Что происходит на московских заводах от ЗИЛа до табачной фабрики «Лиггетт-Дукат»

Василий

завод ЗИЛ, наладчик 6-го разряда

Наладчик — это когда у тебя есть станок с ЧПУ, линия станочная автоматическая, куда заходит сырье. Болванка идет, и станки ее автоматически обрабатывают — в итоге что выходит? Просверленная, сфрезерованная с резьбой деталь. Я сам на ЗИЛе с 1984 года работаю. Тогда это было мощное производственное объединение, целый город, считай. На головном заводе работали 75 тысяч человек — выпускали около 2000 автомобилей в год. Я был обеспечен тогда гораздо лучше, чем сейчас, да что там — гораздо лучше, чем многие. У меня 6-й разряд наладчика был, зарплата — до 400 рублей. Такие деньги получал, для сравнения, полковник. Это было объединение не только производственное, но и с социальной сферой: рядом был бассейн зиловский, был Дом культуры ЗИЛа, стадион «Торпедо-ЗИЛ», на котором мы устраивали дважды в год Спартакиаду. «Торпедо- ЗИЛ» тогда еще входила в Высшую лигу. На «Автозаводской» многие дома принадлежали заводу, там и до сих пор есть какие-то филиалы конторы. И по всему городу, особенно в тех районах на юго-востоке Москвы, где жили зиловцы, — там было множество общежитий, детских садов — у нас детских садов было более 30 штук.

Раньше всю продукцию распределял Госплан, поэтому автомобили уходили прямо с конвейера — в армию, в сельское хозяйство, в транспорт. Все поливалки, поднималки, заправщики — все были на шасси ЗИЛа. Тогда, бывало, едешь мимо ЗИЛа на Нагатинской пойме и видишь ровное поле крыш: стоят один к одному, и все эти километры были территорией завода.

После перехода к рынку на ЗИЛе стало скапливаться много бесхозных автомобилей, они не продавались. Те учреждения, которые покупали грузовики раньше — армия, сельское хозяйство, — больше не могли покупать их за деньги. Но при этом почти все корпуса завода продолжали работать. Все изменилось в этом году — в октябре месяце остановили почти все. Завод замер. Штат у нас хоть и не большой, но я вот, например, никакого плана не выполняю, а зарплату получаю. Обычный тариф, без премиальных. Сейчас я в прогуле по вине администрации — в итоге я получаю 7–8 тысяч.

Лужков здесь задумывал трассу для «Формулы-1» сделать, но ничего так и не достроили. Сейчас проект закрывают. Мой механосборочный корпус, первая литейка уже разрушены — все под ноль. На этом месте решили строить Ледовый дворец — уже начинают котлован копать, они это место назвали «Проект «Полуостров ЗИЛ». А до того как мой корпус разрушили, там в последний раз ремонтировали синюю правительственную «чайку». Делалось все вручную: заготовка, макет деревянный, на макете ее вручную выбивали. Это было эксклюзивное производство, дорогое, но в год раньше их делали 25 тысяч. Все политбюро ездило на ней. Собянин с Грефом говорили, что у них есть план, и мы теперь ­будем собирать иностранные автомобили, а наша фирма будет называться «Мос­АвтоЗИЛ». Но для этого нужно фирму найти, которая этой разработкой займется. От китайцев до Volvo — все пытались. Спрашивали, сколько средняя зарплата рабочего по Москве? Им сказали — 46 тысяч. А они ответили, что им проще в Калуге построить сборочное производство. Явно дешевле будет.

А вот недавно Дерипаска сделал заказ на новую машину на Горьковском заводе. Срезали верх, получился как бы кабриолет, и Сердюков принимал в итоге в ней парад. А сейчас привезли ее в наш корпус, она уже вся проржавела, потому что покрасили все на скорую руку, без грунтовки, обработки. А нам правительство сделало заказ на две машины к 70-летию Победы. Хотели, чтобы их сделали зиловцы. Ну что — захотели, значит, будем делать. До 2015 года начальник корпуса надеется, что будет работа. Вот эти две машины он и будет как-то вылизывать. А мы что можем? Просто жить и ждать.

Дамир

завод «Салют», инженер-электрик

Формально моя должность называется инженер-электроник. Я занимаюсь тем, что провожу заводскую сеть: хожу по всем цехам и протягиваю кабель внутренней сети. Очевидный плюс моей работы: у меня вся жизнь завода на виду, я почти каждый день обхожу его кругом — тяну сеть, устанавливаю оборудование, коммутаторы устанавливаю. Но попал я сюда случайно.

Есть в Москве бюрократические отрасли, есть отрасли «купи-продай», есть отрасли типа рекламы, и везде там нужны IT-специалисты, более-менее квалифицированные. Мне все эти отрасли одинаково отвратительны. Я работал в конторе, которая занималась IT-аутсорсингом в одном из департаментов правительства Москвы, это был комитет СМИ и рекламы. Я постоянно ходил и задавал себе вопросы, а зачем вообще эта контора, эта реклама омерзительная нужна. Не было никакого смысла в моей работе. Я чувствовал свою бесполезность. И хоть я мог и дальше работать в рекламе, я решил пойти на завод. И попал сюда. Основная продукция завода — газотурбинные двигатели для самолета. В основном для истребителей, для «сушек» разнообразных. Лопатки для газотурбинных двигателей я сам, конечно, не делаю, но зато есть ощущение того, что я в нужном месте. И делаю какое-то важное дело.

