«Это очень квир-альбом»: Петар Мартич — о возвращении «Прыгай киска», воге и психотерапии

Петар Мартич — человек многих обличий. В начале десятых он делал грязный, похабный, записанный на коленке ВК-рэп в проекте «Прыгай киска». В середине — собрал гитарную группу «Пасош», ставшую флагманом новой волны российских инди-групп. Когда команда распалась*, записал альбом джаззи-рэпа под своим настоящим именем. А потом взял и вернул «Прыгай киска».

* В марте 2021 года Wonderzine опубликовал интервью, в котором певица, модель и дизайнер Анна Зосимова рассказала о случаях физического и эмоционального насилия со стороны ее бывшего партнера Петара Мартича. Музыкант отверг обвинения. Позже о насилии со стороны Мартича рассказали другие девушки. Тогда музыкант опубликовал еще один пост, в котором признал, что «причинил немало боли Ане» и попросил прощения у всех, кому сделал больно.

Гитарист и барабанщик группы «Пасош» в своих соцсетях осудили насилие, а позже заявили о том, что коллектив приостанавливает деятельность, — Прим. ред.

Вы запутались? Неудивительно — даже те, кто считают себя поклонниками Мартича, иногда не знают всех его проектов. Но уяснить надо три вещи: во-первых, новый альбом «Прыгай киска» «Икона» — стоящая работа . Во-вторых, это танцевальная музыка, сделанная тридцатилетним с задором двадцатилетнего. В-третьих, в ней уже нет той грязи и лоуфая, которые были раньше, но есть танцевальные песни, которые хорошо прокачивают вечеринки и площадки средней вместительности.

Включите, например, трек с Федуком — и после него начинайте читать интервью. Спойлер: оно абсолютное не то, чего вы ждете от автора песен «Двигай своей жопой» и «Ты должна раздеваться».

— Как отметил выход альбома?

— В целом никак. Я гулял вчера весь день. Первый альбом Бьорк слушал целыми днями. До этого гонял новый альбом Blur, который вышел. Прикольный альбом. Пересмотрел все части «Истории игрушек».

— Какая любимая?

— В каждой части был момент, который меня заставил прослезиться. Меня ведь гораздо больше трогают какие‑то попсовые, сопливые, слащавые ходы, чем какие‑то глубинные вещи, которые по идее должны больше вызывать реакцию. Больше всего меня тронула третья часть. Энди, их мальчик, вырос. Они сначала попадают в какой‑то детский сад. Там оказывается все не так прикольно, как казалось на первый взгляд. И в итоге Энди отдает игрушки какой‑то маленькой девочке. И там сцена, где он про каждую из них рассказывает, презентует, дарит ей. И они прощаются.

Я сижу в самолете — лечу из Москвы в Белград. После ночного концерта в «Радуге», целого дня съемок сниппетов. И в моменте, когда Энди отдает игрушки девочке, меня жестко начинает колбасить, я начинаю плакать. Надеваю черные очки, чтобы не привлекать слишком много внимания. Вот это, конечно, удивительно.

— У меня вообще был вопрос «Когда ты в последний раз плакал?». Но он стоял в конце. А мы с него начали.

— Ну да, как‑то так.

— Ты же последний год жил на два города?

— На самом деле жил на кучу городов. Из которых просто Белград сильно преобладает. Я оказался в Белграде в январе 2022 года. И решил здесь задержаться. Посмотреть, что происходит. И я приезжал за это время в Москву всего три раза.

Моя жизнь в Москве теперь, конечно, скорее рабочая. Я приезжаю и решаю там кучу вопросов всегда. Занимаюсь концертами, документами, съемками, еще чем‑то. Вот сейчас провел в Москве три недели, и у меня не было одного дня, когда я мог просто с кем‑то встретиться. Поэтому восприятие Москвы поменялось сильно. Но я еще часто путешествую. В этом году я успел побывать и в Стамбуле, и в Париже, и в Альпах, и в Черногории. Скоро поеду в Хорватию, в Италию. А Белград — моя штаб-квартира теперь.

