник раскрылся для меня как личность, и я окончательно осознала, какие же все крутые и талантливые. То есть это было очевидно сразу, но под конец меня капитально накрыло этим осознанием. Осознанием того, какие глубокие, открытые, талантливые люди меня окружают и как они любят то, что делают, как искренне радуются друг за друга и способны свободно мыслить и воспринимать любую музыку не в штыки, а с интересом.

Было много невероятных моментов, благодаря которым я поняла, что за время жизни в Москве разучилась смотреть глубже, дальше, разучилась давать шанс другим людям. Когда ты думаешь, что все понял про человека — что он такой простой парень из какого-нибудь неблагополучного района, который выглядит и ведет себя так, что маме его лучше не показывать, — именно тогда и случается нечто, что переворачивает твое представление о нем с ног на голову. Например, он сидит рядом с тобой, слушает Дебюсси и плачет, потому что, оказывается, очень любит Дебюсси. 

Концерты

На второй неделе у нас состоялось три концерта в очень крутых местах. Первый — возле национальной галереи, где прямо в пруду соорудили зал и сцену. На японский сад проецировали какие-то узоры, моросил дождь, и все укрыли полиэтиленом, а зрителям выдали дождевики — все было в блестящем полиэтилене и выглядело потрясающе, будто в паутине. Правда, от концерта у меня осталось довольно глупое ощущение: участница RBMA Ана отыграла отлично, а вот диджей Краш с оркестром национальных инструментов выглядел и звучал как-то нелепо.

Следующий концерт проходил в бункере возле какого-то университета. Это вообще был лучший клуб. На входе всем выдавали респираторы, внутри все было бетонное и в дыму (в Японии, кстати, все непрерывно курят в клубах, у меня каждый раз на вечеринках от непривычки чуть глаза не вытекали).

В тот вечер очень круто отыграли Алехандро Пас, а потом Xosar, которая вообще всю ночь не спала и волновалась, потому что ей не могли никак арендовать второй Korg Electribe (смешно не найти Korg в Токио) и она пыталась как-то сделать программу всего с одним. Попутно сочинила, кажется, 2 новых трека.

Я играла на самой последней вечеринке — в караоке-клубе, в котором как раз снимали фильм «Трудности перевода». Это удивительная история, потому что, когда фильм только вышел, мне очень много друзей говорили, что я похожа на главную героиню. Забавно то, что теперь я еще хожу с цветными волосами и выгляжу уже почти так же, как она, когда пела в том самом караоке-баре.

Сама комната была очень маленькой, поэтому, когда в нее забились участники, все окна сразу запотели и стало очень жарко. Мне казалось, что я дико налажала по всем фронтам, но никто ничего не заметил. Я считаю — это успех! Ну и вообще, как говорил Джеймс Холден на своем утреннем воркшопе, нет смысла играть такой лайв, где вы не можете ошибиться, всегда должен быть элемент риска. Примерно так я себя и успокаивала. После концерта мы быстро напились, забежали в свободную караоке-кабинку вместе с Ларри и Джеем (Palms Trax) и начали петь.

Я не знаю почему, но выбор пал на The Smiths, New Order и The Cure, а затем к нам пришло очень много людей — и мы впали в старперство: спели «Total Eclipse of the Heart», ужасную песню Scorpions и закончили Бритни Спирс. Судя по баллам, лучше всего удалась Бритни.