«Кэрри» (1974)
У каждого писателя, как у супергероя, есть своя история восхождения. И так уж вышло, что часто они связаны с женами. В Колумбии, например, каждый знает легенду о том, как Мерседес Барча Пардо заложила в ломбарде фен, соковыжималку и обогреватель, потому что ее мужу — Габриелю Гарсии Маркесу — не хватало денег, чтобы отправить рукопись «Ста лет одиночества» издателю по почте.
У Кинга все было примерно так же: своим успехом он фактически обязан жене Табите, которая однажды буквально из мусорной урны достала смятые первые страницы «Кэрри» и уговорила мужа продолжить работу: «В этой вещи у тебя что-то есть. Я в этом уверена». В итоге небольшой жутковатый роман о девочке-экстрасенсе принес автору славу и 200 тысяч долларов гонорара от издателя.
Уже здесь, в дебютной книге, сквозит вполне узнаваемая кинговская потусторонность, которую так хорошо уловил Брайан Де Пальма, поставивший «Кэрри» в 1976-м. Все последующие попытки перенести историю на экран кончались провалом, в том числе версия 2014-го года с Хлоей Морец: авторы просто копировали основной сюжет, совсем, кажется, не замечая того, что сделало роман таким жутким и таким настоящим. Кинг вывел Кэрри типичным забитым подростком, которая не понимает, что происходит с ее телом, — и каждый школьник может поставить себя на ее место. В «Кэрри» Кинг — возможно, даже не осознавая этого, — открыл свою первую суперспособность: он понимает язык молодежи, их проблемы и страхи и, самое главное, умеет внятно говорить с ними на их же языке. Сегодня писателю почти 70, и каждое новое поколение подсаживается на его книги.
Перевод
А.Корженевского
«Жребий Салема» (1975)
«Жребий Салема» — второй (и, кажется, самый популярный у школьников) — роман Кинга: здесь впервые появляются сюжетные тропы, которые позже станут его фирменными авторскими клише. Тут вам и дети-задроты в захолустном городке, которые случайно сталкиваются с потусторонней силой; писатель в депрессии, вернувшийся на малую родину, чтобы закончить роман и справиться с внутренними — а иногда и с внешними, — демонами; добрый школьный учитель; и, разумеется, утративший веру священник.
Сам Кинг писал о книге так: «Я специально придал роману сходство с «Дракулой» Брэма Стокера, и через некоторое время мне стало казаться, что я играю в интересную — по крайней мере для меня — игру, в литературный ракетбол. «Жребий» — мяч, а «Дракула» — стена, и я бью о стену, чтобы посмотреть, куда отскочит мяч, и ударить снова. Кстати, некоторые траектории были крайне интересными, и я объясняю этот факт тем, что хотя мой мяч существовал в двадцатом веке, стена была продуктом девятнадцатого».
«Темной башни» тогда еще не было даже в планах, но один из героев «Жребия Салема», отец Кэллахан, спустя 28 лет появится в пятой книге серии «Волки Кальи», станет частью ка-тета стрелка Роланда Дискейна и пройдет по тропе Луча.
Перевод
В. Антонова
«Сияние» (1977)
Незамысловатую фабулу «Сияния» знают даже те, кто не видел экранизацию: писатель Джек Торренс присматривает за отелем, постепенно сходит с ума, а в конце все умирают. И в этой простоте, думается, главная проблема книги: строго говоря, «Сияние» — один самых композиционно слабых романов Кинга. Если в «Жребии», скажем, была попытка как-то переосмыслить классику жанра, то тут автор не предлагает никаких сюрпризов или оригинальных ходов: это прямой, как школьная линейка, и не слишком изящный рассказ об отеле-призраке, каждый сюжетный поворот которого виден за километр. Когда в одной из первых сцен смотритель объясняет Джеку, как пользоваться бойлерами в котельной, над ними разве что не хватает неонового знака: «Внимание! Это будет важно в конце!» Таланта Кинга, впрочем, хватает на то, чтобы чем-то компенсировать бедную архитектуру сюжета: он достоверно описывает прогрессирующее безумие Джека Торренса, его проблемы с алкоголем и страх потерять ребенка.