— Город сильно изменился после февраля 2022-го?

— Сильно. Приехало очень много русских. И открылось очень много новых заведений. Появилось много русскоязычных артистов, которые здесь играют на постоянной основе. Появились фестивали и мероприятия, которые тоже стали ежегодными.

Раньше для меня Белград был местом, куда я прихожу, чтобы абстрагироваться от какой‑то привычной жизни, от своей музыкальной деятельности. Я всегда приезжал сюда, чтобы меня никто не дергал. Я никого особо не знал, меня никто не знал. Я просто проводил много времени в одиночестве и писал музыку. А сейчас все совсем по-другому. Я гуляю по центру, постоянно кого‑то встречаю, постоянно меня кто‑то узнает. Проходят куча концертов моих друзей, диджей-сетов моих друзей, во многих из которых я тоже участвую. Поэтому нынешний Белград совершенно другую для меня выполняет функцию.

— Ты рассказывал, что много путешествуешь. Съездил в Альпы, съездил в Черногорию. Что вообще тебе позволяет путешествовать? Какой твой источник дохода?

— Мой источник дохода — по-прежнему музыка. Он, конечно, переменный. Были моменты, когда все было чуть хуже, были моменты, когда все чуть лучше. Из в Сербии в целом путешествовать гораздо бюджетнее, чем из России. Поэтому это не подразумевает каких‑то огромных трат.

 — Ну давай про музыку, раз она тебя кормит. Как вообще ты пришел к идее ребута своего самого, наверное, скандального проекта? Про «Киску» же можно так сказать — «скандальный»?

— Я помню, что, когда «Киска» делалась 10 лет назад, постоянно использовалась такая калька: «скандальная супергруппа» (смеется) или «суперскандальная группа». Но слово «скандальный» тоже точно присутствовало. Мы сами в шутку это придумали, уже не помню, когда и почему, а потом оно привязалось.

И это был первый раз, когда с 2014 года сел на компьютер и сделал какую‑то танцевальную музыку. Я этим не занимался очень-очень давно — и мне понравилось. Так и затянуло в электронный музон. Плюс какие‑то мои новообретенные знания и наслушанность явно пошли в пользу. А потом случился момент, когда заболел и пролежал в кровати в совокупности около трех-четырех недель.

Потом прошли концерты в апреле. И прошли достаточно весело. Я подумал, что это может быть достаточно интересная история — сделать из всех этих набросков новый альбом для «Прыгай киска». Все очень удачно совпало друг с другом.

До этого я очень долго не занимался музыкой. Я не писал песен около года, а занимался своими личными вещами. Приводил в порядок документы, банковские счета, карточки. Сдавал на права, купил машину, начал учить французский, преподавал английский. С семьей много общался.

— Реально? Был репетитором английского?

— Да, почти год. Я начал еще в ноябре 2021 года. Когда я был в Москве, я повредил ногу, наступил на гвоздь ржавый. И мне запретили месяц выходить из дома и пить алкоголь. Ходить на какие‑то социальные мероприятия стало менее весело. Я такой думаю: чем себя занять? И стал по приколу репетитором.

Я ушел в такую жизнь и дистанцировался от музыки. Бесконечная череда неудач не заканчивалась. Мы отменили весенний тур по понятным причинам, потом, после всех этих месяцев затишья, спланировали большой осенний тур Петара Мартича по России. Но его тоже отменили из‑за мобилизации. В совокупности это был мой пятый или шестой подряд тур, отмененный с 2020 года, хоть и в разных проектах. Я остался в Сербии и импульсивно организовал мини-евротур, который прошел очень сложно. Рига, Таллин, Стамбул, Белград, Тель-Авив. Все было в кратчайшие сроки сделано своими руками, я занимался буквально всем. Но сборы оказались не такими хорошими, как я ожидал.

Я вернулся из этого тура в отчаянном состоянии, потому что мне казалось, что это полоса сложностей никогда не закончится. Потом был хороший белградский концерт, который меня очень взбодрил. Уже позже появилась идея сделать апрельские концерты «Прыгай киска».

