— Что вообще нового?
— В октябре выпускаю саундтрек к сериалу «Чернобыль» — это будет EP из семи песен. Сюжет таков: отправившимся в прошлое героям сериала удается предотвратить аварию на АЭС. Но в результате их вмешательства будущее изменилось — и когда они возвращаются в Москву, то выясняют, что авария случилась в США, а Советский Союз не распался — везде красные флаги, на высотках Нового Арбата написано «СССР». Мне предложили дать свежий взгляд на то, как в этом альтернативном будущем могли бы звучать советские песни. Я шучу, что таким образом у меня получился собственный мини-«ГТО» (название совместного альбома LʼOne и Тимати, где они семплировали советскую и российскую эстраду на случившемся в 2014 году хайпе импортозамещения и санкций; впоследствии альбом решено было не издавать. — Прим. ред.). На нем переосмысливаются песня Анны Герман «Эхо любви», «Мир не прост», «Прекрасное далеко», «Там, где клен шумит». Все заново переписывается и перепевается без использования семплов.
— Как можно добровольно отказаться от максимально узнаваемого припева самой Анны Герман?
— Да, но Варвара Визбор поет не хуже. Билли Новик поет не хуже.
— Как вообще принимаются решения — участвовать или не участвовать в подобных проектах? Вдруг сериал окажется не очень.
— Я посмотрел трейлер, плюс, как правило, у команды уже есть готовые черновики. Меня все устроило. Вообще, у меня 2017 год способствует сотрудничеству с кино или сериалами, потому что это уже третий подобный проект. Сначала это было «Притяжение»: Федор Бондарчук позвонил мне и попросил для фильма три песни с альбома «Гравитация». Одна из них, «Возвращение», стала заглавной. Потом «Время первых» — там моя песня использовалась в промо и должна была встать в титры, но по итогу не встала. С «Чернобылем» я долго не размышлял — мне предоставили полную свободу и обещали помочь с очисткой прав.
— Сложно ли очищать права на советские песни?
— У меня давно записана песня «Это здорово» с семплом Эдиты Пьехи. Она долго лежала, и вот я подумал, что настал ее час. Но ни в какую — правообладатели против: «Эдита Пьеха неприкасаема». Обычно проще, когда права принадлежат какой-то компании, и сложнее — когда родственникам. Например, новую версию «Там, где клен шумит» пришлось утверждать от и до.
— У вас с Тимати случайно не было договоренности из серии «в этом году я в «Олимпийском» сольник даю, а ты в следующем»? И почему ты еще в феврале объявил, что свою попытку собрать «Олимпийский» будешь делать в 2018-м?
— По одной простой причине — я хотел проводить концерт 9 октября, в день рождения. А в «Олимпийском» в эти даты Кубок Кремля по теннису. Поэтому впервые за 11 лет я не делаю концерт на свой день рождения. А договоренностей никаких не было. И о том, что ноябрьским концертом в «Олимпийском» Тимати заканчивает концертную деятельность, я тоже узнал из инстаграма.
— Почему «Олимпийский» превратился в такой фетиш для рэперов?
— Ну, это игра, у кого больше яйца. А «Олимпийский» — самая большая площадка. Тон всему задал Вася (Баста. — Прим. ред.) в 2015-м. Но у меня это давно было идеей фикс — я в 2013-м ляпнул в песне «Все или ничего», что «Олимпийский» будет со мной петь и плясать. В общем, это, конечно, соревнование, кто больше соберет, хотя я уже немного перерос эту историю «к тебе пришло 7 тысяч, а ко мне 12». Я сейчас нацелен на то, чтобы создавать что-то глобальное. Вот пример — в прошлом году на концерте в Ледовом дворце мои хотелки вышли за рамки бюджета. И, хотя без них, в принципе, без наклонной сцены, которую я решил сделать в последний момент, можно было обойтись, я посчитал нужным это сделать и вложил туда свой гонорар. Поэтому этот концерт я сработал в ноль. Ничего страшного, Канье тоже снимал фильм, посвященный альбому «My Beautiful Dark Twisted Fantasy», за свой счет, потому что лейбл отказался его финансировать.
