Лучше позвоните Солу: адвокат Железников о защите «Солянки», Тесаке и Левиафане

• Давайте начнем с «Солянки». Еще раз — в чем причина злоключений клуба?

• В арендных отношениях между городом и клубом существовал посредник — НОУ ДПО «Колледж «Экономика». В какой-то момент у колледжа экономическая ситуация стала мрачной, и он начал задерживать арендные платежи, которые владелец «Солянки» Роман Бурцев ему передавал. Департамент имущества Москвы разбираться в деталях не стал и выставил субарендатора из помещения. Здесь большой простор для работы адвоката. Такие действия должны совершаться приставами с исполнительным листом. Но, понимаете, у нас зачастую правосудие осуществляется на глазок: если государство считает, что кто-то виноват, то процедуры подтягиваются. Когда это все произошло, мы вызвали полицию по 02. Приехали два полицейских и грустно нам сказали: «Ну вы же все понимаете. Видите, здесь вот мужчина серьезный с удостоверением из правительства Москвы».

• И вы полицейских не просили подписать никакую отказную бумажку? В фильме «Левиафан» доходчиво ведь объяснили, что везде надо брать письменный отказ.

• Любой адвокат — прежде всего представитель интересов доверителя. В данным случае нашим доверителем был Роман Георгиевич Бурцев. Я полагаю, что отказ от бурных действий, которые могли бы последовать за закрытием «Солянки», — проявление мудрости. Потому что «Солянка» не просто какая-то точка общепита. Много ресторанов в Москве, и их исчезновение не сказывается на культурной жизни города. Но «Солянка» — это культурный центр прежде всего. А коли так, то с общепринятой практикой имущественных споров к нему подходить нельзя. Роман, очевидно, отложил беседы о будущем заведения на более поздние сроки. И я думаю, что они продолжились во внесудебном ключе. Если Роман сочтет необходимым откопать топор войны, мы ему поможем и деньги за услуги брать не станем, потому что этому месту мы обязаны многими приятными переживаниями. Судя по тому, что новогодние вечеринки «Солянки» прошли в «Музеоне», подведомственном Департаменту культуры, Роман Георгиевич ведет переговоры с правительством Москвы.

• Занятно, что от имени Депимущества выступала Анджела Гдлян — дочь знаменитого адвоката Гдляна, которая заявила, что ее совершенно не волнует культурное значение «Солянки». И мы знаем по опыту установки и сноса парковочных столбиков, что московские департаменты не всегда согласуют друг с другом свои действия. Вопрос: почему выдворение клуба произошло так стремительно и какие цели, по вашему мнению, преследует Департамент имущества?

• Могу только предположить: наше государство сейчас форсирует получение денег с чего бы то ни было. Это видно и по моей практике в области уголовного права — в любом преступлении ищется преступное сообщество, чьи деяния, как правило, связаны с конфискацией как с мерой уголовно-правового принуждения. В Москве много земли, которая используется под стоянки, а с них можно получать солидные деньги. И стоимость аренды особняка «Солянки» в историческом центре достаточно солидная.

• То есть город хочет выгнать оттуда какую-то ерунду в виде танцующей молодежи, посадить серьезный офис и получать с него нормальные деньги.

• Танцующая молодежь может остаться в особняке, если предложенная молодежью сумма заинтересует город на аукционе.

• Вообще ситуация с «Солянкой», когда между добросовестным арендатором и городом оказывается какой-то жулик, характерна для Москвы. А самая громкая история, когда ресторан ссорился арендодателем, была два года назад с рестораном «Хачапури» на «Павелецкой».

• Да-да, где баран Толик пострадал. Эта ситуация уходит корнями в 2000-е и практику рейдерских захватов, когда помещения были полем битвы для разнообразных бизнесменов и милицейских сил. Там настолько запутанный провенанс собственности, что трудно что-либо комментировать. Я лишь могу сказать, что в таких обстоятельствах не стоит решать проблемы с помощью взяток. Борьба с коррупцией привела к тому, что деньги берут, но ничего не делают. Вот такой фокус. Бывает, человек идет к решале. Он ему говорит: «Не тому давал. Неси мне». И далеко не всегда что-то из этой суммы передает. А то, бывает, говорят: «Знаешь, генерал не смог помочь, очень сложно все». — «А деньги?» — «Деньги отдал генералу». Смешно, да. Поэтому мы за транспарентную систему правовой помощи. Мы пришли к такому социокультурному этапу развития России, что престиж правозащитных профессий все-таки получил свое звучание.
• Ага, особенно после дела Магнитского.

