перейти на мобильную версию сайта
да
нет

50 главных людей в современном искусстве Места с 50-го по 41-е

«Афиша» попросила художников, кураторов, галеристов, коллекционеров и критиков составить списки главных, по их мнению, людей в современном искусстве. Теперь мы публикуем результаты опроса. В первой части — места с 50-го по 41-е.

архив

Что это такое

В честь московской Биеннале «Афиша» решила составить список самых важных людей в современном искусстве из числа ныне живущих. Для этого редакция предложила экспертам, задействованным в российском арт-процессе, назвать 20 главных, по их мнению, деятелей современного искусства по состоянию на осень 2011 года, живущих в России и за ее пределами. 57 художников, кураторов, галеристов, коллекционеров и критиков предоставили редакции свои списки. «Афиша» обработала эти данные и по результатам подсчета голосов составила финальный список из 50 имен, а также попросила экспертов прокомментировать деятельность каждого участника. В течение ближайшей недели на сайте afisha.ru/daily каждый день здесь будут появляться по десять важных имен — с подробными рассказами и иллюстрациями.

Персональные списки экспертов, принявших участие в голосовании, будут опубликованы в пятницу, 30 сентября

 

Участники опроса

Константин Агунович, Саша Ауэрбах, Никита Алексеев, Иосиф Бакштейн, Андрей Бартенев, Антон Белов, Сергей Братков, Татьяна Волкова, Марат Гельман, Алина Гуткина, Дмитрий Гутов, Екатерина Деготь, Валентин Дьяконов, Андрей Ерофеев, Анна Желудь, Арсений Жиляев, Константин Звездочетов, Ольга Кабанова, Мария Кравцова, Андрей Ковалев, Ирина Кулик, Олег Кулик, Валерий Леденев, Марина Лошак, Олег Мавроматти, Владислав Мамышев-Монро, Игорь Маркин, Таус Махачева, Диана Мачулина, Анастасия Митюшина, Николай Молок, Георгий Никич, Владимир Овчаренко, Майк Овчаренко, Милена Орлова, Анатолий Осмоловский, Андрей Паршиков, Александр Петрелли, Николай Полисский, Дарья Пыркина, Мария Рогулева, Александра Рудык, Евгений Святский и Лев Евзович, Анна Толстова, Софья Троценко, Владимир Фридкес, Дмитрий Ханкин, Саргей Хачатуров, Василий Церетели, Аристарх Чернышев, Валерий Чтак, Юрий Шабельников, Александр Шабуров, Сергей Шеховцов, Ольга Шишко, Григорий Ющенко, Елена Яичникова

50. Ханс Хааке, художник

 

Его лучшие проекты, хотя и состоят из бумажек с текстом или фотографий, совсем не безобидны — они остро критикуют арт-систему. Как, например, исследование, разоблачающее махинации с недвижимостью нью-йоркского бизнесмена, связанного с членами правления Музея Гуггенхайма, в котором эта работа должна была выставляться.

 

Дмитрий Гутов

художник

«Хааке — человек, который умудрился самую острую социальную проблематику превратить в искусство, что, впрочем, делают сейчас очень многие, но он умудряется делать это именно как полноценное искусство. То есть это действует даже на человека, который не очень понимает, что за этим стоит содержательно. Например, его выставка на биеннале в 1993 году в павильоне Германии: он вскрыл каменный пол, и это уже производило мрачное и жутковатое впечатление, а когда люди по нему ходили, то грохот плит отдавался эхом в пустом павильоне. Хааке повесил на стену фотографию Гитлера. Но даже без нее, без знания о том, что этот павильон посещал Гитлер и о росте ультраправых настроений в Европе, этот павильон действовал самим своим образом и своим звуком. Хааке — один из немногих, кто умудряется доводить свои высказывания до такого уровня, до прямого удара по голове. И поэтому его политические идеи не остаются идеями, а ударяют тебя. Также он знаменит тем, что провокационно тратит деньги, за которые институции приглашают его выставляться, на разоблачение этих самых институций. К тому же я его знаю как замечательного человека. Когда-то давно мы оказались с ним в одном городе и поужинали. А потом он приезжал в Москву на выставку «Москва–Берлин» и посещал Институт Лифшица, заседания, посвященные спорам о марксистской эстетике, и мы по ночам с ним пили водку и спорили о Марксе и обо всем с этим связанным».

