«Быстрее, чем в тиктоке»: заядлые клаберы — о том, почему все сидят в Clubhouse

Еще примерно 30 января там было мало русскоязычных людей и практически все они кучковались вокруг сообщества The Dacha, которое несколько месяцев сделали назад русскоговорящие экспаты из США. На базе этого сообщества, которое сейчас все покидают и забывают, сформировалось русское комьюнити, куда стали приходить самые неожиданные люди. В том числе и известные, вроде Таша Саркисяна, одного из основателей Comedy Club, который одним из первых прыгнул на уходящий поезд хайпа.

В тот момент комнаты, где были тридцать — сто человек, считались очень крутыми, в основном же в них было по пять — десять человек. Люди держали свои комнаты открытыми подольше, некоторые даже в них ночевали, чтобы она не самоуничтожилась. Во всех комнатах сидели одни и те же лица. К 3–4 февраля стало понятно: куда бы ты не зашел, все равно увидишь одних и тех же людей.

Сейчас все по-другому. Clubhouse растет как ядерный гриб: русскоязычной комнатой на две тысячи человек уже никого не удивишь, у кого еще неделю назад было по сто — двести фолловеров, теперь уже под тридцать тысяч подписчиков, за день в приложение приходят десятки тысяч новых пользователей.

Как только в конце января в клабхаус пришел Илон Маск, я вспомнил, что мы рассказывали о приложении в нашем подкасте Zavtracast и еще тогда думали, что это хайповая тема, которая может взлететь. Уже тогда — это было весной [прошлого года] — в Clubhouse начали активно вкладываться инвесторы. Мы посчитали стоимость инвестиций, и на одного активного пользователя получалось в районе нескольких тысяч долларов. Если очень уважаемые и известные инвесторы вкладываются в эту историю, подумали мы, они явно что‑то в этом увидели.

Сейчас в плане социальных сетей закрывается потребность в каком угодно контенте. Визуальный закрывает Instagram и Snapchat, текстовый — Facebook и Twitter, стриминг — YouTube и Twitch. А вот голосовой контент только частично закрывали Instagram со своими лайвами и Twitch, куда приходят ради стримов. Но в Instagram нельзя свернуть экран и слушать, на Twitch часто сворачивают вкладку трансляции и слушают. Но ведущие часто обращают внимание на происходящее в игре: «Смотри, смотри на эту штуку!» — но ты же свернул вкладку и не видишь.

Частично голосовой контент закрывал Discord. Но это очень местечковая вещь, потому что заходят на сервера конкретных проектов и людей. Нет какой‑то социальной движухи, когда перескакивают по разным серверам. Clubhouse в этом плане уникален — такой модели потребления контента не было.

Как и в случае с тиктоком, куда люди активно начали снимать после начала пандемии, потому что им нечем было заняться дома, Clubhouse попал в удачное время нашей истории. Практически год люди сидят по домам, они стали реже общаться друг с другом, во многих странах до сих пор локдаун. Clubhouse оказался отличным местом для экстравертов, которым не хватает общения.

В профессиональном плане это тоже связано с пандемией. Раньше люди делали публичные выступления, мероприятия, где топ-менеджеры компаний показывали себя экспертами. А сейчас им негде это делать, кроме как в фейсбуке.

Я не берусь утверждать, но есть ощущение, что у нас диджитал-тусовка очень тесная — все друг друга знают. Когда люди зарегистрировались, они встретились будто пива попить. Это напоминает огромную вписку на кухне, когда все разговаривают друг с другом. Но разговоры не становятся менее ценными, мне кажется, в них есть налет эксклюзивности. Потом это просто разрослось немного до других масштабов.

Давайте честно: ничего не срезонировало, ничего не произошло. Есть какие‑то комнаты по увлечениям, но по факту девяноста девяти процентам россиян абсолютно насрать на этот клабхаус. Даже статьи об этом являются скорее развлечением для узкой прослойки людей, которая не имеет приписываемого ей эффекта и масштаба. До масштабов уже существующих социальных сетей клабхаусу очень далеко.

Другое дело, что приложение резонирует, поскольку возникающие там инфоповоды отпечатываются на текущей повестке. Происходит это по той простой причине, что в приложении сидят достаточно известные люди, чей чих и каждое слово всевозможные журналисты любят гиперболизировать, чтобы показать, как много жизни происходит в клабхаусе.

Несколько ошибаются те, кто считает, что в клабхаусе основная история — это разговор. Есть два параметра, которые эту социальную сеть на данном этапе делают интересной. Первый — система комнат, когда все фолловеры получают уведомление. Любая комната очень быстро наполняется, и можно создать обсуждение на любую тему буквально за мгновение. Это, что называется, killer feature.