И после я подумал, что можно же сделать что‑то веселое и легкое, раз материал с серьезной рефлексией не пишется. Что‑то, что и меня развеселит, и поможет развеяться, и людям предложит не только ностальгическую эмоцию, но и какую‑то новую.

Подумал: «Почему бы не сделать поп-альбом?» Понятно, что это не могла быть поп-пластинка на сто процентов, потому что ее вдохновила достаточно эстетская музыка. Если мы говорим про гетто-хаусБолее быстрая и грубая версия хауса, зародившаяся в 90-е годы в Чикаго. Также называется «бути-хаусом»., про  балтиморБалтиморБалтимор-клаб — еще один быстрый и грубый подвид хауса, родившийся в Балтиморе., про Чикаго и Детройт, вог-хаусВог-хаусЧасто называемый «болрум» — отдельная сцена нью-йоркского хауса, тесно связанная с квир- и ЛГБТ-культурой., про джукДжукВ конце 90-х чикагский гетто-хаус развился в джук — быструю танцевальную музыку с очень ломаной и сложной ритмикой. и так далее, это все равно даже сегодня довольно нишевая музыка, хоть она и становится более популярной со временем. Но если обернуть весь музон в какую‑то поп-оболочку, сделать поп-ходы, добавить именитых гостей, которые себя проявят в необычном свете, — то в целом мне кажется эта задача выполненной максимально.

— У меня есть такая теория, что ты всегда как будто немножко стеснялся «Прыгай киска». Тебе словно бы было неловко от ее скандальности. А тут решил сделать более интересный по звуку эстетский альбом.

— Стеснялся — вряд ли. Просто я перерос этого персонажа. И то, что сейчас выходит, это тоже определенная роль, которую я играю. Мы сделали такой материал — он местами нарочито китчевый, вызывающий, провокационный.

Мне кажется, если бы я записал такой же релиз, как десять лет назад, это был бы шаг назад. А грязь, вообще-то, там по-прежнему есть: если кто‑то слышал первые два-три трека, которые вышли синглами, то они не особо показательные. Послушайте дальше.

А вторая претензия — это наоборот, люди спрашивают: «Блин, что за грязь? Что за ужасная аморальная музыка? Где песни „В ресурсе“, „Лес“ и так далее?» Как вообще можно быть слушателем Петра Мартича в 23-м году и не понимать вот этой разносторонности?

И вывод такой, что невозможно угодить людям. Когда я делал Пасош, мне писали: «Го „Прыгай киска“». Когда я начал делать Петара Мартича, все стали говорить: «Го „Озера“„Озера“Проект Петара с певицей Лизой Громовой, в котором они записывали тихий и интимный инди-поп.». Когда я начал снова делать «Прыгай киска», все говорят: «Давай Петара Мартича». Я уже схавал собаку на этом деле. Прислушиваться ко всем мнениям — это плохая идея, потому что запрос всегда будет меняться.

— Мне очень понравилось, что ты на альбоме прокачался как продюсер. Многие даже подумали, что в первых синглах биты СупчикаСупчикSP4K — электронный продюсер и исполнитель. Он много работал с Бульваром Депо, а для альбома «Прыгай киска» написал несколько битов и сделал сведение.. Это комплимент, если что.

— Да, Леша Супчик очень классный чувак. Мы познакомились летом прошлого года в Самаре. И когда я начал этот материал, то спросил у нескольких людей совета, кого можно пригласить, чтобы довести до ума мои наброски. Потому что хоть я и прокачался [в создании музыки], но саунд-дизайн — это не моя сильная сторона. Леша сказал: «Я вообще люблю такой музон и был бы рад попробовать. И вообще, я живу в Сербии». Мы встретились буквально через день, и это был моментальный броманс.

В итоге он приложил немало усилий к тому, чтобы все получилось как получилось. И сделал еще два трека. Это «Vogue», который с Федей, и «Дольче Габбана» — ремейк Сергея Зверева. Это была полноценная совместная работа, мы не только дорабатывали мои наброски.

