Что происходит, когда мы слишком мало спим и как контролировать сновидения

Этот материал впервые был опубликован в журнале «Афиша» №6 (390).

Прохожу по рядам городского маркета, напоминающего американскую ярмарку из кино — такую, с высокими острокупольными брезентовыми тентами. На небольшой сцене музыканты разных московских групп самозабвенно играют «Only Shallow» My Bloody Valentine, только вместо слов песни одна из участниц зачитывает странный ностальгический текст про студенчество и чебуреки у вокзала. Потом я просыпаюсь — одетый, сижу на диване, в руках зажат телефон. Вспоминаю, что собирался уходить, но пришло сообщение, я захотел его посмотреть и, видимо, уснул. Тогда все и случилось — сработала принятая накануне таблетка с мелатонином, а сознание перемешало воспоминания: услышанную накануне песню, недавний разговор со знакомым о его студенческих годах и ярмарку, которую мозг почему-то вытащил из старой серии «Симпсонов».

Когда мы говорим о выходе за границы сознания легальными методами, сон и сны — первое, что приходит в голову. Конкретных способов много, и я решил попробовать все.

Начал с мелатонина, гормона, который человек и сам по себе синтезирует в ночное время, — в форме таблеток (например, «Мелаксена») он помогает регулировать нарушения сна. На упаковке «Мелаксена» обещают яркие и «эмоционально насыщенные» сновидения, что отчасти лукавство: фактически этот эффект не подтвержден. Физиолог Владимир Ковальзон рассказывал, как вводил дозы мелатонина кроликам, после чего у животных увеличивалась фаза быстрого сна — именно в этой фазе и снятся сны. Насколько они были эмоционально насыщенными, кролики не сказали.

Вообще, ученым о сне известно немного. Мы знаем, что сон делится на две основные фазы — медленную и быструю. Они отличаются активностью мозга. Во время медленной фазы происходит восстановление организма, во время быстрой — что-то еще. 

«Наука пока не может точно ответить на вопрос, зачем живому существу принудительно впадать в состояние, при котором его шансы на выживание стремятся к нулю, — рассказывает врач-сомнолог Михаил Полуэктов. — Значит, это состояние настолько важное, что природа не может им прене­бречь». Пока все условились, что сон нужен для восстановления нервной системы. «Доказано, например, что во время сна ускоряется очист­ка клеток мозга от балластных веществ, продуктов метаболизма, ненужных белков, — поясняет Полуэктов. — Еще сон нужен для запасания энергии в нервных клетках — это тоже доказано». Есть еще теория синаптического гомеостаза: ночью нервные клетки перестраивают свои связи и освобождаются от ненужной и избыточной информации. А висцеральная теория говорит нам, что мозг во время сна переходит в сервисный режим и занимается не обработкой информации извне, а диагностикой и корректировкой состояния внутренних органов.

Что до быстрого сна, то про него вообще почти ничего не понятно. «Все гипотезы, которые существуют, носят очень спекулятивный характер, и большинство из них не подтверждаются экспериментально», — говорит физиолог Ковальзон. Мы даже не можем доказать, что нам по ночам что-то снится: задокументировать сновидения едва ли проще, чем подтвердить или опровергнуть наличие Бога. С такой темой у многих ученых просто нет желания связываться.

Поэтому про влияние на сон таблеток с мелатонином приходится узнавать не из литературы, а из свидетельств пользователей. «Просто видишь очень реалистичные, увлекательные и приятные по физическим ощущениям сны», — рассказывает один. У другой собеседницы эффект оказался иным: «На упаковке «Мелаксена» нарисованы разноцветные геометрические фигуры, вот такими стали и мои сны. Бессмысленные отрывки событий повседневной жизни, странным образом переплетающиеся, какие-то вспышки без сюжета, зато очень яркие». В моем случае мелатонин сделал сны более реалистичными, но менее неожиданными, буквально вытащив из головы последние воспоминания.

* * *

Чтобы выйти за границы сознания, иногда достаточно покинуть зону комфорта. Даже переключение с совы на жаворонка может изменить мироощущение, а есть методы и радикальней. Часто они связаны с попыткой спать меньше. «Метод да Винчи» предлагает спать по 20 минут каждые два часа, таким образом снизив время сна до четырех часов в день. Причем тут Леонардо да Винчи, непонятно — нет ни одного подтверждения, что художник спал в таком режиме. Но выходили научные статьи на эту тему, согласно которым при рваном ритме сна когнитивные функции существенно не страдают. «Скорее всего, это противоестественное состояние», — оговаривается при этом сомнолог Полуэктов.