Перенося роман на экран, Кубрик сделал упор именно на атмосферу — и не прогадал. Кадр с Джеком Николсоном, просунувшим голову в дыру в двери, по многим опросам, возглавляет рейтинг самых страшных сцен в истории кино, иногда конкурируя с эпизодом в ванной из «Психоза». Сам Кинг был, мягко скажем, не в восторге от работы Кубрика и в 1997 году сам написал сценарий к новой версии. Мини-сериал Мика Гарриса повторяет книгу почти дословно и потому выглядит нудным и избыточным, а из-за мизерного бюджета еще и ужасно дешевым. Вообще, отношения с кинематографом у Кинга всегда были сложными. Он очень любит кино, но, кажется, эта любовь безответна, и худшие его экранизации — как раз те, к которым он лично приложил руку.
Перевод
И.Моничева
«Противостояние» (1978)
«Противостояние» — первый по-настоящему большой и амбициозный проект Кинга, попытка написать своего «Властелина Колец». Сюжет такой: в результате эпидемии в США вымирает 99% населения, а те, кто остался в живых, скитаются по опустевшим городам и магистралям, сбиваются в группы и организуют новые колонии. Без сверхъестественного тоже не обошлось: за выживших сражаются мистические силы тьмы и света, и в новом, «перезагруженном» мире опять начинается противостояние — между двумя сообществами, двумя представлениями о добре. Также именно в этой книге впервые ясно заявлена одна из сквозных тем всех будущих романов Кинга — природа человеческого насилия.
Размах писателя оценили даже критики, которые прежде считали его поставщиком бульварного чтива про вампиров и мертвецов. Безлюдные пейзажи произвели на читателей такое сильное впечатление, что книгу до сих пор многие считают лучшей у Кинга — с полным на то основанием. Шутка ли — 900 страниц мелким шрифтом, сотни персонажей, куча сюжетных линий; не очень похоже на произведение, написанное ради денег.
Да и для самого автора «Противостояние» — важная веха: работа над книгой стала испытанием его таланта на прочность — и в мемуарах он подробно описывает сложности, с которыми столкнулся, пытаясь совладать с барочной архитектурой романа; он даже был готов бросить эту затею и признать поражение — но все же не отступился. В каком-то смысле «Противостояние» можно считать репетицией «Темной башни»: успех этого кирпича у читателей придал Кингу уверенности в себе — он понял, что ему вполне по силам бросить вызов тяжеловесам вроде Толкина. А главный антагонист «Противостояния», Рэнделл Флэгг, позже и вовсе переселится в «Темную башню» и встанет на пути у Роланда Дискейна, идущего по тропе Луча.
Перевод
В.Вебера
«Мертвая зона» (1979)
В «Мертвой зоне» появляется еще один важный и даже судьбоносный для Кинга топос — автокатастрофа. Строго говоря, она фигурирует еще в «Жребии», но именно здесь покореженный автомобиль становится важным сюжетным элементом.
Завязка такая: главный герой Джонни Смит после аварии обретает способность видеть будущее — ему достаточно лишь прикоснуться к человеку. Однажды Джонни жмет руку кандидату в президенты Грегу Стилсону и видит, как тот, став первым лицом государства, развязывает Третью мировую войну. По ходу действия эта непритязательная история, похожая на проходной эпизод сериала «Сумеречная зона», здорово прибавляет в масштабе: чем дальше, тем сильнее маленький человек Смит, оказавшийся перед выбором (убивать или не убивать будущего тирана?), напоминает библейского Иону, тоже пытавшегося спрятаться от своей судьбы.
Роман был настолько популярен, что в 1983 году за экранизацию взялся сам Дэвид Кроненберг. Имея на руках один из лучших текстов Кинга и Кристофера Уокена в главной роли, режиссер «Видеодрома» умудрился снять совершенно беззубую ленту, упустив сюжет о неподъемном бремени ответственности и настоящем, без красного плаща, героизме. В романе Кинг с первых страниц подчеркивал контраст между двумя героями — Джонни Смитом и Грегом Стилсоном — и долго готовил их неизбежное столкновение. В фильме антагонизма нет и в помине: Стилсон в исполнении Мартина Шина появляется на экране лишь на 70-й минуте, а руку ему Джонни жмет незадолго до конца и затем в следующей же сцене — форсированном и нелепом диалоге с врачом — отваживается на убийство. В итоге развязка выглядит просто надуманной: в романе Джонни долго решался на последний шаг и даже поседел — так сильно пугала его мысль о будущем; в фильме же между выбором и выстрелом проходит меньше суток, да и сам герой, кажется, не слишком себя терзает: поиграл желваками и пошел убивать.
