«Троица» раздора: почему перемещение иконы из музея в храм вызывает столько споров

Если весной музейные директора стремительно меняли свои статусы — как в детской игре, где каждый ход становится на один стул меньше, и игрокам нужно срочно куда‑то пересесть — то теперь стремительно перемещаться стали главные объекты культурного наследия страны.

15 мая стало известно о решении Минкульта передать икону Русской православной церкви «Троица» на долгосрочное хранение — по постановлению президента РФ Владимира Путина.

Эта новость вызывала бурные обсуждения и споры. Основная причина очевидна даже далеким от искусствоведения людям: каждое перемещение и недостаточно бережное хранение опасно для иконы XV века.

«Она может быть просто утрачена, она может развалиться на части: там три доски, и они не очень хорошо скреплены между собой. <…> Эта икона никогда не была представлена как чудотворная. „Троица“ — это главный русский вклад в христианскую иконографию, [основное в ней] — не религиозное значение, а значение искусствоведческое», — одной из первых выразила обеспокоенность новая глава Пушкинского музея Елизавета Лихачева.

К сожалению, позже ряд собеседников«Афиши Daily», к которым мы обратились за комментарием, включая Елизавету Лихачеву, от комментариев отказались. Среди причин называли «слишком тонкий лед» и сложность темы.

И, согласно реставрационному совету Третьяковской галереи, ее состояние так и не стабилизировалось. Журналистка Софья Багдасарова выкладывала скрин протокола реставрационного совета, зафиксировавшего еще десять новых изменений, пять из которых требовали неотложного реставрационного укрепления.

Директор Музея имени Андрея Рублева и член реставрационного совета Третьяковки Михаил Миндлин отметил ненадежность крепления трех досок, из которых состоит икона, — что влияет на сохранность грунта между ними в том числе.

Не так много предметов российского искусства включены в историю мирового: например, книги по истории XX века из произведений российских и советских художников обычно включают в себя только «Черный квадрат» Малевича. Однако «Троица» признается всеми искусствоведами как безусловный памятник своей эпохи в целом и российской иконописи в частности.

Создание «Троицы» датируется началом XV века (чаще всего фигурируют 1411 и 1427 годы), а авторство приписывается Андрею Рублеву, хотя не все искусствоведы согласны с этим. Так или иначе, иконописцу удалось создать один из самых узнаваемых образов, в котором соединяются истории из Ветхого и Нового заветов. Cюжет картины взят из «Книги Бытия», первой книги Ветхого Завета и всей Библии, и отсылает к истории явлении Бога первому библейскому патриарху Аврааму, этот сюжет также называют «Гостеприимством Авраама». Господь возник перед патриархом в образе трех мужей-ангелов и во время трапезы пообещал Аврааму, что у него скоро родится сын Исаак — родоначальник богоизбранного народа.

До появления «Троицы» этот сюжет был довольно популярным в иконописи, однако на изображение также помещали фигуры Авраама и его жены Сарры. Автор «Троицы» (неизвестный или, предположительно, Рублев) первым оставил на изображении только трех ангелов, которые были подобны друг другу и символизировали тем самым божественное триединство: Отец, Сын и Святой Дух.

По некоторым неподтвержденным свидетельствам, икона создавалась для Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры и изначально была предметом культа: она предназначалась для молитв, часто располагалась рядом с горящими свечами, отчего вскоре покрылась копотью.

Искусствоведческую значимость первым разглядел художник и коллекционер Илья Остроухов, известный как один из первых руководителей Третьяковской галереи. Именно он начал реставрационные процессы: собрал целую бригаду специалистов, а в 1918 году, после национализации церковного имущества, «Троица» перешла в Центральные реставра­ционные мастерские Игоря Грабаря, художника, реставратора и хранителя Третьяковской галереи. Вплоть до 1926 года иконе возвращали первозданный вид. И только в 1929 году она обрела статус уникального памятника искусства и поступила в собрание Третьяковской галереи, заняв свое место в экспозиции, где ей была обеспечена музейная сохранность.

Случай с «Троицей» — одна из самых громких историй передачи культовых объектов из культурных институций религиозным. Но далеко не единственная.

Не так давно глава Эрмитажа Михаил Пиотровский передал другой важнейший объект российского культурного наследия, гробницу Александра Невского.

«Эрмитаж исходит из того, что в данный геополитический момент для судеб страны и социального мира в ней соединение мощей с гробницей на территории лавры приобретает особый смысл. Сегодня сакральное значение памятника важнее его художественной ценности», — заявил Пиотровский.

Это было своего рода сигналом как для власти, так и для общества: теперь даже музейные работники такого масштаба ставят на первое место вовсе не искусствоведческую ценность предмета.

Любопытно, что ранее тот же Михаил Пиотровский был категорически против передачи раки РПЦ и предлагал создать для Церкви точную копию.

Позиция новой главы Третьяковской галереи, Елены Проничевой, как по ситуации вокруг «Троицы», так и по поводу проблемы передачи музейных объектов церкви, пока неочевидна. Кто‑то связывал ее назначение как раз с очередной серией попыток изъять из музея «Троицу».
Впрочем, именно при прошлом директоре, Зельфире Трегуловой, «Троица» как раз покидала стены музея — и серьезно пострадала. Тогда Третьяковская галерея направила письмо в Минкульт с экспертным заключением о невозможности дальнейшей выдачи памятника в связи со слишком высокими рисками.