Насколько четыре часа сна в день противоестественны, испытал на себе мой собеседник Дмитрий. Он стал пытаться меньше спать: «Вычитал, что нужно научиться вставать в одно и то же время, а потом начать ложиться позже. Сначала было тяжело, непривычно, но я так придумал: если просыпал больше, чем нужно, то в этот день не кормил себя и только пил воду. В итоге переучился за две недели — за это время скинул целых восемь килограмм. Потом начал нормально питаться, все вошло в норму. А потом стал немного вяло себя ощущать, и спустя два месяца у меня случился небольшой приступ на работе. Врачи скорой сказали, что это, скорее всего, микроинсульт».

Если просто провести ночь без сна, то на следующий день человек вполне может функционировать, хотя мир воспринимается иначе. Чувства обостряются, происходящее начинаешь оценивать как сторонний наблюдатель, самые обычные вещи вдруг начинают казаться невероятно забавными. Поэтому депривацию порой используют для борьбы с депрессией: «Фактически этот метод приравнивается по эффективности к электрошоку или инсулинотерапии, — предостерегает при этом Полуэктов, — то есть это такой резкий удар, который позволяет прервать период развития депрессивного расстройства».

Когда я спросил Полуэктова об использовании депривации в качестве легального наркотика, он удивился: «В опытах длительной депривации замечалось, что человек начинал видеть сны наяву, испытывать галлюцинации, но нигде не говорится, что кто-то получал от этого удовольствие». 

Насколько это болезненно, я ощутил на себе, когда решил просто так не спать сутки. До пяти утра все шло замечательно — помогала игра в плейстейшен, где нужно было поддерживать по сети связь с другими игроками. Но потом мои напарники минут пять стреляли в моего персонажа, так как я просто вырубился, хотя продолжал играть у себя в голове. Я вспоминал рассказ Чехова «Спать хочется», где точно описано это состояние: как приходится пучить глаза, как вещи вокруг вдруг начинают будто увеличиваться в масштабе и надвигаться на тебя. Как возникает агрессивное состояние и все, что отвлекает, начинает обретать черты врага, помехи, которую нужно немедленно устранить. Вспомнилась еще и современница Чехова Марья Манасеина, сомнолог-первопроходец, которая выяснила, что отсутствие сна смертельно, проводя эксперименты на щенках. Думая об этих несчастных щенках, засыпаю.

На следующий день разговариваю с Алексеем, который умудрялся не спать по пять ­суток кряду. «После трех дней начинались неконтролируемые изменения в реальности. Помню, меня привязали в больничке к кровати, а я ее оторвал от пола и поехал ­куда-то», — рассказывает Алексей. Постепенно наша беседа становится совсем странной. Он говорит, что нашего мира не существует, а потом присылает картинку с узорами и спрашивает, сколько на ней Будд. Говорю — восемь. «Нет», — отвечает Алексей и больше на связь не выходит.

* * *

Вокруг ничего, и я нигде. Тело в невесомости, тишина такая, что даже мыслить хочется шепотом. Сколько я здесь, сказать сложно, потому что время тоже прекратилось. «Моя личная позиция в том, что времени вообще не существует», — сказал мне до сеанса сенсорной депривации Наиль Гареев, директор первого российского флоат-центра «Эмбрио». Звучало дико, но в самой камере понимаешь, о чем он говорил.

Сенсорная депривация в отличие от депривации сна опыт исключительно позитивный, хотя не менее потусторонний. Человек оказывается в полностью изолированной от звука и света камере, наполненной солевым раствором — утонуть в таком невозможно, тело просто дрейфует в темноте. Как и во время сна, любая информация из внешних источников в сознание поступать перестает, и мозг начинает сам придумывать себе развлечения. «Среда сенсорной депривации не очень обычна для человека, — поясняет Гареев. — Когда мы находимся на подушке и готовимся ко сну, все равно наше тело чувст­вует свои контуры. Камера же напоминает эмбриональную стадию. Психическая активность становится более интенсивной».

В камере ощущаешь себя котом Шредингера — ты то ли есть, то ли нет; то ли спишь, то ли бодрствуешь. Это похоже на гипнагогию — короткую фазу во время засыпания, когда человек еще воспринимает внешний мир, но уже проваливается в сон. В камерах мозг генерирует тета-волны в диапазоне от трех до восьми герц, точно как во время гипнагогии, но в сон не проваливается, продолжает грезить наяву. Музыка или картинки в камере могут направлять фантазии в определенную сторону; а если слушать текст, то концентрация и способность к усваиванию будут феноменальными. Но интереснее всего в темноте ждать, что сознание придумает самостоятельно, — к примеру, на дизайнера Артемия Лебедева во время первого сеанса из темноты выпрыгнул его юзерпик в ЖЖ.

Человек в камере не спит, но все равно отдыхает. И тело, и сознание расслабляются, выходишь бодрый. Были даже опыты, когда люди устанавливали себе камеры вместо кроватей. Гареев утверждает, что ставил такую камеру Владимиру Путину: «Она дейст­вительно стоит, и президент в ней плавает. Думаю, он пользуется сенсорной депривацией для эффективного восстановления».