В моей работе есть свои плюсы. Одно дело станочник заводской обычный — он пришел на смену, и у него есть план, он должен его выполнить: начал работать от звонка до звонка. У него, конечно, намного меньше возможностей лишний раз попить чай или в туалет даже выйти в отличие от меня или от инженеров, которые могут по всему заводу ходить. У меня есть знакомый токарь одного из цехов. У него шестой разряд, высочайший, знак «Отличник министерства», полученный еще в советское время, он зарабатывает 27 тысяч рублей. Его квалификация намного выше моей, а при этом моя зарплата гораздо выше, чем у него. И это, конечно, дичь. Понимаю, что сейчас завод — это коматоз и бардак. И этот хаос я каждый день наблюдаю, но самое важное — то, что я могу наблюдать людей, которым нравится здесь работать, нравится делать то, что они делают.

Александр

табачная фабрика «Лиггетт-Дукат», машинист по обслуживанию линий обработки табака

Я работаю в табачном цехе — занимаюсь расщеплением, увлажнением, ароматизацией и выпуском резаного табака. Что происходит сначала? Табак приходит запакованным в короба — его распаковывают, пропускают через барабан измельчения, потом наносят на него соуса для вкусовых качеств. Вишневый, инжир — такие вот там названия. Мы все знаем, что есть заключения санэпидемстанции о высокой опасности этих соусов: например, не рекомендуется вскрывать эти пакеты руками. Потом пропитанный табак режут на специальных станках, потом сушат на сушильной установке и подают уже готовый резаный табак в сигаретный цех — там стоят скоростные машины, которые штампуют из него несколько тысяч сигарет в минуту. Во всем мире технология одинакова. Есть одно железное правило: если нормальный табак закупается — будут нормальные сигареты. У нас, например, технологические требования невысокие, все время удешевляют технологию — и качество не на высоте.

Нам никакого производственного плана не ставят — его как бы и нет. В прошлом году было 19 миллиардов сигарет в год, сейчас 15 где-то. Фабрика, используя антитабачный закон, делает реорганизацию производства, сокращения идут огромные, но ни одной копейки завод в этом деле не теряет. Уже почти 100 человек собираются выгнать по так называемому соглашению сторон. И ведь на заводе одни старики сейчас работают. Потому что схема такая — выжать все из людей — и выкинуть. Часто сотрудники уходят по состоянию здоровья — сердечно-сосудистые заболевания, онкология. Работодатель сразу пытается такие случаи замять. Принцип такой — не уйдешь за деньги, мы тебя додавим все равно… Плюсы свои тоже есть: поскольку производство вредное, нам отпуск дали дополнительный, сорок дней.

Сейчас на заводах много левых схем. Происходит это так. Штатные работники, во-первых, имеют приличный оклад, во-вторых, соцпакет. И работодатель, который хочет сократить расходы, старается от них избавится и взять заемный труд, так сказать, со стороны — человека за меньшую зарплату, которому не нужно предоставлять никаких гарантий. Так все в итоге и нанимают мигрантов. А более квалифицированному рабочему, чтобы получить следующий разряд, говорят: выходи из профсоюза, тогда мы тебе предоставим возможность поработать за более интересные деньги. Но ты не сможешь никакой претензии предъявить, ты будешь незащищен. То есть что получается? Теперь на заводе в итоге каждый сам за себя.

Правда, в одном мы победили. Наше начальство — японцы. Они смотрят на нас как на людей низшего сорта. Мы для них папуасы какие-то. Пытаются вдолбить нам, что мы единая команда, издают рекомендации корпоративные, объясняют, как себя надо вести, какой у нас кодекс поведения. Когда вышел этот кодекс, народ прочитал и сказал: а, понятно, нам что, нужно теперь всем стучать друг на друга, чтобы все было нормально? В общем, мы их быстро разоблачили и дали это понять. Теперь они все на эту тему молчат.

Завод, конечно, району очень вредил. Пыль — самый опасный фактор. Местные жители постоянно боролись с фабрикой, ходили заявления писали. Ведь запах и пыль по всему Орехово-Борисово. Но компания приглашает всех желающих на фабрику, на экскурсию. Небольшие подарочки дарила. Обедами кормила, площадочки детские реконструировала. Ну чтобы жители успокоились. А они что? Они в итоге и успокоились.

Cергей

ОАО «Мытищинский машино-строительный завод», бригадир механосборочных работ

Общая задача моего цеха — сборка рам тележек, пуповин вагонов, крыш. Начальник цеха дает мне чертежи, я делаю выписки на материалы, отправляю заготовителю, а тот в итоге мне нарезает материал. Я его распределяю — что на механическую обработку, что сразу собирать. Мы на нашем заводе собираем вагоны метро, рейсовые автобусы, сейчас вот готовится к выходу дизель-поезд. Он нужен для тех мест, где нет электрической передачи, но есть рельсы. Новая технология, у нас в стране масса такого.