Раньше у «Прыгай киска» было высмеивание маскулинности. А здесь подход совершенно другой. И это реально песни про сексуальность, про сексуальную энергетику. Как маскулинную, так и феминную, как мужскую, так и женскую. Он про танцы, про экспрессию, про какую‑то животность.

А еще в нем есть песня «Дольче Габбана». Мне кажется, идея поставить на вог-трек семпл такой фэшн-иконы русской пластмассовой китч-поп-культуры нулевых, какой и является Сергей Зверев, — это великий ход. Мне давно хотелось эту песню как‑то переработать, и мне кажется, в этом ремейке ей нашлось применение.

— У меня только что в голове все сложилось. Я сперва зацепился на альбоме за строчку «Выгляжу как гей, но сегодня еду к ней». А вот сейчас думаю о том, что ты же реально повторяешь приемы американских квир-челов типа Микки БланкоАмериканская исполнительница и ЛГБТ-активистка, сыграла большую роль в формировании волны квир-рэпа 2010-х., которые такие «Я выгляжу как гей, но я сейчас тебя размотаю своим рэпом».

— Мне все это очень интересно. Я отошел от того образа, который был в проекте раньше. Мне нравится исследовать разные энергии, которые есть в мужчине, и в женщине, и в людях в целом. Мне очень нравится эстетика вог-балов. Нравятся танцы, очень нравятся дрэг-шоу, я часто играю эту музыку на своих диджей-сетах. В ней квир-энергия, она очень экспрессивная. Вот знаешь, прямо ********* [разрывная], жесткая. Там очень много агрессии, но это агрессия добрая, как бы странно ни звучало.

Так и на альбоме — песни могут быть агрессивными, могут быть провокационными, но это все равно в каком‑то смысле песни про любовь, про притяжение, про сексуальность. Песня «Двигай своей жопой, сука» — это не песня, где ты говоришь женщине, чтобы она двигала своей жопой, потому что она твоя сука. Это обращение в целом к слушателю — встань со своей задницы и немедленно начни трясти ей в такт этой песне. Неважно, мужчина ты или женщина.

Все, чего мы хотим достичь этим альбомом, — расшевелить людей, пробудить в них сексуальность, энергию, может, что‑то еще. Кстати, песня «Vogue» с Федуком — ты, наверное, слышал там интро и другие вставки, да?

— Да, я подумал, это какой‑то старый хаус-трек.

— А это как раз Микки Бланко, чувак. Мы сидели с Супчиком на студии и три часа смотрели интервью разные с Микки, чтобы вырезать оттуда какие‑то прикольные фразы, которые мы можем в контексте, уже в треках где‑то использовать как голосовые семплы. То есть мы пытались погружаться, диггали.

— А где вы нашли для сниппета танцоров вога?

— Через знакомых. Просил одного, он посоветовал другого, тот не смог, но посоветовал третьего. Так собралась команда. Все получилось очень спонтанно. Мы пришли на какой‑то пустырь, а к нам подходит охранник: «У вас есть 15 минут, а потом вы отсюда уходите». Вот мы за 15 минут и сняли все без подготовки и чего‑то еще. Но мне кажется, получилось стильно. Мне особо греет душу, что там много положительных реакций от людей из танцевального сообщества.

За первые пару дней там было около 2000–3000 репостов. Я смотрел, где меня отмечают, и это люди, которые работают преподавателями вога и так далее. То есть мы попали в тусовку. И они не думают, что мы пытаемся хайпануть на их эстетике, а просто респектуют. Увидели, что все сделано искренне, и это не какая‑то фальшивая попытка интерпретировать что‑то по-своему.

— А как Федя отнесся к тому, что он будет петь под такое музло? И что в клипе будет в розовой рубашечке и с танцорами?