Перевод
В.Антонова
«Рита Хейворт и спасение из Шоушенка» (из сборника «Четыре сезона», 1982)
«Побег из Шоушенка», как и «Сияние», смотрели, кажется, все, и пересказывать сюжет нет никакого смысла. Повесть по праву считается вершиной творчества писателя: история о несправедливо осужденном адвокате Энди Дюфрейне, который, получив пожизненный срок, нашел в себе силы не сломаться под тяжестью жизненных испытаний, — самая жесткая и в то же время самая светлая и оптимистичная вещь Кинга; сочинение калибра «Старика и моря».
Объяснить, почему из всех экранизаций выстрелила именно эта, довольно просто: автор сценария и режиссер Фрэнк Дарабонт в отличие от предыдущих постановщиков не стал покадрово копировать текст. Он поступил так, как и должен поступать любой талантливый сценарист: взял основную идею книги и выстроил фильм вокруг нее. Сценарий был так хорош, что один из коллег Дарабонта Роб Райнер (ответственный за адаптации «Трупа» и «Мизери») пытался выкупить у него права за 2,5 миллиона долларов. Над этим невероятным предложением (один из самых больших гонораров за сценарий в Голливуде на тот момент) Дарабонт раздумывал почти месяц и все же решил снимать самостоятельно, потому что, как он признался позже, «это был шанс создать что-то по-настоящему великое». Так оно и вышло.
Перевод
С.Таска, В.Каневского, О.Лежниной, М.Опалевой, Е.Александрова
«Оно» (1986)
Ничто не злит Стивена Кинга сильнее, чем заявления, которые начинаются со слов «писатель должен». И он наверняка от души посмеялся бы над попытками критиков как-то интерпретировать его наследие, увидеть автопортрет в сюжетах его романов. Но сюжеты — они как отпечатки пальцев: по ним всегда можно найти автора, как бы он ни пытался замести следы. Все герои-писатели у Кинга действительно похожи на него — они защищают право романиста писать так, как он хочет. Вот, например, слова Билла Денбро из «Оно»: «Почему рассказ обязательно должен быть социо-каким-то? Политика, культура, история… разве все это не естественные компоненты любого рассказа, если он хорош? <…> Почему бы рассказу не быть просто рассказом?»
Это и есть главное кредо Кинга: история у него всегда на первом месте — и если она хорошо придумана, мораль автоматически будет зашита в ее ДНК. «Оно», содержащее все традиционные кинговские тропы, вполне можно прочесть как манифест против домашнего насилия: наиболее жуткие эпизоды тут — о бытовой жестокости, об издевательствах сильного над слабым. Вспомним хотя бы драку Беверли с мужем-деспотом, который пытается отлупить ее ремнем за неподчинение, за то, что повысила на него голос. Во всех книгах Кинга есть это внутреннее противоречие: они под завязку набиты монстрами, но главные чудовища в них все равно люди. Это еще одна его суперспособность — без назидания и занудства и не выпячивая подтекст поднимать серьезные темы: право женщины распоряжаться своим телом, право заключенных на гуманное обращение, право меньшинств на самоопределение.
Судя по всему, свежий фильм, увы, будет типичным хоррором про зубастого клоуна. Есть какая-то злая ирония в том, что сериал от Netflix «Очень странные дела», формально не имеющий к Кингу никакого отношения, гораздо лучше передает атмосферу «Оно», чем все экранизации, вместе взятые.
Перевод
В.Вебера
«Мизери» (1987)
«Мне кажется, что писатели бывают двух видов, — писал Кинг в предисловии к «Темной башне». — Те, кто относит себя к более литературным или «серьезным» сочинителям, рассматривают все сюжеты и темы в свете вопроса: «Что эта книга значит для меня?» Те, чей удел — писать популярные книжки, задаются вопросом прямо противоположным: «Что эта книга значит для других?» «Серьезные» авторы ищут ключи и разгадки в себе; «популярные» ищут читателей. И те и другие — равно эгоистичны».