Летом начали поступать на завод бракованные трубы, которые идут на воздушную систему вагонов метро. А это фактически значит, что не работают тормоза у вагонов. Разрыв трубопровода. Полное отсутствие тормозов, а мы бы так и гнали этот брак. В результате завод был оштрафован на 6 млн рублей, из-за этого нам зарплату подняли всего лишь на три процента.

С самого начала, когда человек только поступает на работу, у него обязанности четко не прописаны. Нет работы полдня — бери веник, иди мети помещения. Вот на таком уровне. Наша работа бывает очень опасной — даже погибают на рабочем месте. Потому что обычное дело — заставляют делать работу с нарушением техники безопасности. Одни, кто посмелее, могут отказаться, другие — нет. А с металлом работать очень тяжело. Молодой сварщик лет 30 и тот устает. К 40 годам со здоровьем проблемы уже серьезные. У меня вот профессиональное заболевание — отнимаются руки от инерционных машин. Эта сила старой закалки вроде меня, она уже заканчивается, отходит. А сзади нас ведь нет никого. Нет подготовленных — кто будет читать чертежи. Нет образованных, кто будет принимать решения.

Работать у нас на заводе неперспективно и неоплачиваемо. Образования, технической подготовки для нужд предприятия у нас в стране нет. С одной стороны — кадры должны выращивать предприятия. Но так как им досталась квалифицированная рабочая сила с советских времен — они сейчас этим не занимаются.

Поэтому у нас каждый сам за себя. А тех, кто приезжает издалека, у нас обычно используют как подносчиков снарядов. Но ведь и без них, с другой стороны, тоже никуда. Вот у нас на заводе первые три электрички с людьми приходят из города Александрова. А теперь представьте, что в Александрове появится работа, что это будет значить? Что эти люди останутся дома. А значит, наш завод встанет, обескровится. Станочников на заводе около 450 человек. Из них местных, мытищинских, может одна треть работает. Уборщицы даже у нас в основном таджички. Есть еще человек 200–300 на заводе мигрантов, они живут между 317-м цехом и забором. Кто они, откуда и что делают на заводе — никто не знает. Но я их не осуждаю. Их тоже можно понять. Люди ведь едут в Россию не от хорошей жизни — надо кормить семью, детей. Так что как такового национализма у нас на заводе нет. Все мы один рабочий класс.

Родион

Ракетно-космический завод ГКНПЦ им. М.В.Хруничева, слесарь 3-го разряда

После школы я пошел в техникум, а оттуда, недоучившись, сразу на завод. И мне на заводе понравилось. Люди ближе друг к другу. Меня здесь поразило, что можно обращаться на «ты» к человеку любого возраста, даже если ему за 70. После этого я и в офисах работал, но там такого не встречал. Там ханжество, интриги, все по группам разбиваются. Трудно вклиниться. Чувствуешь себя чужим.

Я занимаюсь ремонтом станков, которые производят отдельные детали ракетоносителя «Протон-М». Саму ракету я полностью в жизни никогда не видел — только на фотографии или по телику: как она падает или как взлетает иногда.

Регулярные падения «Протонов» на нас не отражаются по большому счету. Хотя когда в августе прошлого года упала очередная ракета и уволили Нестерова, бывшего гендиректора, нам подняли всем зарплату. Я получал около 15 тысяч, после этого стал получать в районе 25. Вероятно, решили, что нужно платить работникам завода, чтобы ракеты поменьше падали. Хотя когда платят 15 тысяч, думаешь о деньгах меньше, ты знаешь, что тебе ни на что не хватит, и ты спокоен. А когда начинают платят 25, ты уже понимаешь, что тебе есть где развернуться, но все равно не хватает. Неизвестно, что лучше.

В основном вкалываем мы на иностранные госзаказы. Если спутник идет на экспорт, то всех чихвостят. Не дай бог упадет корейский спутник — нам же деньги отдавать. А на российских госзаказах в штатном режиме работаем. Когда упала последняя ракета, в бригаде было весело. Потому что когда взлетает ракета — это обыденно. Когда падает — это что-то новенькое. А начальство бегало очень серьезное.

Независимых профсоюзов у нас нет. Товарищ из нашей бригады писал письмо президенту: деньги воруют, крыши текут, вода льется на дорогостоящее оборудование, всем все равно. Его стали активно прессовать — и вот тогда была проявлена солидарность: несколько бригад за него заступились. Но, говоря по-марксистки, никакой солидарности сейчас, конечно, нет. Потому что этим людям есть куда пойти, кроме завода. Если закроют завод, они пойдут работать грузчиками или экспедиторами. Если бы они переходили на другой завод — возможно, и появилось бы сознание того, что они рабочие. А сейчас говорят: ну уволят, буду грузчиком.