— Расскажи про летающую сцену, после которой тебя обвинили, что ты спер идею у Канье.
— Ты же знаешь, меня постоянно обвиняют, потому что не хотят признавать, что я один из лучших в этой стране. В 2015 году я в первый раз собирал Stadium. Мой большой друг Дима Кудинов, с которым мы всегда придумываем, как должен выглядеть концерт, предложил: «Давай мы сцену повесим на тросы — и она будет ездить вверх-вниз». Под определенным ракурсом из зала казалось, что эта конструкция висит не над сценой, а над зрителями. Как только мы увидели это на фото, мы решили, что в следующий раз сцена должны выезжать над залом. В течение следующего года над головами зрителей оказались Джастин, Рианна на своем мосту и Канье в туре «The Life of Pablo». И что, я теперь должен этого не делать? (Смеется)
Ладно, я это видоизменил и сделал сцену в форме буквы L. Было реально страшно — она вылетала в зал плоско, а потом поднималась вверх на 45 градусов. На песне «Адреналин» я должен был вскарабкаться на верхнюю часть этой буквы L — и это был реальный адреналин. На репетиции я орал. Но для «Олимпийского» у меня есть идея еще безумнее. Коли я уж космонавт, буду сам летать, без сцены.
— Что ты думаешь о сегодняшнем рэпе в России?
— Мне очень нравится T-Fest, он классно выступает. Элджей и Федук отличные. Недавно наконец познакомился с MiyaGi & Эндшпилем и с удивлением узнал, что они в своей теме уже лет семь.
— Захватят ли рэперы все вокруг?
— Да уже захватили. Я это чувствую по поведению людей из шоу-бизнеса, кино — все их внимание обращено на рэп. Поп-звезды хотят фиты с рэперами, потому что видят, сколько у их клипов просмотров. Ведь раньше радио и телевидение были для рэперов закрыты, они все усилия направили на интернет — и вот результат.
— Боишься ли ты выпасть из трендов? Что клипы будут собирать не 10 миллионов просмотров, а 100 тысяч?
— Я пережил период юношеского максимализма с его «хочу 20 миллионов просмотров, хочу 10 тысяч человек на концерте». Сейчас я больше погружен в творчество. И абсолютно не переживаю, что меня кусает аудитория сайта The Flow — я туда даже заходить перестал. Я не переживаю, что появились более молодые исполнители, которые сейчас на слуху. Это нормально. Моя задача — просто делать то, что мне нравится. Я сам себе задаю внутренние тренды.
Последние 4 года моей жизни я нахожусь вне зоны комфорта. Лететь 9 часов экономом, снимать 24 часа клип, еще 10 часов лететь экономом обратно — вот так у меня бывает. Мама, если прочтет, будет ругаться: у меня инициатива … [наказывает] инициатора. Все потому, что я боюсь не успеть и стараюсь делать по максимуму. Вопрос популярности давно отпал — я больше не могу зайти в торговый центр. То, о чем я мечтал, сбылось. Теперь надо понять, как к этому относиться.
— Всегда считал, что популярность — это самый сильный наркотик, с которого слезать очень непросто.
— Почему, хотелось бы спросить? Я публичный человек, меня постоянно куда-то приглашают. Но мне очень комфортно в своих четырех стенах с приставкой, игрой FIFA, женой и двумя маленькими детишками. Дайте мне этот месяц, чтобы я никуда не выходил! У меня нет его. Мне приходится говорить друзьям дебильную фразу: «Можно я посмотрю в календарь и скажу, когда мы с вами встретимся?» Но пока рано думать об отдыхе. На 2018-й у меня грандиозные планы, а чтобы все состоялось, нужно приложить усилия уже сейчас.
— Как вы решили, что альбома «ГТО» не будет?