Всю свою жизнь Кинг провел где-то посередине, между двумя этими полюсами, в писательской «сумеречной зоне», — недостаточно изящен, чтобы заслужить похвалу в The New York Times, и в то же время слишком умен и харизматичен, чтобы считаться автором категории «Б». И потому темы раздвоения личности («Темная половина») и самозванства («Тайное окно») так часто возникают в его книгах. В романе «Мизери» главный герой, писатель Пол Шелдон, и вовсе становится жертвой безумной фанатки, которая держит его в заложниках и калечит за то, что он посмел написать что-то, что нравится лично ему, а не ей. Сам по себе сюжет «Мизери» тоже симптоматичен и легко читается как аллегория отношений коммерческого автора с аудиторией: сам Стивен Кинг точно так же много лет чувствует себя заложником своей многомиллионной армии поклонников, которые ждут от него жути с трупами и саспенсом, и в то же время — заложником критиков, вопрошающих, когда он наконец «перестанет заниматься ерундой и возьмется за ум». И оттого, наверное, многие его романы выглядят как сеансы самоанализа и саморазоблачения.
Перевод
А.Григорьева
«Темная половина» (1989)
Если «Жребий Салема» был попыткой Кинга написать своего «Дракулу», то «Темная половина» — очевидный оммаж «Доктору Джекилу и мистеру Хайду» Р.Л.Стивенсона; история о двойственной природе ремесла писателя. Протагонист Тадеуш Бомон — весь такой правильный, образцовый, твидовый писатель. Его «серьезные» романы плохо продаются, и потому однажды он в ярости сочиняет откровенно бульварную книжку, набитую ультранасилием, и публикует ее под псевдонимом Джордж Старк. Роман становится бестселлером, и Тадеуш на волне успеха пишет еще два, в которых с оттягом эксплуатирует все клише нуарных детективов. Тем временем книги самого Бомона — «настоящая» литература — никому не нужны: он остается нишевым писателем для знатоков. В какой-то момент раздвоение личности начинает тяготить Тадеуша, и он официально объявляет о том, что Джордж Старк мертв — то есть формально убивает свой псевдоним. Дальше — чистый хоррор: Джордж Старк выбирается из могилы и два альтер эго Кинга — книжный гик и сумасшедший — начинают выяснять отношения.
В пересказе все это звучит не очень впечатляюще, но для того чтобы увидеть в истории дополнительный смысл, достаточно вспомнить путь самого Кинга. Как-то раз пожилая женщина узнала его в супермаркете: «Я знаю, кто вы, вы автор ужастиков. Я не читала ни строчки из того, что вы написали, но я уважаю ваше право писать так, как хочется. Я-то люблю настоящую литературу типа «Побега из Шоушенка». Кинг так и не смог убедить ее, что эту книгу тоже написал он.
Эта история (возможно, выдуманная) очень показательна. Кинг действительно крайне плодовитый и разнообразный писатель: большие творческие удачи чередуются у него с чудовищными провалами. Поэтому и в «Темной половине» вполне можно увидеть насмешку — над рецензентами и над нами, читателями, и нашей привычкой вешать на авторов ярлыки: этот пишет ужастики, а другой — о высоком; не перепутай. А почему, собственно, один писатель не может делать одно и другое одновременно? «Надеюсь, ты не ищешь в книгах Старка какой-то подтекст или дополнительный смысл? Потому что их там нет», — говорит Бомон своему другу, но мы-то с вами — те, кто читал «Противостояние», «Труп» и «Сердца в Атлантиде», — знаем, что автор лукавит. В «Темной половине» он дает нам всего понемногу: сцены, наполненные сатирой на издательский бизнес и шпильками в адрес литагентов и критиков, перемежаются со всевозможными клише из второсортных фильмов.
Книга действительно вышла очень кинематографичной, и голливудские продюсеры сразу оценили ее потенциал. В 1992 году за постановку взялся автор «Ночи живых мертвецов» Джордж А.Ромеро, написавший к фильму сценарий; картина, как и «Мертвая зона» Кроненберга, почти дословно копирует роман, и в этом ее главная проблема — она просто не работает без фигуры автора. У книги был дополнительный иронический слой — Ромеро же снял хоть и атмосферный, но откровенно вторичный хоррор.
