Представьте себе: долгий трансатлантический рейс без пересадок. Рядом с вами двое. Один — слегка подвыпивший рыжий мужик под сорок. Одет прилично, часы хорошие. Ботинки, видавшие виды, но явно сшиты на заказ. Мужик хмур и сосредоточен, ни на кого не смотрит, тупит в телефон. Второй — тихий, интеллигентный, читает книжку Андре Агасси
Андре АгассиАмериканский теннисист. Над его книгой работал гострайтер Джон Мерингер — тот же, что стал соавтором мемуаров принца Гарри., довольно улыбается (потому что на его счет недавно поступил миллион долларов). На ваше вежливое «что‑то прохладно сегодня в салоне» хмурый рыжий внезапно оживляется.
— Слушай, я вот так однажды был на похоронах, собирался встретиться с папой и братом, вышел на улицу, а пальто не надел! Стою на ветру, думаю, чего я в одной рубашке, холодно, собака! Ну да ладно, вон они уже идут, сейчас побазарим и разойдемся.
Казалось бы, конец истории. На самом деле она только начинается. Разошедшийся рыжий, иногда подталкивая соседа в бок в поисках нужных слов, продолжает:
— Понимаешь, скроллил тут «Цитаты известных людей» и наткнулся на такое! Прошлое, прикинь, не умерло. И вообще оно не прошлое! Прикинь? Фолкнер! Написано, американский писатель. Вот откуда какой‑то американский писатель знает все про меня, простого пацана с рыжей бородой?
Так как прошлое не умерло, ваш собеседник начинает с самого своего рождения (вообще он Генрих Карлович, но с пеленок все зовут его Гарри). Папа с самого детства больше ценил старшего брата, но Гарри не жаловался. Даже когда ему выделили спальню меньше, чем у брата, и без бронзового оленя. Нет-нет, не жаловался совсем. Просто неприятно, понимаешь? Но он привык. Честно, привык. Не жаловался. Знал, что его родили, чтобы в случае чего отдать брату почку. Костным мозгом поделиться. Ну, ты понял.
А потом мамочка и вовсе погибла, оставив сыну лишь локон светлых волос да кое-какое наследство. Но рана-то не затянулась! Слезы не полились! А эти изверги говорят: езжай-ка в школу, получай образование. Только к брату не приставай.
Вы оглядываетесь в поисках стюардессы, но она делает вид, что очень занята. Интеллигентный подсказывает рыжему, что после каждой особо серьезной жалобы нужно делать хорошую театральную паузу. Дать вам прочувствовать момент.
Вот так.
Идем дальше.
В школе наш герой учился абы как. Ну не лежит душа к образованью! Не для него это. После смерти мамочки память вообще стала ни к черту. А учителя еще издеваются: как это Генрих Карлович не изволят интересоваться историей своей страны? Не любите историю? Не любит! Не то что папаша: с утра до ночи в книгах, Шекспира, мать его, цитирует направо и налево. А он не может. (Помнишь, оленя нет?) Короче, французский у Гарри все равно не шел, и вместо уроков они с пацанами стали курить траву. Вот только нашлись негодяи, которые папочке стуканули. Хорошо еще, что до бабули не дошло.
Худо-бедно, в общем, отучился, получил аттестат. Брат поехал в университет и завел себе девчонку, хорошую девчонку. Нормальную.
— Это они с братом меня как‑то подговорили нарядиться в нациста на Хеллоуин. Я им говорю: какой костюм прикольнее — нациста или британского пилота? Ну, понятно какой. Я еще и усики себе приделал, умора. Жаль, что снова нашлись негодяи, которые меня сфоткали, говорят, мол, Гарри тупой. А я не тупой! Я по мамочке скучал!
В университет не поехал.
— Не по мне это! Папа говорит, тогда в армию. Но сначала в Африку!
Ну, в армию так в армию — лишь бы зубрить ничего не надо было.
Эх, красота. Жил бы там и работал. Но тоже не вышло: Африка уже братиком занята.
— Я ему: чувак, ну неужели нам с тобой места в Африке не хватит? А он: нет, не хватит — капризно так, представляешь? Моя Африка, Гарольд, моя! В общем, тогда стал я учиться на пилота — помнишь, про костюм тебе рассказывал? Пилотом быть очень сложно!..
Дальше следует три часа рассказов про армейских дружбанов, товарищество, забеги с тяжелыми рюкзаками, афганских террористов и бывших папочкиных телохранителей, которые в армии все-таки признали вашего попутчика человеческим существом, а не просто запасными органами. На красочных описаниях взятий вражеских окопов вы притворяетесь, что заснули, но просыпаетесь к самому интересному:
— …и вот мне на свадьбу к брату ехать, а я на Северном полюсе своего Джонни отморозил, прикинь? Думать ни о чем не могу, и, главное, посоветоваться не с кем — хотя вот скажи мне, с чего это я не мог обсудить свой пенис с мужиками на предсвадебном обеде? Нормальная же тема. Одна подружка говорит: вот крем есть, намажь, стопудово поможет. А я ей: слушай, моя мамочка этим кремом губы себе мазала, как ты себе представляешь…
Здесь вы жалеете, что всегда приезжаете в аэропорт вовремя. У кого‑то в спальне нет оленя, а кто‑то в эконом-классе вынужден слушать опоздавшего на свой джет бородатого рыжего. Вы почти готовы закрыться на остаток полета в туалете, но тут рыжий переходит к любовной истории.
Она, как и положено любовным историям, мила, нежна и очень трогательна. Глаза рыжего увлажняются, когда он рассказывает о своей будущей жене. Видно, что он очень ее любит, и взаимно — но не все в его городе столь благожелательны, как он. Тем не менее наш герой поклялся под небом Африки, что будет защищать возлюбленную, и намерен сдержать слово. Пускай отец с братом против их брака (и не разрешили жениться в той же церкви, где брат венчался!), одно ему удается выторговать: бабуля позволила к свадьбе не сбривать бороду, как принято у всех мужчин в их семье. Отец еще, этакая сволочь, почему‑то отказался содержать новообразованную ячейку общества, а брат не остался перед свадьбой ночевать с волнующимся женихом — но обо всем об этом было решено «подумать завтра». Но завтра общество продолжает травить его уже супругу: за неправильный цвет кожи, неправильные цветы на свадьбе, неправильное — точнее, неэкологичное — авокадо на завтрак в период беременности. Рыжий жалуется семье, просит принять меры, но те глухи к его просьбам. У него шок, точнее, подсказывает его сосед, «когнитивный диссонанс». Точно. Он самый.
Самолет, слава богу, заходит на посадку. Бортпроводник просит всех привести спинки кресел в вертикальное положение и выключить телефоны. Еще минут сорок вам предстоит выслушивать стенания рыжего по поводу бессердечной семьи, незалеченной детской травмы (почему, почему ты не пошел к психологу, недоумеваете вы — но он, оказывается, пошел!), подробности вторых родов его жены и то, как он разговаривает с разными животными и птицами, представляя себе, что это его мамочка.
— Когда‑то, — признается рыжий, — мне было так тошно, что я целыми днями вообще не выходил из дома. Просто сидел на диване и «Друзей» пересматривал. Если выбирать, то я — Чендлер.
Чендлер хотя бы книжку не написал, чувак! Хотя постойте…