— Да никак. Они в офисе (лейбла Black Star. — Прим. ред.) послушали какие-то песни, что-то не понравилось. Я бы выпустил. Но я в этой битве был одиноким самураем, и большинство голосов взяло верх.
— Это случилось еще до тура «ГТО» или уже после?
— Во время — все параллельно же делалось. Там были хорошие песни. Но я в таких ситуациях долго не переживаю. Тур прошел, страницу перевернули. А теперь и я выпускаю советские песни.
— Ты же не застал СССР — какие у тебя представления о той стране?
— Это в Москве все быстро менялось, а у нас в Сибири отголоски СССР еще довольно долго звучали. Пионером я не был, но значок ГТО у меня есть — не знаю, как у Тимура Ильдаровича (Тимати. — Прим. ред.). Советская эстрада заставляет меня жалеть, что сейчас наши певицы не поют в той манере. Ну вот Варвара (Визбор. — Прим. ред.) — она одна из немногих. Музыку из советского кино я очень люблю.
Я сын двух стран, можно сказать. Я бы хотел, чтобы разборки между Россией и странами НАТО ушли в другую реальность, а границы тех стран, где живут мои друзья, существовали только формально. После долгого молчания между Грузией и Россией все видоизменилось. Любой турист из России снова может спокойно туда приехать, ему будут рады, но этот период времени все равно оказал влияние — например, на молодежь. Мне это чуть-чуть обидно.
Но я бы не хотел вернуться в Советский Союз. У меня та страна ассоциируется с запретами, ограничениями, контролем.
— Сейчас, кажется, это было бы сложно реализовать в том виде из-за технологий. А без них и никакого взлета русского рэпа, кажется, не было бы.
— Я помню времена, когда мы с Нелом сидели в «ВКонтакте» и отмечали людей на афише. Чтобы они увидели нашу афишу и пришли на концерт. Еще никаких ботов не существовало — ты тысячу раз кликал на афишу и вводил имена людей.
— У меня был вопрос «Самое странное, что ты делал, чтобы добиться популярности?» — но вот, похоже, и ответ на него.
— Да, пожалуй, это самое странное. А вообще, главный рецепт — это мало сна.
— Я много лет вижу твои посты: «Спал три часа, спал час, не спал». И в силу своей испорченности думаю, что Леван купил наркотиков.
— Сегодня я спал четыре часа. Так происходит, когда ты понимаешь, что другого варианта нет — либо так, либо ничего не будет. Я изучал этот вопрос — есть врач, который разработал теорию сна, его потом пригласили в «Манчестер Юнайтед». Суть в том, что спать надо отрезками по полтора часа. Криштиану Роналду тоже пользуется этим методом.
— Расскажи про рекламу. Какая цепочка событий обычно предшествует твоему появлению на баскете с куриными крыльями?
— По разному — иногда приходит внешний запрос, а иногда идея исходит от меня. В 2013 году мой тур «Все или ничего» случился, потому что я нашел идею, которая подошла мобильному оператору — и он стал партнером тура. Или есть желание снять клип — и ты идешь с идеей к рекламодателю, к агентству. А послужной список уже большой, крупные компании — и это помогает. У зрителей есть скепсис к участию в рекламе. Но даже у самых топовых артистов в клипах есть рекламные интеграции, продакт-плейсмент. Мне нельзя рекламировать алкоголь — а то бы я так развернулся.
— Тебе запрещает это делать контракт с лейблом?
— Мужские договоренности, достигнутые, когда мы жали руки друг другу. В контракте такого нет. Пить-то мне запретить никто не может. Популяризировать алкоголь — это другой вопрос.
— Самое нелепое рекламное предложение, которое ты отклонил?
— Нелепое вспомнить не могу, но… Мне предлагали 15 миллионов. (Смеется) Видишь, со стороны Мирона это было подано так, что он пушистый, а все остальные продажные (LʼOne цитирует еще одну фразу Оксимирона с «Versus» — тот говорил, что отказался от 15 миллионов за участие в рекламном проекте. — Прим. ред.). Но это один рынок, просто у всех разные цифры. Звонят Басте, он называет определенную сумму, и тогда начинают спускаться ниже по карьерной лестнице к другим артистам. Звонят мне, я говорю: «Пиво? С удовольствием, но не могу». Звонят другим.