• Знаете, я защищаю сейчас одного из первых лиц «списка Магнитского» и могу сказать, что Джейми Файерстоун (адвокат и партнер Сергея Магнитского. — Прим. ред.) оказался довольно экзотическим персонажем. И я закончу мысль: сейчас лучше не нести, потому что толковый адвокат будет раз в день писать жалобы на неправильные действия — и это подействует гораздо лучше. Ведь что есть система власти? Это галактика, в которой существуют разные центры притяжения. У чиновника, который не дает хода жалобе, в этой системе всегда найдется оппонент.

• Давайте перенесем наш разговор в сферу дельных советов. Вот очень много симпатичных маленьких бизнесов оказываются под ударом из-за конфликтов про недвижимость. Как себя обезопасить? Читать договор аренды с юристом?

• Сам же себе человек зубы не сверлит, когда у него зуб болит, правильно? Он обращается к профессионалу. Обязательно нужен поверенный в делах, которому нужно регулярно ставить задачи. Естественно, необходимо проверять все документы на помещение, снимать с них копии, проводить экспертизу. Если имеешь дело с субарендатором, надо, чтобы поверенный вышел на собственника. Необходимо удостовериться в том, что цепочка действует, если вы снимаете помещение по сложной схеме аренды. Хороший поверенный не боится задавать неудобные вопросы, да и арендодатель станет более дисциплинированным, если поймет, что сдает помещение не бородатому человеку в гетрах, а контрагенту, способному за себя постоять.

• Вы же вообще занимаетесь криминалистикой, «Солянка» более или менее случайна в вашей практике. А самым громким делом было, как я понимаю, защита Максима «Тесака» Марцинкевича. Почему вы за него взялись?

• Я не разделяю убеждений Максима, но он мощнейший человек. Есть такие люди, которые как щука в озере — чтобы карась не дремал. Он не создан для того, чтобы жить спокойной жизнью. Он рожден, чтобы поднимать бунты, усмирять бунты, быть схваченным, бежать, отсидеть, снова быть схваченным, написать книжку, ее запретят — вот это все.

• То есть у вас антропологический интерес к нему был?

• Скорее социологический. А во-вторых, не буду скрывать — большому делу рад любой адвокат. Важен был общественный резонанс, ведь мы работаем не только за деньги. Максиму вменяли 282-ю статью УК РФ, часть 2, — разжигание межнациональной розни с применением насилия, экстремизм. Первая часть — это просто разжигание, как если мы с вами напишем в «Афише–Город» что-то несоответствующее закону о борьбе с экстремизмом. Вторая часть — с применением насилия. Это если вы придете ко мне с оператором, у вас будет микрофон, а я, допустим, оттолкну вас, заберу микрофон и стану вещать экстремизм в прямом эфире. Разница огромная.

• А что был за инцидент?

• Он прокомментировал фильм «Сталинград» — эксперты пришли к выводу, что видеозаписи «демонстрируют идеологию скинхедов», — и разместил все это на ютьюбе. Наказание в любом случае уголовное, но санкции по второй части гораздо серьезнее, до пяти лет. И еще надо взять в учет, что у него это третья судимость. Мы бились как могли. Я работал с коллегами pro bono, и нам было интересно посмотреть, кого же так боится наше государство, что его охраняло три вида спецназа, он содержался только в спецблоке, он голодал, 60 дней не ел вообще. И действительно, каким бы поборником закона он ни был, он — гражданин, который имеет право на адекватный суд.

• А по-вашему — он враг государства или, наоборот, выразитель какой-то самой корневой его сути, ведь культ насилия, кажется, вполне созвучен теперешней российской идее?

• Он вообще враг всего, просто революционер. Вот он стоит в кандалах ножных, ставит ногу на батарею. Мимо проходит прокурор и говорит: «Сними ногу». Он: «А что мне теперь будет? Что ты мне еще сделаешь?» Он public enemy. Я был потрясен, как его уважают в тюрьме. Однажды мы пошли к нему на свидание в изолятор. В коридоре один из задержанных стал буянить, орать что-то — такой огромный детина. Максим выглянул, поздоровался с ним, после чего тот зашел обратно в комнату, извинился и стал себя тихо вести.

• Судя по тому, за какие дела вы беретесь, у вас вообще нет собственных взглядов. Вы представляли и Хирурга с «Ночными волками», и избитую полицейским журналистку Наталью Сейбиль. Вели дело пламенного западника Антона Красовского и представляли интересы Константина Малофеева, который негласно считается спонсором «русской весны»  

• Когда я защищал Марцинкевича или Красовского, то никоим образом не связывал акт защиты с политическими убеждениями доверителей. Я и таджиков-нелегалов защищал. Я не отождествляю с собой взгляды своих подзащитных, а отношусь к ним как к людям, в отношении которых допущена несправедливость. Российская правоохранительная система настолько велика и неповоротлива, что каждого человека персонально просто не в состоянии рассматривать. Слишком большой зазор в системе, и ее доводку делают именно адвокаты. Хотя ни при каких обстоятельствах я бы не смог защищать тех, кто, не дай бог, совершит какие-то противоправные действия в отношении моих друзей и близких.