49. Петер Вайбель, куратор основного проекта Московской биеннале

 

Глава Центра искусства и медиатехнологий в Карлсруэ, приличный австриец и знаменитый профессор Петер Вайбель родился на самом деле в Одессе, откуда уехал в Вену, где изучал математику и медицину, встречался с художницей Вали Экспорт (которая водила его на поводке) и уже в 1960-е делал интерактивные инсталляции.

 

— После того как вы стали курировать Московскую биеннале, вам, наверное, все время припоминают ваш собачий перформанс — когда вы гуляли на поводке с художницей Вали Экспорт?

— Вообще-то, нет. Но это очень известный перформанс, конечно. И, кстати, пару лет назад мы с Олегом Куликом даже на одной конференции читали лекции — каждый о своем собачьем опыте.

— Но Кулик гораздо более агрессивная и дикая собака, чем вы.

— Вот именно. К тому же он был голый, а я нет. Но дело не в этом. Мой перформанс был связан с кино — мы привыкли видеть, как звери там говорят по-человечески и ведут себя как люди. А в реальности при этом к людям, в особенности молодым, в 1968 году относились как к животным. К нам относились не как к людям, а как к свиньям, просто как к свиньям, понимаете? И я решил обозначить этот парадокс, выявить истинное положение вещей в нашем современном капиталистическом обществе. Полиция относилась к нам как к свиньям, а в Америке свиньями называли полицейских. Так что я решил, что лучше буду ходить по улице как собака, — и тогда меня точно не перепутают со свиньей.

— Ваш перформанс был сделан в 1960-х годах, Кулик бегал голым в 1990-е, но в массовом сознании у нас до сих пор современный художник представляется голым и на четвереньках.

— Художник, к несчастью, единственный в обществе обладает достаточной свободой, чтобы время от времени говорить правду, и поэтому к нему относятся как к клоуну.

— Вы были близки к венским акционистам…

— Вообще-то, это я придумал их так называть.

— Они действительно были так безумны, как кажется, со всеми их лесными обрядами и обезглавленными курами?

— В личном общении никто из них не был безумен. Мы подолгу обсуждали все акции, ничего не делалось спонтанно. При этом мы всегда искали скандала — и когда нас забирала полиция, считали это удачей. Мы всегда устраивали шоу в частных пространствах — и никогда в общественных местах; в музеях нас не ждали, мы были вне арт-системы. Но, несмотря на нашу дикость, мы все между собой обсуждали историю искусства и тому подобное. Прежде чем один из главных венцев, Брюс, начал делать свои знаменитые акции, мы год потратили на разговоры, хотя в итоге все и выглядело безумно. В 1965 году он вышел на улицу, выкрашенный в белую краску, с черной линией, проведенной по центральной оси. Естественно, его тут же забрали в полицию. Эта акция была для меня очень важна, и под ее влиянием я сделал собачий перформанс три года спустя. Три года понадобилось на то, чтобы проделать путь от живописи к чистой акции.

— Может, вы развеете слухи вокруг венского акцио­ниста Шварцкоглера — он правда оскопил себя перед самоубийством?

— Нет, все это неправда. Он делал перформанс с отрезанием пениса — и это была полная имитация с участием модели. Они остались вдвоем в помещении, публики не было, и вся сцена изображалась для фотографирования. А с собой он покончил два года спустя, по личным причинам. Ревновал жену.

— А то, во что это теперь превратилось, Герман Нитч с его массовыми действами — вам это нравится?

— Честно говоря, мне это абсолютно не интересно. У него свой театр мистерий, который поддерживают крупные госинституции, так что это лишено теперь всякой ценности, в этом нет подрывного потенциала.

— Но вы ведь тоже превратились из радикала в крупного функционера.

— Я занимаюсь тем, что работаю с институциями, оставаясь при этом на самых радикальных позициях. Эта работа дает возможность переопределить движение искусства. Я возвращаю в контекст забытых людей, тех, до кого уже никому дела нет. Например, был такой художник Пол Тек, очень известный в 1960–1970-е годы, но сейчас никому не нужный. Я его извлек на свет божий и написал о нем книгу. Так переписывается история.

— В основном проекте биеннале вы делаете акцент на медиаарте. Как новые технологии могут быть связаны с радикализмом?

— В эпоху Просвещения, кода Руссо и Дидро сочиняли энциклопедии, много говорили о механических искусствах — не о скульптуре, не о живописи. Современный мир описывать лучше через современные медиа — просто потому, что он создан с их помощью.

— Недавно в Москву привезли выставку цифрового дизайна, чуть-чуть переименовали и назвали выставкой цифрового искусства. Был большой успех. Как вы относитесь к таким вещам?

