Существует ли «правильное» сострадание: антрополог о скорби в социальных сетях

Анна Соколова, кандидат исторических наук, научный сотрудник ИЭА РАН, аффилированный участник исследовательской группы «Мониторинг актуального фольклора», ШАГИ РАНХИГСФотография: из личного архиваТрагические события последнего времени спровоцировали новый виток дискуссии о том, в какой форме уместно выражать свою скорбь по незнакомым погибшим людям. Почти сразу после теракта в Париже в сети стали появляться изображения в поддержку Франции, а после того как фейсбук запустил специальный сервис, пользователи один за другим стали накладывать на свои аватарки французский триколор. Нововведение подстегнуло дискуссию о том, насколько уместно менять фотографию профиля в одних случаях и не менять ее в других.

Вопрос, какие формы для выражения скорби являются уместными, а какие нет, далеко не праздный, особенно если речь идет о людях, с которыми мы не были лично знакомы. И в данном случае скорбь выступает не только как личная, но как и социальная эмоция. В традиционной культуре, из которой проистекает значительная часть наших ритуалов, формы выражения скорби были регламентированы очень четко. Продолжительность и конкретные формы траура варьировались в зависимости от степени близости человека к покойному. Так, например, вдова должна была соблюдать траур значительно дольше, чем племянник, а соседи могли ограничиться только участием в похоронах и поминках. Правила определяли, как нужно скорбеть по усопшему императору, помещику или армейскому командиру. Но чаще всего скорбящие были или лично знакомы с усопшим, или играли роль символических родственников, членов большого патриархального коллектива (например, если умирал царь-батюшка). Какое дело было крестьянину из Тамбовской губернии до людей, погибших в Испании, Португалии или Франции? Да и как быстро распространялись новости по миру в середине XIX века?

Сейчас мы имеем дело с совершенно иной ситуацией: новости мгновенно облетают мир, а фотографии в социальных сетях и воспоминания о похожих трагедиях, случившихся когда-то рядом с нами или с нашими соотечественниками, только усиливают чувство сопричастности трагическим событиям. Но наша поминальная традиция не дает нам никаких готовых сценариев того, как вести себя в подобных ситуациях. Мы не знаем, как горевать о людях, погибших на другом конце света, которых мы никогда не видели, погибших в том месте, в котором мы, возможно, никогда не побываем. И действительно — как?

Одной из практик, позволяющих людям выразить свои чувства в такой ситуации, является создание спонтанных мемориалов из цветов, свечей, траурных лент, венков, записок, стихов, плакатов, игрушек. У такого коллективного поминовения есть несколько особенных черт. Спонтанный мемориал никто не организует. Никто не говорит людям, в какое место и когда приносить цветы. Чаще всего это место интуитивно понятно и как-то ассоциируется с погибшими. Непосредственно прощание и похороны — интимное мероприятие, на котором не ждут незнакомцев, в то время как спонтанный мемориал позволяет выразить свои чувства всем желающим. Участники не заключены в жесткие рамки похоронного обряда. Они могут приходить в любое время, в любой одежде и делать то, что считают нужным, не задумываясь при этом об уместности своего поведения. Спонтанная мемориализация дает также возможность выйти за пределы традиционно привычной продолжительности траура и скорби, что произошло, например, с мемориалом Немцов мост.

Кроме того, такое поминовение позволяет проявить эмоции, которым нет места в традиционных похоронах, такие как злость, уязвимость, острое чувство социальной несправедливости. Это позволяет перенести внимание с пострадавшего на социальный и культурный подтекст его смерти. Такая скорбь в знак протеста часто находит свое отражение в плакатах и записках на мемориале: «Кто ответит за Крымск?», «Stop the war!», «Борись!», «Преступников к ответу!». Спонтанные мемориалы становятся площадкой для высказывания о несовершенстве государства или общества.

Таким образом спонтанные мемориалы позволяют людям эмоционально реагировать на трагедии, непосредственно их не затронувшие. С другой стороны, эти практики выходят за рамки традиционного поминовения и таким образом взламывают мемориальный ландшафт. Именно на этом сломе становятся возможными и актуальными разговоры об уместности той или иной спонтанной формы поминовения.

Изучая современные процессы мемориализации, я регулярно провожу небольшие опросы в социальных сетях. Огромная популярность сервиса по изменению фотографии пользователя, предложенного фейсбуком после террористических актов в Париже 13 ноября, привела к тому, что на опрос по этой теме откликнулось на порядок больше пользователей, чем обычно. 70 % ответивших не изменяли фотографию профилия, а 60 % не чувствуют необходимости отнести цветы к посольству Франции. Такая активность людей, лично не участвовавших в спонтанных практиках, свидетельствует о том, что спонтанная мемориализация бросает вызов традиционным поминальным ритуалам. Именно поэтому обсуждение того, следует ли изменить фотографию профиля в память о жертвах того или иного события, начинает обсуждаться активнее, чем само это событие.

Появление в социальных сетях мемориальных фотографий пользователей, хештегов, фотоколлажей — это виртуальный аналог живых спонтанных мемориалов. Молниеносно распространяясь по лентам соцсетей, они также взламывают привычное течение интернет-жизни, как это делает гора цветов и свечей, которую вы встречаете по пути на работу. Впрочем, особенности интернета делают эту мемориальную волну более интенсивной, но в то же время и гораздо более быстротечной, чем живые мемориалы. Парадокс в том, что мемориальная активность интернет-пользователей, которую мы сегодня наблюдаем — чрезвычайно энергичная и такая же недолговечная, — вступает в противоречие с базовой идеей мемориала как способа воспроизводства памяти и в идеале ее увековечивания. Породит ли виртуальная среда новые формы выражения скорби, сопоставимые по долговечности с традиционными мемориалами? И какими они будут? Ответ пока что неизвестен — мы наблюдаем самые первые изменения традиционных мемориальных традиций.