Культурный редактор «Афиши Daily», литературный критик
Иосиф Бродский рассказывал, что ненавидит, когда люди поют стихи под музыку, а одному человеку, решившемуся исполнить стихи самого Бродского, поэт разбил голову его собственной гитарой.
Такое признание — мы его знаем со слов литературоведа-русиста Бенгта Янгфельдта — кажется чересчур жестоким даже для поэта, у которого, как известно, все святое. Но с тех пор, как Бродский не может отбиться, появилось немало доводов, помогающих его понять — от речитатива Земфиры через попытку Басты притвориться Гребенщиковым до монструозного альбома из семнадцати песен в исполнении Олега Митяева.
Тем не менее музыкальные трибьюты поэтам в последнее десятилетие стали отдельным феноменом — время от времени музыканты собираются и расхватывают самые ходовые стихи еще одного классика к очередному юбилею. От трибьют-альбомов вообще не отбиться, но все же перепетые песни «Мумий Тролля», «Кино» или Высоцкого — не то же, что переложение на музыку текстов, которые прежде были буквами на бумаге.
В полной мере этот тренд стартовал в 2014 году с альбома «Лермонтов. 200 по встречной», придуманного Юрой Лобиковым, внуком Юрия Визбора. Интересный и по задумке, и по составу участников проект получился скорее курьезом. Описывать его словами увлекательнее, чем слушать: там были сразу три версии «Выхожу один я на дорогу» на двух языках, инструментальная джазовая фантазия по мотивам «Смерти поэта», «Парус» на китайском — а на деле и скучно, и грустно, и некому руку подать. Альбом вышел одновременно переусложненным и банальным, в раздутом до 32 песен треклисте не нашлось ни одного бронебойного хита. «200 по встречной» оказался одним из тех междусобойных арт-проектов, которые интересны в основном только их участникам.
Другое дело — вышедший в начале 2021-го трибьют Мандельштаму, на котором режиссер Рома Либеров собрал звезд разного калибра, от «Порнофильмов» и Оксимирона до участвовавших в «200 по встречной» Кати Павловой и Александра Маноцкова. Самый главный результат — альбом слушать интересно. Леонид Агутин превратил стихи Мандельштама в ресторанную версию Стинга; IOWA нашла в них мощный танцевальный хук; даже к песне Shortparis «Эта ночь непоправима» только одна претензия: ее невозможно отличить от любой другой песни Shortparis.
Мандельштамовский трибьют подцепил у лермонтовского идею сопоставления разных версий одного стихотворения и реализовал ее гораздо нагляднее. За танцевальной «Возьми на радость из моих ладоней» следует нежная «Priimki džiaugsmą iš manųjų rankų» Алины Орловой: с первого прослушивания легко упустить то, что это одно и то же стихотворение, только на разных языках.
Это, кстати, еще одно отличие сборника. В «200 по встречной» английский и китайский языки были занятной вишенкой на и без того переслащенном торте. Когда в «Сохрани мою речь навсегда» появляются украинский, грузинский и литовский, это выглядит тихим политическим заявлением.
Зачем же вообще нужны таким сборникам стихи заслуженных поэтов? Ответов тут может быть много. В случае Лермонтова это общий канон, в равной степени знакомый и подзабытый, становящийся топором, из которого каждый из десятков музыкантов варит собственную кашу. В случае Мандельштама — еще не пережеванные до безвкусия классические стихи, которые вступают в диалог с берущимися за них музыкантами. А есть еще и третий, самый очевидный вариант — когда знакомое имя из школьной программы становится кликбейтом: «Учителя ОФИГЕЛИ, когда услышали, что эти стихи можно читать не только у доски!»
И тут время поговорить о новом трибьюте «Я — голос ваш», прохаживающемся по стихам Анны Ахматовой. С виду это вполне логичное продолжение линии «Сохрани мою речь навсегда»: на альбоме, вышедшем к годовщине смерти поэтессы (соглашусь с мнением филолога Александры Чабан и буду называть ее именно так), собрались десять больших звезд, включая тех же IOWA.
Более того, поскольку дата соседствует с 8 Марта, а Ахматова позорно остается одной из трех (!) женщин, допущенных в школьную программу, «Я — голос ваш» становится еще и профеминистическим высказыванием: звучат на альбоме только женские голоса. Неизвестно, оценила бы такой подход сама Ахматова («Я научила женщин говорить…/Но, боже, как их замолчать заставить!»), но задумка похвальная.
Опять же, пока речь не доходит до содержания. Сборник производит впечатление собранной на скорую руку попытки повторить успех «Речи». «Голос» невдумчив, неизобретателен и попросту неинтересен.
Странным образом самой если не интересной, то адекватной песней оказывается «Приходи на меня посмотреть» в исполнении Лолиты — да и та звучит недоделанно, обрываясь будто бы в тот момент, когда дедлайн заставил поставить точку и отправить трек продюсерам.
Вообще же в альбоме сложно выделить хотя бы одну песню, которая запомнится: это очевидные тексты, спетые очевидными певицами под очевидные аранжировки. По-настоящему хороших треков тут нет, зато и по-настоящему плохой только один. Если и есть жанр, по-настоящему достойный в 2021 году быть похороненным, — это хриплая мелодекламация с придыханием под фортепианные переливы. Если составители сборника нарочно поставили Ах Астахову в финале, чтобы остальная пластинка на фоне этих мучительных 70 секунд показалась не такой заурядной, то им почти удалось.
Все это было бы простительно, если бы в альбоме звучали тексты не первого ряда — но нет, альбом составлен как самая ленивая хрестоматия: «Реквием», «Двадцать первое. Ночь. Понедельник», лучшее, любимое и только для вас.
В название трибьюта вынесены первые слова стихотворения «Многим»; хочется вспомнить заодно, как оно заканчивается:
«Как хочет тень от тела отделиться,
Как хочет плоть с душою разлучиться,
Так я хочу теперь — забытой быть».
Значит ли все это, что хватит уже записывать сборные альбомы на стихи поэтов? Мне кажется, что нет. Такие эксперименты могут актуализировать наследие запылившихся классиков, вывести на передний план недооцененных (было бы очень интересно услышать трибьют Николаю Олейникову, Зинаиде Гиппиус и Семену Кирсанову). В конце концов, стихи могут стать элементом, связывающим воедино размежеванную культуру: ну кто еще, кроме Мандельштама, способен объединить Оксимирона с Агутиным.
Главное — делать это так, чтобы поэту не захотелось дать вам инструментом по голове.