— Это был последний трек, который мы записали [на альбом]. Хотели попробовать как бы органный хаусорганный хаусХаус с органным басом. Это пресет на синтезаторе Korg M1, который был очень популярен в танцевальной музыке 90-х. Хорошие примеры использования — «Push the Feeling On» Nightcrawlers и «Не верь слезам» Шуры, но в призме вог-эстетики, Мы сделали, и я такой: «Блин, кого бы сюда позвать?» Это должен быть какой‑то фит, но непонятно с кем. И мы жонглировали разными вариантами. Вообще, было много-много-много людей, которые должны были быть на разных треках. Кто‑то не успел, кто‑то ********* [слетел], мы сами отказались — и так далее.

Мы решили закинуть Феде. Но я был убежден, что ему либо не понравится, либо не будет времени. Да и в целом мы не так хорошо знакомы. У нас были моменты, когда мы должны были делать какие‑то совместные работы еще в далеком 17-м году, но все никак не срасталось. Он в итоге сразу ответил: «Блин, чуваки, это какая‑то бешеная энергетика. Мне очень нравится, я такого никогда не делал и не слышал ни у кого такого саунда, это очень свежо. Дождитесь меня, я сейчас в поездке». Ну и мы дождались, он сделал. Очень кайфово сделал.

— Еще меня удивила на альбоме избирательная цензура. Вот, допустим, в песне с Депо все говорится прямо, а в песне «Просекко» слово на букву Г запикано.

— Это моя личная трагедия, если честно.

Тем более когда мы говорим про такие исконно грязные жанры. Но в наших реалиях это не всегда получается. Плюс, я работаю с лейблом, ответственность не только на мне, как и последнее слово в некоторых правовых моментах. Да и после момента с питерским концертом, когда его чуть не отменили в МВД, — и прокуратуре, и нам пришлось секретно его переносить на другую площадку — я понял, что ко мне тоже появляется ненужное внимание. И лучше не играться с этим.

А в чем разница между этими двумя треками. Песня с Бульваром Депо — это когда ты увидел в зеркале где‑то что‑то там сзади, какую‑то обнаженку на заднем плане. А «Просекко» — это когда тебе подходит голый человек и говорит: «Ну что, погнали?» Это очень в лоб. Но я выложил в телеграм-канале версию без цензуры для всех желающих. Так что велкам.

— Странный вопрос, но все же. Какой год был для тебя хуже: 2021-й или 2022-й?

— Была еще демоверсия ******* [кошмара], когда началась корона. Это 2020 год, когда все музыканты лишились дохода, концертов, работы — и ты еще оказываешься заперт дома. Мне кажется, что на музыкантов, которые сильно зависели от концертов, она, конечно, повлияла! Потому что твоя жизнь полностью поменялась.

Но 2021 год был труднее, потому что к 2022-му я стал гораздо стрессоустойчивее. И прошел уже к этому моменту через что‑то подобное. Хоть это и разные абсолютно вещи, но все равно по итогу личностный результат очень схожий. Ты полностью меняешь круг общения, должен заново думать, чем тебе заниматься, куда тебе двигаться, переосмыслить какую‑то свою жизнь. Меняешь место жительства. И в целом то же самое произошло со мной в 2021-м и примерно то же самое произошло в 2022-м, когда случилась миграция. Хоть для меня, конечно, это «миграция» в кавычках, но тем не менее. Поэтому я был как будто бы подготовлен уже к каким‑то эмоциям и процессам.

— А ты работал с психологом или только музыка была твоим психологом?

— Я три года уже хожу на терапию. Вот ровно три года будет через пару недель. Понимаю, что терапия — это созидательный процесс. Есть такое заблуждение: ты идешь на терапию — и твои проблемы якобы исчезает по щелчку пальца, их за тебя решат. Это не так. Но она явно помогает мне отслеживать свои мысли, структурировать их и пытаться понять, выявлять какие‑то проблемы и находить способы их решать, есть ли в этом необходимость.