А дебильное предложение вспомнить не могу. Но иногда пишут: «Давай мы тебе кофту подарим, а ты отрекламируешь наш магазин в инстаграме».
— Собираешься ли ты запускать свой лейбл?
— Да. Но не так, как это сделал Алексей Долматов. Когда — не знаю. Но я чувствую в себе опыт, которым я могу поделиться с другими артистами. Я оброс, слава богу, связями в Москве. И есть мысли, как делать так, чтобы артист превращался из начинающего в звезду. И я даже уже присматриваюсь к некоторым артистам. Ребята (на Black Star. — Прим. ред.) об этом стремлении давно знают, а предполагают, наверное, еще дольше. Это не секрет. Мне пишут коллеги: «Что, в следующем году?» Нет, еще не в следующем.
— Какие успешные примеры продюсирования в русском рэпе ты мог бы выделить?
— А в нем нет продюсерских проектов — по крайней мере, среди тех, кто взорвал по-настоящему.
— Это потому что жанр противится продюсированию?
— Потому что сейчас на первых ролях самородки, которые проделали этот путь сами. Посмотри на лейбл Red Sun и его продюсерские проекты — не знаю, к чему это приведет, но пока это приводит только к улыбке. Ты смотришь и, по Станиславскому, не веришь.
— Чего им не хватает?
— Всего. Я понимаю идею назваться в противовес «Черной звезде» «Красным солнцем». Но камон! Придумайте интереснее. Я не вижу в артистах харизмы. Она есть у Раскола — околофутбольная, одиозная, чуть-чуть сумасшедшая. Но его песня, как бы… Мне кажется, Максим Фадеев думает, что для него в рэпе нет ничего сложного. А это не совсем так. Начнем с того, что этот жанр требует, чтобы у артиста была своя история, путь, бэкграунд — как он стал тем, кем хотел стать.
— Почему в твоем твиттере больше спорта, чем рэпа?
— (Смеется) Мне кажется, годам к 40 я вообще уйду в спортивный бизнес. Я же прямо фанат. Я воспитан на историях спортсменов, которые чего-то в своей жизни добились. На историях преодоления. Поэтому мне очень близок этот мир. И возможно, поэтому топовые фигуры российского спорта слушают мои песни и находят в них себя. Мне это, безусловно, приятно. Когда мы общаемся с Сашей Овечкиным, или с Андреем Кириленко, или с Тимофеем Мозговым, или с Федором Смоловым — или-или-или, — я всякий раз думаю: «Почему я?» Кириленко, наверно, лучший российский баскетболист в истории; человек, на игру которого я смотрел с придыханием. Сейчас мы с ним общаемся, словно старые друзья.
— Ты вступился в защиту Кокорина и Мамаева после случая с шампанским в ночном клубе. Была ли у тебя история, когда ты отдыхал так же красиво?
— Не снимали, значит, не было. (Смеется) Нет, в теории — могли поймать. Я люблю погулять с друзьями. Это происходит очень редко, но метко — вплоть до криков и песен на улице, когда мы вываливаемся из ресторана. Ничего предосудительного в этом нет. Их ошибка, что они оказались не в том месте и не в то время — после чемпионата Европы и в очень популярном клубе. Но камон, почти любой человек, который осуждал их, обладая такими же финансами, гудел бы еще сильнее!
— Как отдыхали игроки вашей баскетбольной команды?
— Как и любые спортсмены. А спортсмены — это люди, которые постоянно в чем-то ограничены. И когда появляется возможность немного погудеть, а тебе 16–18 лет…
Однажды мы встретились со старшей командой в квартире одного баскетболиста. Переходящий кубок с непонятным содержимым ходил по рукам. После этого все отправились в клуб. А в Якутске появление в клубе людей выше 2 метров — это очень тревожно. А когда они уже на шарнирах и еще приносят с собой бутылку газировки, а внутри не газировка — то тем более.