— Сегодня граница между искусством и дизайном очень размыта. Меня такая ситуация не слишком радует, я бы хотел, чтобы разница была лучше заметна, но сами художники уже не различают, где дизайн, а где искусство. Вот, например, Олафур Элиассон был сначала художником, а теперь он больше дизайнер. И понятно, почему люди предпочитают дизайн: он интереснее в коммерческом ­смысле, его можно продать.

— Часто люди не видят принципиальной разницы ­между плагином для айпэда и цифровой инсталляцией.

— Ну это очень просто: когда художник делает дизайн, он ориентируется на массмедиа, а когда искусство — на историю искусства. Скажем, когда кто-то имеет в виду голливудские спецэффекты, это дизайн. А когда имеет дело с проблематикой скульптуры или живописи — сразу ясно, что это искусство. Это проблема контекста. Если у человека нет понимания контекста, он этой разницы не увидит. Но на биеннале совершенно точно не будет цифрового дизайна. Только цифровое искусство.

— А как вам Artplay, площадка, на которой вы делаете основной проект?

— Мне очень нравится, что это не классический музей, что это очень индустриальное пространство, открытое, как и само искусство. Мы с Иосифом Бакштейном смотрели разные площадки, но эта показалась мне наиболее интересной с самого начала.

— Всех очень удивило, что вы включили в основной проект художницу Надежду Анфалову, которая известна в основном благодаря тому, что нарисовала картину «Узор» вместе с Владимиром Путиным.

— Я не знал. Я просто смотрел ее портфолио среди других. Она, кажется, номинировалась на премию Кандинского? Ну и вообще, ее живопись кажется мне довольно интересной: документальная живопись, которая дополняет фотографию, — это симптом того, что современность отходит от абстракции.

— А вы видели эту самую картину, которую она нарисовала с Путиным? Такая оконная рама, покрытая инеем, с занавесочками?

— Нет. Извините, но я, честное слово, ее не видел.

Интервью: Александра Новоженова

Смотрите также: Олег Кулик

48. Борис Михайлов, фотограф

 

При советской власти был уволен с работы «за порнографию». В 1990-е годы та же порнография принесла ему всемирную славу. Его излюбленная тема — человеческое тело в самых неприглядных и отталкивающих проявлениях. В своих сериях снимков Михайлов увековечил не один десяток харьковских бомжей.

 

Дмитрий Гутов

художник

«Михайлов — величайший фотограф наших дней. Он запе­чатлевает в своих работах образы России и современной ­жизни, сильнее которых уж просто и придумать невозможно. Это человек, который отказался от всех приемов, которые приняты в нынешней фотографии. То есть его работы можно назвать не фотографией, а искусством — в том смысле, что фотографы обращают внимание на всякие красивости, а художник всегда обращает внимание на суть дела. Я бы ­сказал, что Михайлов говорит языком гугнивых. И языком гугнивых он показывает настолько гугнивую жизнь, жизнь настолько неприкрытую, чудовищную, что вот это совпадение языка и того, о чем идет речь, производит ошеломительный эффект».

47. Константин Звездочетов, художник

 

Участник группы «Мухоморы», создавший глумливый и легкомысленный вариант соц-арта: Звездочетов не обличает символы устаревших идеологий, а просто забавляется с образами советской поп-культуры.

 

Александр Петрелли

художник, владелец галереи «Пальто»

Если смотреть с исторической точки зрения, то Звездочетов — единственный из группы «Мухоморы», кто на сегодняшний день активен. И как группа «Коллективные действия» была вибрацией Монастырского, так и в «Мухоморах», на мой взгляд, чувствуется доминанта Звездочетова — хотя, возможно, он сам индуцировался общим зарядом, продолжает на нем жить и работать, и, как обычно бывает, уже непонятно, где чье авторство. Как от КД пошли «Медицинская герменевтика» и другие авторы, так от «Мухоморов» — группа «Чемпионы мира» и группа «Э.Т.И.» с Осмоловским. «Э.Т.И.» даже выкладывали слово «х...й» на Красной площади, не зная, что «Мухоморы» сделали уже буквально то же самое, но в лесу. И Звездочетов до сих пор актуален. У Кости как бы хулиганская энергия, она смешная. Даже группа «Война» исходит из изначального энергетического посыла, данного Звездочетовым. Понятное дело, что времена изменились, все ушло больше в политическую сторону, чем эстетическую, но тем не менее: линия буффонады, скоморошества, клоунады продолжается, просто в политическом мире. Сам Звездочетов сейчас уже ушел от хулиганства прямого, стал более артистичным — чтобы не просто кукиш показать или задницу, а действовать в более сложном культурно-эстетическом поле, не столь прямо. Помню, одна статья называлась «Пересмешник навсегда» — вот это как раз про Звездочетова.