• То есть любые маньяки, кровопийцы, педофилы — общепринятой этики для адвоката не существует?

• Один очень уважаемый юрист, на которого я работал, сказал мне: «Александр, если вам не нравятся негодяи, зачем вы выбрали эту профессию?» Конечно, я утрирую — негодяи никому не могут нравиться. Но каждый адвокат в определенный момент переживает эмоциональную ломку. Бывали случаи, когда мне было неприятно защищать человека, когда я понимал, что ему лучше посидеть в тюрьме. Но в известной степени у меня не было выбора. Если помните, в «Берегись автомобиля» следователь очень сочувствовал Деточкину, но тем не менее суд ему назначил наказание с подачи того же следователя. Так же и мы: государство обвиняет, мы защищаем. Это кредо.

• А после ломки уже никаких эмоций?

• Нет, почему — сопереживание тоже важно. Максим Сергеевич Марцинкевич, например, обаятельнейший человек с массой интересных историй, с потрясающей харизмой. Его потому и держали в спецблоке, потому и старались скорее осудить, что он способен заражать людей своими взглядами. Ему же дали пять лет сначала демонстративно, чтобы все об этом прогремели, а потом Мосгорсуд втихаря ему срок снизил.

• То есть скоро Тесак снова будет на воле?

• Нет. Под давлением наших аргументов срок ему был снижен Московским судом, но произошел еще ряд криминальных событий, к которым следствие считает причастным Максима. Если у нас есть решение, что этот человек должен быть изолированным от общества, то он будет изолирован. Связано это с конъюнктурой, это и Украины касается. Понимая это, я пытался привести Максиму священника, чтобы он как-то поговорил с ним, смягчился, и трудно сказать, как это повлияло на него. Ясно одно: он никого не убивал. Да, открытое исповедование и пропаганда определенных взглядов — это преступление. Просто я считаю, что санкция, предусмотренная 282-й статьей, приближена к наказаниям за убийства и другие тяжкие преступления. На мой взгляд, она не адекватна по тяжести. 
• А насколько вообще работает в России судебная система? Даже если взять, как показывают работу суда в американских и русских фильмах, — это две разные вещи. Там юристы выступают в качестве шоуменов, меняют ход истории, а в России — какие-то серые клячи бубнят приговоры.

• У них другая правовая система — англосаксонская, основанная на прецеденте. Когда судья там принимает решение, он, по сути, издает закон. У нас тоже есть прецеденты, но они имеют подзаконный характер.

• Ну давайте возьмем ситуацию из недавнего фильма «Судья», где в беспамятстве совершено преступление. Возможно ли что-то такое же в московской практике?

• Да, только верить в свои силы и силы своего адвоката. Нужно иметь определенную настойчивость. Я вам говорю: правовая система в России со скрежетом, но функционирует. У меня был потрясающий подзащитный: один француз, долгое время работавший в Узбекистане и вхожий в местную элиту. Когда на ту группу бизнесменов, к которой он принадлежал, начались гонения со стороны властей, он покинул страну. Тем не менее все арестованные дали показания, что он причастен к отмыванию денег. В какой-то момент француз прилетел в Москву и был арестован прямо в аэропорту Шереметьево. А он жил в Ницце, являлся кавалером чуть ли ни ордена Почетного легиона — и вот его сажают в изолятор для перемещенных лиц на Ярославском вокзале. Я прихожу — он там стоит на одной ноге в панике. Не понимает, почему так случилось, ничего не знает про эти показания. Я говорю: «Смотри, я тебе йогуртов принес». Он: «Здесь, наверное, ужин есть». — «Да есть, но на него смотреть лучше не надо». В деле речь шла о том, что либо он будет задержан до экстрадиции в тюрьме, либо будет находиться на свободе под залогом. И мы выиграли этот процесс — он перешел под залог. Никаких денег мы не давали — просто была кропотлива работа. В общем, надо знать по возможности своего оппонента. У нас, например, тогда прокурор не подготовился. Они часто уповают на то, что административный ресурс пойдет навстречу, что они зайдут к судье перед заседанием, дадут ему флешечку, и там все. И напрасно, потому что судьи все-таки ценят чужую работу.

• То есть в Москве есть какие-то выдающиеся судьи?