Второй — так называемый Fear of Missing Out (FOMO — боязнь, что в твое отсутствие произойдут самые интересные события. — Прим. ред.). Вы узнали, что, допустим, заходил Иван Ургант, который воевал с другим Иваном Ургантом, но больше никогда вы такого не услышите. Вы как будто сидите на вечеринке и боитесь уйти, потому что вдруг тогда произойдут самые интересные события.

Я посмотрела по экранному времени: в среднем в день в клабхаусе я шесть часов, максимум было семь часов сорок минут. При этом он забирает все время: я почти перестала сидеть в тиктоке, где теперь провожу меньше часа. Это для меня нонсенс — раньше я бывала там по два-три часа в день. Приложение довольно-таки отвлекает от работы. Когда я сижу и слушаю в наушниках, то сконцентрироваться можно, но когда вовлечена в беседу, работать просто невозможно. Я стараюсь не участвовать в беседах во время работы, но сделать это, честно говоря, сложно.

Это классический Fear of Missing Out. В комнатах постоянно происходят интересные вещи: приходят медиашишки, топ-менеджеры рассказывают инсайды. В обычной жизни, в личных сообщениях я бы никогда не пообщалась с этими людьми, и я просто боюсь пропустить что‑то крутое.

В клабхаусе все происходит в моменте, поэтому люди сидят до пяти утра и разговаривают, ведь не хотят пропустить что‑то интересное. А самое интересное обычно происходит под ночь. Потом эти разговоры послушать нельзя, в записи никто их и не слушал бы. В других соцсетях нет этого ощущения — там всегда можно найти что угодно.

Особенного успеха в России не случилось. По числу скачиваний Россия еще неделю назад находилась на 12-м месте в мире. Темп роста очень высокий, но он сейчас везде такой. В Германии, Японии и Корее, говорят, просто безумный рост.

Любая российская соцсеть в России неминуемо превращаются в забор, на котором каждый хочет написать какое‑нибудь слово из трех букв. Пусть будет «Бук». Эта специфика, когда в обычном нашем коммуникативным пространстве мы лишены возможности самовыражения, превращает любую соцсеть, любой имиджборд в обсуждение чего угодно: политики, культуры и прочего. У нас, к сожалению, нет культуры выражения в других средах и стезях.

Однажды оказалось, что все в одной комнате шапочно, заочно или очно знают друг друга. Мы сделали друг друга модераторами, и когда потом к нам пришел Герман Клименко, поняли, что получилась синергия. Решили: почему бы не продолжить. Процесс очень быстро превратился в бизнес. Мы выступаем командой маленького стартапа, который планирует мероприятия и профессионально проводит.

К нам приходят бренды и прямо спрашивают: сколько стоит, чтобы мы провели мероприятие? Приходят за специфическими спикерами и под специфические задачи. Недавно мы проводили беседу с Selectel, провайдером дата-центров и телеком-услуг, на которой в какой‑то момент было 500 человек. Я подумал: вдруг это какие‑то залетные. Потыкал по куче рандомных аватарок и понял, что эти люди занимаются бэкендом, DevOps, это создатели компаний, которым действительно интересно, как работает серверная инфраструктура.

В первую пару-тройку дней мы делали все с бухты-барахты. Потом стали активнее готовиться: у нас есть вопросы под различных гостей, есть канва беседы, спикеры, которых лучше поднимать на сцену (и кого лучше не поднимать). Поскольку все в нашем комьюнити из медиатусовки — работают в маркетинге, медиа, диджитале, SMM, — они в одном-двух рукопожатиях со звездами, предпринимателями, учеными. Путина, конечно, мы не притащим, но Моргенштерна, Парфенова или Роднянского можем.

Этим людям интересно прийти самим и пообщаться. Бремя известного человека заключается в том, что, куда бы он ни пришел, его тут же окучивает толпа поклонников — нет никакой возможности для обычного, ординарного общения.

Здесь эта проблема решается ввиду модерации и саморегуляции — и с ними действительно разговаривают как с обычными людьми. Думаю, многих из них это подкупает, по крайней мере на данном этапе формирования соцсети. Более того, они могут подурачиться, как Кантемир Балагов, который приходил к нам в сообщество биониклов.

В клабхаусе для звезд есть некоторое пространство свободы, которое пока они имеют возможность реализовывать. Я наблюдал интересный эпизод в одной из комнат. Там был Даня Милохин и его продюсер Ярослав Андреев, и они обсуждали Юру Шатунова и его кабальные условия с продюсером. Даня Милохин стал шутить: освободим Юру Шатунова, я за освобождение Юры Шатунова, давайте устраивать митинги. И Ярослав Андреев сказал: «Даня, я вас сейчас прошу быть очень и очень аккуратным».