Смотрите также: Андрей Монастырский, группа «Война»

46. Барбара Глэдстоун, галерист

 

Еще один крупный дилер, чья галерея находится в нью-йоркском Челси. Торгует всеми крупными именами — от Ширин Нишат до Аниша Капура, продюсировала цикл фильмов «Кремастер» художника и мужа Бьорк Мэттью Барни.

 

Дмитрий Ханкин

совладелец галереи «Триумф»

«Барбара Глэдстоун — отчасти ролевая модель для меня. Во-первых, это тип галериста-продюсера. И это самое важное сейчас во всей этой истории. Барбара во многом продюсирует своих художников. Не так уж интересно говорить, как именно она их продает. Просто посмотрите на список художников ее галереи, и все сразу станет понятно. Помимо Мэттью Барни там Аниш Капур, Сара Лукас… Это лучшие из лучших! Во-вторых, Барбара — галерист-визионер. Это не Саатчи и не великий и ужасный Гагосян, не промоутер и не жесткий продавец, видящий насквозь рынок, а некий третий тип. И это не потому, что она женщина. Гендерные признаки здесь не играют никакой роли. В нашем бизнесе людей не делят на женщин и мужчин. У нас делят на м…даков и умниц. Глэдстоун — умница. У нее есть ум, фантазия, провидение и понимание того, что будет интересно и модно завтра. А что такое современное искусство, если не искусство изменения границ? Я не то чтобы преклоняюсь перед ней, но очень уважаю. Естественно, я был у нее в галерее, нас представляли друг другу. Адрес помню наизусть: Уэст-стрит, 24, номер 108, Челси. Чего лично мне, как галеристу, не хватает для полного счастья? Мне не хватает атмосферы и цивилизации, в которой живет Барбара Глэдстоун. Она в Нью-Йорке, я в Москве. И это две разные вселенные».

Смотрите также: Аниш Капур

45. Артур Жмиевский, художник

 

Видео- и фотохудожник с мрачным мироощущением. Исследует вопросы личной и исторической памяти, отношений человека и государства. Заставляет солдат маршировать голышом, убеждает бывших заключенных обновить татуировку с лагерным номером.

 

Елена Яичникова

куратор

«Это художник, который держит сегодня знамя политического искусства. Он делает смелые и жесткие видео, далекие от стандартов политкорректности, с участием инвалидов, голых солдат или представителей непримиримых политических партий. В них он анализирует механизмы власти, предрассудки, которые скрываются за фасадом демократии, — чтобы заново поставить вопросы о равенстве, справедливости и политической ответственности, снять пелену с глаз. Он привык шокировать европейцев своей прямотой и бескомпромиссностью, которую сегодня у европейских художников не увидишь. Куратор предстоящей Берлинской биеннале, которая задерживается, но обещает стать событием».

44. Сантьяго Сьерра, художник

 

Работает с темой отчужденного труда (по Марксу), и никто не переплюнет его в жесткости. Нанять за копейки 200 чернокожих гастарбайтеров и отбелить всем волосы, выстроить гастарбайтеров в ряд и вытатуировать через все их спины унизительную линию — это его способ показать несправедливость мирового устройства.

 

Алина Гуткина

художник

«Сьерра со своими живыми скульптурами стал для меня актуальным несколько лет назад. Его бессмысленные мо­тивы и унижение за низкую плату, по моим ощущениям, становятся отправной точкой процессуальности, которая не просто обнажает «проблемы социальных аутсайдеров» и прочее бла-бла-бла, а есть сама суть искусства. Вот она, реальность: алло, люди уже давно роботы. Но Сьерра не то чтобы особенно против, а даже поощряет zombie land своими акциями. Его стратегия как бы по другую сторону баррикад. Или совсем из пустоты.

 

В одной из акций, где людей расставили к стенке в соответствии с цветом кожи, Сьерра напомнил всем, что он прежде всего художник, в данном случае в прямом смысле работающий с цветом и фактурой. Во всех своих акциях художник максимально учитывает местный контекст, как социальный, так и исторический. Сам художник всегда указывает на свое собственное происхождение. Он знает, о чем говорит. Элита, рабочий класс, провокации, стыд, труд, вопрос без ответа, зомбированность, продажность, использование, цена жизни и пустота. К Сьерре отно­шение неоднозначное, но почти все его акции равнозначно любопытны. Они как четкая, ровная, строгая черная линия».