Для обывателя научные аспекты флоатинга значения не имеют, а сенсорная депривация чаще используется для разнообразных эзотерических практик. В том же центре «Эмбрио» камеры соседствуют с занятиями йогой, сеанс начинается и заканчивается звуками нью-эйджа, на камере стоит фигурка Будды, а ощущение от самой сенсорной депривации многие пытаются сравнить с выходом в астрал.

* * *

Попытайся в депривационной камере всмотреться в появляющиеся в голове картинки, как они тут же пропадают. Дело в том, что за генерацию образов во сне ответственна одна область мозга, а за их запоминание — другая, во время дремы обычно неактивная. Но научиться оставлять некоторые отделы мозга активными во время сна можно. Результат — осознанные сновидения; сны, над которыми человек получает контроль. Одним из первых методику осознанных сновидений описал Карлос Кастанеда, ученик мексиканского шамана. Свои знания — учение тенсегрити — он передал уже другим ученикам, которые теперь сами преподают. Я связался с одним из них — Ренатой Мюрез.

Я звоню ей в Лос-Анджелес, она невероятно мила; говорит со мной немного как с ребенком, но это совсем не раздражает. Рассказывает про тенсегрити — это адаптированное учение индейцев, живших на территории современной Мексики: «Наше физическое тело, одна люминосфера, соединено с тем, что мы называем энергетическим телом, — другой люминосферой, полностью неосязаемой. Обычно человек чувст­вует свое энергетическое тело только во сне, и в этот момент он не связан с телом физическим; наше учение позволяет и в реальности, и во сне ощущать себя в обоих телах».

«Сновидения — это отражение мозговой деятельности, — считает сомнолог Полуэктов. — Во сне растормаживаются те или иные следы памяти, и эти следы мозг пытается объяснить сам себе и объединяет в сюжет сновидения. Чего-то вне нашего опыта мы в сновидении не увидим». Но у Мюрез на этот счет свое мнение: «В испанском языке есть два слова для снов: одно обозначает обычные — когда фрагменты воспоминаний перемешиваются и образуют новые сюжеты, а есть другое слово, которое означает перемещение в энергетическое тело. Тогда это сон не про друзей, дом, работу, а про перемещение в новую реальность. Цель тенсегрити в том, чтобы хотя бы раз в пару месяцев иметь возможность видеть такие сны».

Осознанные сновидения практикуют не только последователи Кастанеды, но и, например, йоги. В центре «Вирдан» наш мир рассматривают как один из миров сновидческого пространства. Одна из учениц центра, Анастасия, делится случаями из практики: «Самый интересный — встреча другого сновидца внутри моего осознанного сновидения. Там был парень, который сильно отличался от других персонажей сна, было ясно, что он человек. Я спросила, спит ли он сейчас, — он ответил да. Мы пожали друг другу руки, как напарники по увлечениям».

Увлекаться осознанными сновидениями можно и без мистики — например, с помощью приложения для смартфона Dream:ON. Оно определяет фазу быстрого сна и посылает сигналы, которые не будят, но позволяют осознать во сне, что спишь. У моей собеседницы Этери это стало получаться довольно быстро. Скоро в снах началась вторая жизнь, но в какой-то момент увлечение стало не таким безобидным: «Мне нужно было лететь в командировку. Рейс был ранним, я проснулась, оделась, села в такси. Но я не могла понять, сплю я или нет. У меня началась паника. Я трогала сиденье, стекло, звонила домой. Показалось, что мне вовсе не надо никуда лететь, а командировка взялась из сна. Меня спасла совсем странная вещь: я подумала, что самое сложное во сне — это вспоминать тексты. Взяла айпод, выбрала «Alive» Beastie Boys и стала проверять, помню ли я все реплики и могу ли их воспроизвести. Ответ был утвердительным, паника ушла. Но после этого я больше никогда не включала Dream:ON».

Научными исследованиями люцидных сновидений в мире занимаются единицы. Понять, что из свидетельств правда, а что домысел, нельзя, как наука сможет отсеивать фантазии — тоже неясно. Сновидения очень удобно устроились внутри быстрой фазы сна, скрывшись там от науки, прикрывшись эзотерикой и оставив людям гарантированное убежище в мире, где с каждым днем все становится понятней и банальней. Что до меня, то мои опыты с осознанными сновидениями и Dream:ON завершились неудачей. Неделя экспериментов подошла к концу, мы договорили с Этери, я подошел к окну, вызвал аэротакси и полетел в редакцию, где запечатлел этот текст на отропекарлометре, чержал понки саго але вызее пубра, ястужак иномеч отен ывос.