Я хожу туда и в хорошие, и в плохие периоды. Думаю, важно наблюдать за собой в радости и горе, чтобы лучше себя узнать. Это и есть один из основных результатов терапии для меня — то, что я лучше себя понимаю. Чего я хочу, чего я не хочу. Что мне подходит, что — нет. [В терапии] ты начинаешь понимать, что в тебе может не подходить другим людям, что может их триггерить, и что тебе нужно проработать. Получается, это процесс и в одну, и в другую стороны. Никогда никому ничего не навязываю и терапию тоже, но лично для меня это хороший опыт.

— Если оглянуться на скандал 2021 года спустя два года — что, по твоему мнению, ты сделал правильно, а что нет?

— Спустя два с половиной года я понимаю, что мог гораздо легче выйти из этой ситуации путем гораздо меньшего сопротивления, гораздо меньшим количеством потерь. Абсолютно точно. Но в то же время, если бы было так, а я поступил так, а не иначе, то не было бы абсолютно точно всего того, что происходит со мной сегодня, и, скорее всего, я был бы другим человеком. А я очень дорожу тем, куда меня привел этот путь. Путь непростой, местами очень болезненный. Я сейчас говорю не про «Прыгай киска», не про концерты, не про альбом, который выходит, а в целом про какую‑то позицию в жизни, в которую я пришел относительно себя и окружающих людей.

И иногда, знаешь, когда ты вспоминаешь какие‑то сложные ситуации в жизни и думаешь, что можно вернуться назад и сделать что‑то по-другому, и все будет попроще? Так вот, иногда ты перерастаешь это желание. Думаю, это какой‑то признак смирения и взросления.

— Ты зол на СМИ, которые раздували эту историю?

— Злости и обиды у меня нет ни на кого, потому что я достаточно быстро понял, что обида — это очень разрушительное чувство, которое только мешает идти вперед и как‑то созидать. Поэтому я от нее отказался.

— «Пасош» был ярчайшей группой «новой русской волны» — так иногда называют бум музыкальной инди-сцены в России середины 2010-х. Как ты сам объясняешь, чем этот бум был вызван?

— Людям не хватало музыки на русском, чего‑то аутентичного и своего. Возможно, более маргинального и лоуфайного, чем то, что имелось. Это происходило в эпоху групп, которые выступали на Пикнике «Афиши», пели на английском и звучали очень чисто и причесано. Будто не хватало чего‑то более локального и грязного, с чем можно было себя ассоциировать.

И начала появляться вот такая музыка. Начиная с Padla Bear Outfit, одним из первых запевший на русском у себя дома в ноутбук, и продолжая сибирским постпанком в лице групп Ploho, «Сруб», и позже «Вхоре» и «Буерак», ростовской группы «Утро», москвичей из «Спасибо» и так далее. И постепенно случился бунт среди молодых тогда групп, в числе которых была и группа «Пасош». В Питере все это движение крутилось вокруг фестиваля «Ионосфера», в Москве же — фестиваля «Боль».

И это явно нашло отклик у людей, потому что за пару лет набрало огромные обороты.

— За кем‑то из тех групп тебе еще интересно следить?

— Честно говоря, нет. Думаю, волна рассыпалась. Было, как мне кажется, четыре главных фактора для этого. Во-первых, когда все очень коммерциализировалось, примерно в 2018 году, когда индустрия стала больше, появились деньги, спонсоры, выросли только недавно пришедшие в Россию стриминги, которых не было раньше. И флер очарования этих проектов немного потерялся. На «Боли» стал выступать Деймон Албарн, Death Grips, Slaves — и это уже был не фестиваль локальных феноменов, а история побольше. И в этом нет ничего плохого, просто это другое.

Во-вторых, корона. Она пропустила всех через фильтр, проверила на прочность и романтические, и дружеские, и рабочие взаимоотношения. Многое сразу повылезало.

В-третьих, помечу, что это не мое мнение, а наблюдения моих коллег — как бы это ни звучало эгоцентрично: после скандала со мной в 2021 году, распада «Пасоша» и «Домашней работы»«Домашняя работа» — лейбл, основанный группой Пасош. Существовал с 2020 по 2021 год. тусовка сильно поделилась. Многие переругались. Потерялось единство. Как будто инди-тусовка разделилась на до и после. До этого был единый организм, в который я очень сильно верил. И он дал слабину, все рассыпались.