• Есть независимые люди — и есть те, которые вынуждены исполнять предписания системы, но стараются минимизировать ущерб, который они этим наносят. Еще пример. Я представлял интересы издательского дома Axel Springer, когда декабре 2011 года были массовые выступления и один из корреспондентов Forbes был задержан. Его забрали, как всех, запихали в автозак, и три дня его не могли найти. В итоге нашли его в отделении. Статья «Сопротивление полиции» подразумевает возможность задержания до суда. Судья, сидя в конторе в минуте ходьбы от отдела полиции, задержавшего человека, вынуждена вставать на позицию руководителя этого отдела. Задержали журналиста, он говорит: «Я показывал карточку «пресса», вы не имеете права меня трогать». Это нарушение Уголовного кодекса. Ему говорят: «Да, ты абсолютно прав, старина. Но чтобы мне не было стыдно потом пить чай с начальником отделения, чтобы он меня поддержал в моих ситуациях, я пойду ему навстречу. Все будут сидеть десять суток, пять суток, а тебе штраф 500 рублей».

• Но разве это не вопиющее нарушение принципов справедливости, когда возможность спокойно попить чаю обеспечивает свободу одному человеку, а всех остальных сажают?

• Про чай — условно, но это отношения. Это круговая порука, порочная система, связанная в первую очередь с тем, что у нас судят на глазок. Вот следователь решил, что обвиняемый виновен, он будет максимально стараться привести для этого доводы. Есть исключения — следователи, которые подходят взвешенно к делам. Как правило, это уже люди в звании не ниже подполковника. Они не выпендриваются своими возможностями перед адвокатами, они опытные и очень порядочные. Судьи — то же самое: чем старше, тем они, как правило, более взвешенно относятся к своим словам и последствиям своих решениям. Ведь понимаете, как устроена правоохранительная система? Есть оперативный сотрудник, его задача — обнаружить признаки преступления, и знак качества в его работе — это возбужденное следователем дело. За что он получает зарплату, премии и звания. Поэтому универсальное знание для всех попавших в беду: оперативный сотрудник никогда не будет добрым. Следователь от оперативного сотрудника отличается большим уровнем юридической подготовленности, он меньше допускает вольностей. Но и у него задача расследовать все в рамках общей концепции, которую ему спускают сверху или диктует обстановка. Он должен довести дело до суда, чтобы прокуратура его приняла. И самое главное — ему нужно, чтобы в суде обвинение устояло и он вынес обвинительный приговор.

• А с другой стороны — только потерпевший или подсудимый и адвокат? Никаких частных сыщиков?

• Есть частные сыщики, просто у нас нет такой состязательности, которая возведена в культ в Америке, — такого, что равно и мы, и прокуратура можем представлять доказательства или опровержения. Представлять мы можем, но следователь может просто не принять, не приобщить к материалам дела изыскания адвокатов. Поэтому надо тщательно готовиться к процессу, знать свой маневр, не давать взяток и законно отстаивать свою правоту.

• Последняя тема, которую хотелось бы обсудить, — кризис и неизбежное повышение криминогенной обстановки. Как вы думаете будет больше конфликтов хозяйствующих субъектов? Изнасилований? Дел по наркотикам?

• Самая царская статья всех кризисов — это 159-я, мошенничество. А так вообще в негативных обстоятельствах вся кривая преступности поднимается, соответственно, увеличится число пиковых преступлений. Экономическая часть УК будет более востребована. Например, растрата, 160-я статья; 159-я — там четыре состава, и обычное мошенничество, и в сфере предпринимательской деятельности; 165-я — это нанесение ущерба без цели хищения, она подходит под огромное количество жизненных событий. Допустим, если кто-то строил дом и не смог исполнить свои обязательства. Он даже ничего не украл, мошенничества в этом нет, но дольщики оказались обманутыми. От себя скажу, что, несмотря на свою профессию, я не советую людям, оказавшимся в трудной ситуации, идти на преступления. Потому что органы-то у нас работают. Это ложное представление о том, что они раздолбаи. Учтите, вас поймают и крови попьют.

• А у вас никогда не возникало желания посудиться с государством или с городом? За какие-то общечеловеческие дела?

• Мы практически всегда судимся с государством, это называется 125-я статья — обжалование действий следователя. А если речь идет об общественно-полезной деятельности, то существует огромное количество людей, которые не могут заплатить адвокату, и лучше я им помогу, чем будут отстаивать абстрактные права и бороться с левиафаном. Вот сейчас фотограф Ян Пухов осужден за наркотики. Он болен ВИЧ и умирает. Такого человека нет смысла держать в тюрьме, он просто должен выйти на волю, чтобы дожить. Вот такие вещи побуждают меня помочь, и мне это ближе, чем борьба с машиной, которая для изменений сама должна быть расположена. А сейчас государство приведено в походное положение и любые возражения трактуются как разговорчики в строю. Лучше помочь конкретным людям, чем бороться с системой. 

Советы, опубликованные в начале интервью, цитируются по фейсбук-странице «Железников и партнеры».