43. Жан-Юбер Мартен, куратор

 

Французский куратор, самая известная выставка которого — «Маги земли» — поставила важный вопрос: как быть со всем тем современным искусством, которое производится в Африке, Австралии и других уголках мира. Курировал 3-ю Московскую биеннале.

 

Анна Толстова

критик

«В первую очередь Жан-Юбер Мартен дорог нам как куратор, который сделал самую удачную Московскую биеннале. Ради нее Мартен очень много времени провел здесь, сознательно и осмысленно выбирая русских художников. Впрочем, главная прелесть той огромной выставки в том, что она была ориентирована на обычную публику, которой простыми методами объясняли, что современное искусство — это такой вот открытый для всех мир, где запросто можно чувствовать себя совершенно уютно. Люди постарше, конечно, помнят, Жан-Юбера Мартена куратором выставки «Москва–Париж» 1979 года. Это был музейный блокбастер, прорубивший нам окно в Европу XX века. До нее советский зритель был уверен, что история западного искусства оканчивалась на Пикассо и Матиссах. Речь на той выставке как раз шла о том, что жизнь продолжается. Ну а во всем мире Мартен в первую очередь известен как человек, что открыл дверь в третий мир. В 1989 году на выставке «Маги земли» в Центре Жоржа Помпиду впервые на равных со знаме­нитостями европейскими и американскими выступили художники из Китая и Африки. Понятно, что после нее Жан-Юбера Мартена стали упрекать в том, что он выстав­ку превратил в кунсткамеру, что он колониалист. Но все эти художники потом стали мировыми звездами, их моментально разобрали по разным галереям и биеннале. То есть да, колониалист, но на уровне Христофора Колумба. Мартен открывает миру искусства неизвестные доселе континенты».

42. Айдан Салахова, галерист, художник

 

Дочь советского классика Таира Салахова, первая московская галеристка и любительница ориентальной эстетики. В своих работах Айдан не стесняясь использует мотивы восточной красоты. Красотой (что рискованно для современной художницы и куратора) определяется и ее галерейная деятельность.

 

Марат Гельман

куратор, директор музея PERMM

«Айдан — одна из первых галеристок в нашей стране. В то время было всего несколько галерей — буквально два пионера, «М’АРС» да «Айдан», но они сломали огромную машину, которая называлась Союз художников. Демонтаж провели очень быстро. И это было первое важное дело, которое сделала Айдан. Позднее она сделала еще одно важное дело. А именно предложила современное искусство в качестве элемента светской жизни. Сегодня у нас очень много фондов, которые создали и возглавляют красивые женщины. Даша Жукова, Стелла Кесаева… Нет, Ольга Свиблова — это другое. Она профессионал. А я имею в виду тех женщин, которые создали фонды и арт-центры исключительно для активного светского времяпрепровождения. Не подумайте, что я отношусь к этому как-то снисходительно. Эта генерация дала очень многое. Однако установку на то, что современное искусство — это такое увлекательное занятие для прекрасной обеспеченной женщины, дала именно Айдан Салахова. Понятно, что для меня она не только успешный галерист, но еще и близкая коллега. Может быть, это из-за того, что я мужчина, а она женщина, но между нами практически никогда не было никакой ревности, никакого соперничества, как это, скажем, было между мной и Володей Овчаренко. Ну и, кроме всего прочего, Айдан — очень хороший художник».

Смотрите также: Даша Жукова

41. Нео Раух, художник

 

Возможно, самый модный живописец на сегодняшний день. Представитель популярной у коллекционеров новой лейпцигской школы живописи. Являет собой новейший вариант сюрреализма. Используя сновидческий принцип, спутывает образы старинной жизни и современности. Один из лидеров по количеству эпигонов.

Лев Евзович

художник, участник группы АЕС+Ф

«Нео Раух — выдающийся немецкий живописец из ГДР. Он, наверное, самый яркий представитель новой лейпцигской школы, появление которой совпало с мощным мировым процессом легализации живописи как части современного искусства. Немцы вообще в отличие, скажем, от французов очень сильные в том, что касается мифологии. Раух смешивает архетипические сюжеты из старой живописи, гэдээровскую мифологию и какие-то высокие технологии — и создает из них сюрреалистический мир. Он не является какой-то эпатирующей фигурой, не делает перформансов. Это в традиционном смысле очень хороший живописец, создавший свой мир».

Теги
Над материалом работали: Николай Ерофеев, Алексей Киселев, Екатерина Коновалова, Глеб Напреенко, Ири
Ошибка в тексте
Отправить