Перевод
Т.Покидаевой
«Бессонница» (1994)
«Бессонница» — роман, в котором Кинг еще прочнее сплетает мир «Темной башни» с другими своими произведениями. Главный герой Ральф Робертс из-за проблем со сном начинает видеть ауры людей и еще — странных существ, «маленьких лысых врачей», которые приходят к жителям Дерри, чтобы решить, кому жить, а кому умереть. Действие книги происходит в Дерри, штат Мэн, в том самом городке, где Билл Денбро и его друзья совсем недавно сражались с темными силами и с собственным прошлым в «Оно»; тут же впервые появляется враг Роланда Дискейна — Алый Король (в другом переводе — Багряный Владыка).
Среди прочих романов Кинга «Бессонница» важна еще и потому, что здесь автор снова пробует что-то новое: он тянет в книгу греческие мифы, гнет их и переписывает для своих целей, попутно делая их частью мифологии «Темной башни». Кинг сталкивает протагониста с мойрами — Клото, Лахесис и Атропос (у греков мойры были женщинами, у Кинга они больше похожи на мужчин), — которые прядут нити судьбы и определяют участь каждого живущего на Земле человека. Фактически Робертс вступает в бой не со злодеем или темной силой, а с греческой идеей рока и смерти, — так автор пытается ответить на важные для себя вопросы: существует ли свобода воли? Или же каждый наш поступок — заранее продуманный узелок на нити, которую держат в руках Клото и Лахесис?
Перевод
Н.Гордеевой, Т.Покидаевой, О. Ращупкиной
«Сердца в Атлантиде» (1999)
Кинг написал 55 романов и 10 сборников рассказов, но, как ни странно это звучит, до сих пор борется за право быть частью американского литературного канона. В 2003 году, например, на церемонии Национальной книжной премии ему вручили медаль «За выдающийся вклад в литературу», и свое недовольство по этому поводу тут же выразили писательница Ширли Хаззард и профессор Йельского университета, автор книги «Западный канон» Гарольд Блум. Cам Кинг, принимая награду, признался со сцены, что десять лет назад, в 1993-м, им с Джоном Гришэмом пришлось покупать билеты, чтобы попасть на церемонию, — авторам «Оно» и «Фирмы» попросту не выслали приглашения. Таких неприятных моментов в карьере Кинга — десятки. Ты можешь писать рассказы для The New Yorker и получать за них премию ОʼГенри, но тебя все равно будут презирать твидовые профессора из Йеля.
Даже «Сердца в Атлантиде» — самый «серьезный» и политически заряженный роман Кинга — был встречен критикой неоднозначно. Все признавали мастерство автора, но, как всегда, почти никто не смог заставить себя сказать вслух: это большая литература. «Сердца» — если не считать первую, отсылающую к «Темной башне» новеллу, — абсолютно реалистическая книга: история нескольких друзей, которые выросли в Америке 1960–1970-х — в эпоху хиппи, войны во Вьетнаме и политических дрязг в США; история о том, как время калечит нас и формирует наши взгляды; о том, что только в детстве ты можешь быть по-настоящему счастлив.
Перевод
И.Гуровой
«Как писать книги» (2000)
Воспоминания Кинга так же увлекательны, как и его романы: «Как писать книги» — автобиография мальчика из маленького провинциального городка, который просто хотел сочинять рассказы и еще не подозревал, что, даже став крупным автором, будет зажат между двумя желаниями — писать для себя и писать для читателей.
Именно здесь, в мемуарах, во всех этих бытовых зарисовках просвечивает настоящий Кинг, которого любят миллионы. Поставщиков ужастиков на рынке много, но, кажется, никто, кроме него, не способен так ярко и эффектно фиксировать повседневность, цеплять читателя деталями и приметами времени. В этом смысле Кинг — такой американский Бальзак, летописец и землемер одноэтажной Америки 1970–1990-х: видеокассеты, сигареты без фильтров, игровые автоматы, грайндхаус, открытые кинотеатры, велосипеды с изолентой на спицах, раздолбанные «шевроле» с ржавыми кузовами, свисающие с дерева качели-покрышки у дома, неоновые вывески, придорожные забегаловки, поляроидные снимки, автоматы с газировкой, гамбургеры, календари с девушкой месяца из Playboy в туалетах, протертый линолеум, москитные сетки на дверях в Бангоре, Касл-Роке, Дерри и прочих кинговских захолустных городках — вымышленных и не очень.