Но вообще, я наслышан о таких вечеринках, которые Рональдиньо устраивал в Барселоне, что у меня волосы дыбом встают.
— В инстаграме есть видео, где ты прыгаешь в море со скалы, оно подписано: «С 5 метров в толпу прыгал, с 12, что ли, не прыгну?» Зачем ты прыгал с 5 метров?
— Это было выступление для Nike на «Красном Октябре». Мне сказали, что сцена будет чуть выше, чем обычно. Выхожу, а народ где-то внизу, и мне приходится, переваливаясь через забор, читать туда. А тогда вышел видос, как Лил Узи Верт сигал с крыши в толпу. Но он весит килограмм 55, а я-то под 80! В конце концерта я перелез на забор, а потом прыгнул. Но если обычно я еще от сцены вверх отталкиваюсь, то здесь просто как тряпочка — пам. Есть фотография, где видно, как мне страшно.
— Популярность рэп-баттлов стала сумасшедшей. Ты жалеешь, что не стал участвовать в «Версусе», когда тебя вызывал Оксимирон?
— У меня есть его письмо с объяснением, что я, мол, должен понять, почему он так поступил (Оксимирон во время выступления на «Versus» заявил, что LʼOne сначала согласился на баттл, а потом отказался. — Прим. ред.). Я на него зла не держу. И не жалею — пока ребята доказывают, у кого длиннее член, и привлекают к себе популярность заявлениями, что им не нужна популярность, я делаю другие вещи. Которые позволяют мне получать внутреннее удовлетворение и зарабатывать деньги. В плохом настроении я иногда думаю: «Достали, напишу дисс на всех». Но после Гуфа это бесполезно!
Популярность баттлов нужно изучать: в стране, которая к рэп-баттлам не была предрасположена вовсе, на них вдруг начали обращать внимание и интеллигенция, и народ, и депутаты с прокуратурой. Это достойно уважения. Но популярность баттлов сегодня есть, а завтра нет — а что дальше? Чем зарабатывать?
— Деньги туда уже пошли.
— Но это несоизмеримые бабки. И вообще, в моем положении идти на «Версус» — это заигрывать с аудиторией, которая меня изначально не любит. Зачем? Но не факт еще, что я проиграю! Так же как если Баста придет на «Версус» даже с пюпитром, то звездам этого баттла против него будет сложно.
— Ты учился вести себя на сцене?
— Нет, это все КВН и работа клубным МС, которой я занимался года три. В клубе ты работаешь с пьяной неоднородной аудиторией, где и копы, и бизнесмены, и школьники-студенты, и воры, а ты должен со всеми найти общий язык. Я и музыкой-то в принципе занимаюсь ради концертов — не для того, чтобы мне лайков в инстаграме наставили или чтобы мимо проезжала машина и я оттуда слышал свою песню. Это приятно, но это мелочи жизни.
Однажды в Сочи я прыгнул с банджи с высоты 200 метров — это были 3 секунды свободного полета, когда в твоей голове ничего нет. Приблизительно то же самое происходит на концерте — только не 3 секунды, а полтора часа. Лучший концерт — тот, после которого ты не алло.
— Ты всегда говоришь перед концертом пылкую речь для своих музыкантов?
— Перед большими концертами. Ну это как тренер в раздевалке перед финальным матчем. А большой концерт — это такой финал: либо ты победил этих людей, которые пришли, и ты их должен порвать в клочья. Либо ты уходишь неудовлетворенным.
— Ксения Собчак до сих пор не знает, как тебя зовут, — означает ли это, что впереди еще много работы?
— Да, конечно. Я потом несколько раз пересматривал, потому что не понимал, в какую сторону она хотела склонить произношение — то ли Лю Ан на китайский манер, то ли Луан на бразильский. Зато мне понравилась реакция Вани Урганта, который сломался пополам на сцене так же, как и я.