В-четвертых, *****. Когда все разъехались, кто куда. Кто‑то потерял веру во все хорошее и перестал заниматься музыкой, какие‑то команды оказались разбросаны в разные городах и странах. И такой [новой русской] волны больше нет, мне кажется. Остались единичные группы, но это уже другая история.

— У тебя есть классная строчка на альбоме «Петар»: «Думал, что в русрэпе прогресс заново возник, но эти мальчики с гитарой — ********* [фейк], прости». Что ты имел в виду?

— Блин, почему никто меня не спрашивал об этом два года назад? Я бы рассказал много всего. На тот момент мне казалось, что все говорят про инновации в хип-хопе. Но это такой самообман на самом деле. Стилизация, лишенная аутентичности.

Часто рэперы почему‑то хотят быть рокерами. Кто‑то использует гитарные семплы — и все, мы рокеры. Кто‑то добавляет барабанщика на концерт — и все, мы вообще панки. Кто‑то берет полностью лайв-состав и играет мазафаку — и все, мы жесткие панки. И тут ты понимаешь, что относишься к этой культуре с большим уважением, потому что пропускал ее через себя: ты годами ходил на DIY-фестики, сам что‑то организовывал, читал и делал зины, прослушал тысячи часов музыки. А здесь появляются персонажи извне, для которых порог погружения в культуру эту условный Курт Кобейн, и они говорят, что вот, мы панки. Конечно, это кажется ********** [обманом]. Про это и строчка.

— Тебе не нравилась стилизация? Она была не классной? Типа, люди этим не живут, а только стилизуют свою жизнь под все это?

— Я в целом против стилизации. Мне это не нравится. Поэтому с этим альбомом «Прыгай киска» мне было важно получить зеленый свет от авторитетов того поля, в которое я целюсь. Для меня важно, чтобы люди из этой культуры с авторитетным для меня мнением, сказали: «Да, это клевый музон, мы будем ставить его на вечеринках, это не кринжово». То же самое и с вог-танцорами. Ты берешь какие‑то художественные детали жанра и эстетики, используешь субкультуру, но углубляешься в нее. Когда в этом мало аутентичности, меня это не берет. I don’t buy it.

— Окей, «Пошлая Молли» в 2017 году тебе казалась фейком или это было трушно?

— Когда появилась «Пошлая Молли», она вызывала у меня отторжение, мне очень не нравилось. Через какое‑то время я понял, что в этом все же есть прикол. Такая эстетика эксплуатации культуры селебрити. Была выходка на каком‑то фестивале, когда Кирилл вышел и сказал: «Три факта для вас. Меня зовут Кирилл Бледный, я миллионер, и я сейчас под кокосом».

Я подумал: «Блин, вот это реальная эмоция, это я покупаю». Но мне кажется, я никогда намеренно не слушал ни одной песни «Пошлой Молли». Но вот этим жестом он меня подкупил. Хотя в его жизни это, наверное, был не лучший период.

— При этом, мне кажется, группа «Пасош» ведь была такой очень скромной рок-группой. Она брала как раз из этой культуры не атрибутику, а что‑то другое. Звук, темы, подход к написанию песни.

— Мы все-таки существовали в другой призме. В «Пасоше» было много панк-рок-идеологии. Когда ты все делаешь сам и нацелен на аутентичность. Нашим путеводителем была группа Sonic Youth. «Как бы поступили Sonic Youth в этот момент?». Мы пытались отдавать комьюнити, комьюнити что‑то отдавало обратно нам — это была своего рода экосистема. А когда ты делаешь поп-музыку, ты, по сути, одиночка.

— Если бы тебе предложили очень много денег за реюнион «Пасоша», ты бы согласился?

— Я не думаю, что кто‑либо из нас троих согласился бы. Тут вопрос не в деньгах.

— Окей, у меня финальные вопросы. Десятые были лучшим десятилетием в русской музыке?