Уж если говорить о ярлыках, то Кинг, конечно, никакой не король ужасов — он самый настоящий гений места, сделавший для штата Мэн столько же, сколько Фолкнер — для юга США. И у него тоже есть своя Йокнапатофа — вселенная «Темной башни».
Перевод
М.Левина
«Темная башня» (1982–2012)
О замысле и работе над «Темной башней» мы знаем довольно много: Кинг в этом смысле очень дружелюбный автор, для каждой своей книги он сочиняет отдельное предисловие или метаэссе, где сообщает, как и когда он задумал написать то или иное произведение.
Идея «Темной башни», например, посетила его в 1970-м в кинотеатре в родном Бангоре на фильме Серджо Леоне «Хороший, плохой, злой»: «Если вы видели этот безумный вестерн только по телевизору, вы никогда не поймете, о чем я сейчас говорю, — прошу прощения, но это так. В кинотеатре, на широком экране, «Хороший, плохой, злой» — грандиозная эпопея, вполне сравнимая с «Бен-Гуром». Клинт Иствуд предстает великаном восемнадцати футов ростом, и каждый волосок на его заросших щетиной щеках — по размерам как раз с молоденькое деревце. Морщинки у губ Ли Ван Клифа глубоки, как каньоны, и на дне каждого может быть червоточина. <…> И в своем непомерном воодушевлении — которое, как я себе мыслю, бывает только у очень молодых, — я хотел написать не просто очень длинную книгу, а самую длинную популярную книгу в истории». И это еще одна из причин, почему мы все любим Кинга: он — писатель, который ставит перед собой самые странные и амбициозные задачи и идет до конца ради их выполнения. В 22 года он решил написать самую длинную книгу в истории — и спустя 34 года он этой цели достиг.
Чтобы понять, насколько важна для Кинга «Темная башня», обратимся к 1999 году — пожалуй, самому страшному в его жизни, — когда его сбила машина и он чуть не погиб. «Года через три после этой аварии я раздавал автографы… в магазине Borders в Дирборне, штат Мичиган. И вот подходит ко мне один парень и говорит, что он жутко рад, что я остался в живых. <…>
— Мы сидели с одним моим другом, и тут сообщили, что вас сбила машина, — сказал этот парень. — А мы сидели как два дурака, качали головами и все приговаривали: «А как же Башня?! Она опрокидывается, она падает, ой, блин, теперь он ее никогда не закончит».
Та же самая мысль приходила и мне — беспокойная мысль о том, что, построив Темную башню в коллективном воображении миллиона читателей, я должен беречь ее, пока люди хотят про нее читать. <…> Роланд защищает Башню по-своему: он пытается обезопасить Лучи, которые поддерживают Башню. А я должен ее защитить — я это понял после аварии, — закончив историю стрелка».
«Темная башня» росла вместе с автором. Первая книга, опубликованная в 1982-м, была по сути обычным фанфиком, подростковым вестерном — мрачный, срисованный с Клинта Иствуда герой преследовал в пустыне таинственного человека в черном, встречал местных жителей и иногда ввязывался в неприятности — даже успел устроить бойню и мимоходом расстрелять население целого города. Во второй книге, «Извлечение троих» (1987), Кинг — уже опытный, смелый автор — начинает расширять вселенную, и реальность стрелка впервые пересекается с нашей: Роланд находит двери-порталы, ведущие в США 1980-х, и извлекает оттуда новых друзей — Эдди и Одетту. Третья книга, «Бесплодные земли» (1991) — очередной этап в карьере писателя: здесь он уже вовсю усложняет архитектуру мира, продумывает его правила и к изначальному каркасу вестерна прикручивает элементы фэнтези, а также явные и скрытые аллюзии на Т.С. Элиота, Фрэнка Баума и Толкина. А дальше начнется чистое и прекрасное безумие — от червоточин и говорящих поездов до временных парадоксов и отсылкам к фильму «Семь самураев». В шестой книге Кинг и вовсе начнет играть в метапрозу и впишет в «Темную башню» самого себя, и Роланд Дискейн приедет в Бангор, штат Мэн, чтобы сообщить ему, автору, что он, стрелок, действительно существует, — и еще сотни, сотни подобных деталей.
Перевод
Т.Покидаевой, В.Вебера