К сожалению, сейчас нет времени делать научные работы, коими я когда‑то занимался, но, безусловно, это феномен, который нам предстоит изучить. Думаю, мы увидим огромное количество работ на различных факультетах нашей страны, которые будут посвящены клабхаусу и изменению модели поведения пользователей, и в том числе тех, кого мы называем селебрити.

Поначалу эта соцсеть была очень серьезной. Туда приходили люди, которые позиционировали себя как CEO, инвест-банкиры, маркетологи. Эта невыносимая серьезность, которой сейчас пронизаны все социальные сети, начала претить обычным пользователям.

Когда организовалось некое веселое движение, но с благими целями — напомню, что цель биониклов это фандрайзинг DOXA_OVD, правозащитного проекта помощи студентам, которые оказались отчислены за протестную акцию, — начался абсолютный метамодерн, когда серьезные люди наряжаются биониклами и занимаются, как бы это назвали, какой‑то фигней. Это стало новым способом коммуникации с большой аудиторией. Даже Владимир Соловьев не понял, что именно происходит. Никогда люди с абсолютно серьезным отношением к жизни не смогут понять, что же это такое было.

Мы встречали такое и раньше: флешмобы, «Двач», ЖЖ, «Превед, Медвед» — помните, было такое? Но в клабхаусе необычная аудитория, где за каждым из биониклов скрывается либо юрист, либо правозащитник, либо журналист, либо звезда мирового уровня, как Кантемир Балагов, и нельзя махнуть на них рукой и сказать: «Ну это какие‑то дети играются». Нет, это не дети, это взрослые люди, которые устали от серьезности всего происходящего, но не забывают, что происходящая реальность все еще серьезна. Они комбинируют это, воплощаясь в замечательном метамодерновом угаре.

Безусловно, нет. Это смешные охваты, не сравнимые ни с чем. Самые большие комнаты насчитывают пять тысяч человек. Даже на ютьюб-стриме я, маленький, никому не нужный блогер набираю по семь — девять тысяч онлайна, и это не сравнится с топовыми комнатами клабхауса. Это исключительно развлечение, исключительно выпустить пар.

Люди начнут разбредаться по нишевым комнатам, сообществам: архитекторы — про архитектуру, инфоцыгане — про успешный успех, блогеры будут устраивать сессии вопросов и ответов, а бренды — мероприятия. На данный момент Clubhouse тяжелой поступью растаптывает индустрию инфоивентов.

Будут инфоцыганские штуки вроде закрытых комнат, за вход в которые начнут брать деньги, чтобы вам или погадали на картах таро, или рассказали про успех, или про похудание, или устроили сеанс коллективной психотерапии. «3000 рублей на карту, в 16.00 в среду мы вас пригласим». Это произойдет в ближайшее время.

Опинион-лидеры вроде нас за счет аудитории и ее привычек продолжат делать контент, подобный [комнате «Кто такой и зачем нужен»]. Потихоньку англоязычный клабхаус придет в русскоязычный, и наоборот.

Тренды в клабхаусе меняются быстрее, чем в тиктоке, — это происходит буквально каждый день. Пару дней назад был зарегистрировавшийся Соловьев, сегодня — Алишер Моргенштерн, зашедший в несколько комнат. Глобальный тренд — зазывать знаменитостей и брать у них публичные интервью.

Сообщество тоже быстро развивается. С появлением новых пользователей ценность приложения все сильнее падает. Неделю назад комнаты были исключительно про диджитал, маркетинг, интернет-рекламу — там была куча полезной информации, инсайды и инсайты. Сейчас инвайтов и людей стало больше, и тусовка немного расслаивается: появляются нишевые группы, которые, например, обсуждают музыку, делают импровизированные шоу в стиле Юрия Дудя, шутят анекдоты, записывают стендапы в прямом эфире, как Илья Соболев.

Это превратится в любую другую социальную сеть, где сложнее завоевать внимание аудитории и выбрать контент, который хочешь послушать. Я сталкиваюсь с этой проблемой уже сейчас: одновременно идет несколько классных комнат, а мне хочется послушать абсолютно все. В этом будет основная проблема клабхауса, потому что чувство FOMO только усиливается.

Это сообщество стало невероятной возможностью для нетворкинга. Люди напрямую могут поговорить с теми, к кому у них есть вопросы или с кем они в дальнейшем могли бы что‑то придумать. Причем мостики бросаются во все попало: мы подружились с некой тиктокершей, наладили какой-никакой контакт с Димой Сыендуком, с Еленой Панфиловой, руководителем Transparency International. Я думаю, именно такой площадкой клабхаус и останется, иногда порождая мемы и тенденции в современном мире.