—Десятые были удивительным временем. Невероятно беззаботным. И мы тогда этого, конечно, не понимали. Какие у нас были проблемы… Почему мы играем здесь? А почему в райдере принесли то, а не это? Почему так плохо организовано? И так далее.

А сейчас: блин, а концерт вообще состоится, у нас есть гарантии, что нас не прикроют?

Недавно читал книгу «Прошу, убей меня» про зарождение панка с конца шестидесятых и до конца семидесятых. Ты читаешь и понимаешь, что мы в новой русской волне, в общем-то, занимались тем же. Только у нас уже была протоптанная тропа, а они пионеры. Ты читаешь, как Игги Поп играл концерты на 20–30 человек, а после этого они все валялись под героином в какой‑то канаве, а на них все плевали. И ты понимаешь, что никто не рождается иконой. Ей становятся.

Непонятно, что будет с нами и нашей сценой. Мы родились в других местах, в другое время, но в целом смысл тот же. Все хотели заниматься музыкой, горели этим до выгорания и были готовы отдать все, что у них есть, на сцене или в будке для записи. И это чувствовалось. Все жили культурой. И я надеюсь, что это когда‑нибудь будет как следует задокументировано, потому что это было живое и искреннее время.

— Ты когда‑нибудь задавал себе вопрос: если не музыка, то что?

— У меня есть какое‑то количество вещей, которые меня очень сильно интересуют помимо музыки. В первую очередь это кино. Я много чего смотрел, очень много про что читал, изучал и так далее. И это моя основная страсть после музыки.

Дальше идет архитектура. Мне нравится ее изучать, наблюдать, гулять, фотографировать. Вся моя семья — архитекторы. Меня это окружает с детства; предполагалось, что тоже буду этим заниматься. Никто не думал, что я в итоге буду петь про «Энтеросгель». Но случилось именно так.

Мне нравится дизайн интерьера, очень нравится баухаус, модернистская всякая мебель. Стулья, лампы, светильники, часы, пепельницы, вазы, какие‑то кухонные принадлежности. Это то, на что я могу часами смотреть.

Третье — я учился в универе современного искусства в Англии. И был окружен разного рода художниками. Мне всегда были близки перформансы, инсталляции в пространстве — такие вещи. Думаю, что моя разноплановая музыкальная деятельность тоже может быть расценена как перформативная практика. Перевоплощения в разных персонажей исходят из любви к этому.

Четвертое — я сейчас перечисляю буквально все свои интересы, да? — это UFC, MMA и другие бои. Плотно за этим слежу, я дикий задрот. И я действительно «обожаю UFC, но ненавижу драться». Не помню свой последний конфликт. Но именно наблюдать за боями мне очень интересно. По выходным просыпаюсь в 5 утра, чтобы посмотреть турнир, а потом ложусь спать.

Каждый день, мне кажется, смотрю какие‑то аналитические видео на эту тему. И очень редко, если честно, нахожу людей, с которыми я могу на одинаковом уровне погруженности обсуждать какие‑то вещи, потому что я уже слишком занердился в этом во всем.

— Короче, я понял, что скучно тебе никогда не будет.

— Не будет! Йога еще кайф. Всякие такие штуки, которые про свое тело, про сознание, про гармонию, про здоровье. Конечно, с этим сложнее, потому что у меня график и образ жизни часто мешают. Но в те периоды, когда получается отдаться этому полностью, чувствую себя максимально в гармонии с собой. Надеюсь, что я к этому еще приду в более полноценном режиме.

— Последний вопрос. Сейчас ты чувствуешь себя счастливым?

— Да. Последний год, наверное, самый гармоничный и счастливый, который у меня был за очень долгое время. Сейчас я немножко потрепан: меня сильно утомила поездка в Москву. И психологически, и физически я очень устал.

Но в целом чувствую себя очень сбалансировано. Через пару дней отправляюсь в путешествие на машине по Италии, Хорватии, Черногории. Буду путешествовать весь месяц, очень этого жду. Добьем дела с выходом альбома — и поеду отдыхать. А дальше уже концерты и туры.