Интересная деталь: по плану Минкульта «Троица» должна быть выставлена 4 июня в кафедральном соборе храма Христа Спасителя — реконструированной копии утраченного храма. Но при этом предложение Музея им. Рублева выдать на праздник копию «Троицы» было отвергнуто РПЦ. Хотя даже внутри религиозного сообщества звучали опасения по поводу размещения иконы в храме Христа Спасителя.

Протоиерей Леонид Калинин, председатель экспертного совета РПЦ по церковному искусству, архитектуре и реставрации, выражал свою обеспокоенность по поводу вопросов о перевозке и размещении иконы в Троицком соборе, отмечая, что для нее не подготовлено специальное защитное обрамление, а также в храме постоянно работают кондиционеры. В итоге протоиерея освободили от должности в совете в связи с его «воспрепятствованием» переносу иконы авторства Андрея Рублева в храм Христа Спасителя, о чем сообщила пресс-служба Московского патриархата.

Интересно, что уже упомянутый Михаил Пиотровский произнес термин «реституция» и открыл тем самым ящик Пандоры. Он вспоминал возвращение Эрмитажем Пергамского алтаря в Берлин и кубка святой Ядвиги в белорусский Новогрудок. Но даже если вынести за скобки суть проблемы сохранности «Троицы» в случае ее возвращения в Сергиеву лавру, где она находилась исторически, высказывание Пиотровского интересно сочетается с законом о компенсаторной реституции, принятым в 1998 году Россией и признающей право страны — победительницы ВОВ на военные трофеи.

Многократные заявления экс-министра культуры России Владимира Мединского подтверждают, что «предложения Германии о возможном пересмотре закона о реституции, согласно которым Россия должна вернуть часть объектов культурного наследия, вывезенных из Третьего рейха в качестве трофеев, не подлежат обсуждению».

Есть и вторая часть этой дискуссии: возможное возвращение музейных ценностей бывших советских республик, которые осели в российских музеях. Пока что маловероятно, что прецедент «Троицы» скажется на возврате музейных ценностей в другие страны, в отличие от потенциальной серии других подобных возвращений предметов культа из музеев в храмы. Но и такую вероятность исключать не стоит. Кроме того, очевидно, что такие процессы, как возвращение «Троицы» церкви, негативно влияют на статус России как светского государства.

«Каждый относится к этой ситуации по-своему. Есть люди, которые всячески приветствуют передачу, исходя из того, что икона Андрея Рублева писалась для церкви, не музея. Она изначально была написана в похвалу преподобного Сергия Радонежского для Троицкого монастыря, и это хорошо и справедливо, если икона вернется на свое место. А экспертное общество реставраторов, которое потратило огромное количество лет и трудов и которое открыло икону, сохранило ее для нашего Отечества, говорит, что состояние иконы на сегодня очень тревожное и оно после последнего переноса в прошлом году на богослужение в Троице-Сергиеву лавру ухудшилось, поэтому она нуждается в особом хранении, а трогать и переносить ее ни при каких обстоятельствах невозможно. Это две диаметрально противоположные точки зрения, а какой из них придерживаться — вопрос личный для каждого.

Я считаю, что икона, которая хранится в Третьяковской галерее, всегда была доступна для поклонения верующих — и когда она была в музейном фонде, и когда ее хранили и переносили в храм Святителя Николая при Третьяковской галерее. Мне кажется, вот такой способ был идеальным и для хранения, и для поклонения этой иконе.

Подобные ситуации, когда чудотворные, чтимые иконы, хранящиеся в музее, возвращались церкви, были. Среди этих икон — Толгская икона Божией Матери, которая хранится в Толгском монастыре [в Ярославле] в совершенно нормальном состоянии. [Перед нами] вопрос не музейного или церковного обладания этой иконой, вопрос ее сохранности. Если эта икона в хорошем состоянии, неповрежденная, доступная для всех и к ней можно прикасаться без последствий, то в этом нет ничего страшного. Если икона находится в состоянии, опасном для перемещения, и это мнение экспертов, то в этом случае они явно знают то, что неизвестно обычным людям. Это мнение имеет свое значение».

Я уже писал [в запрещенной социальной сети] об иконе Боголюбской Божьей Матери, домонгольской, которая в девяностые была передана одному из Владимирских монастырей — Княгининому, кажется. И там эта икона была передана в капсуле, которую должно было поддерживать электричество. Монашки отключали эту капсулу для экономии [электричества]. Спешу напомнить, что это — икона XII века, один из символов Киевской Руси наравне с «Троицей». Домонгольских икон всего около тридцати штук, и это то, что называется бесценным активом художественного русского искусства. Мы их больше никогда не найдем, их нету. Они все наперечет — в Успенском соборе, в Русском музее, Третьяковской галерее, в музее Великого Новгорода, в Московском Кремле… Все! Вот такая икона была утрачена! Она находится длительное время на реставрации — красочный слой практически полностью отделился от основы, и эта икона выглядела так: доска отдельно, осыпавшаяся краска отдельно.

Подобная история произошла с Ипатьевским монастырем в Костроме. Он был передан Русской православной церкви, и ряд находившихся там на музейном хранении вещей был просто утрачен. Их местонахождение неизвестно. Там, конечно, не такие ценные вещи… Тем не менее сохранность после передачи Ипатьевского монастыря под большим вопросом. Там было все в жуткой спешке, но проследить судьбу очень многих вещей, которых сейчас нет, — большая проблема. Дело в том, что то, что выставлено в Ипатьевском монастыре, — это одно, а то, что там еще хранилось как музейные единицы, — это совсем другое. Здесь, к сожалению, мы не можем подробно сказать обо всех вещах, которые были утрачены в монастыре… Еще, как пример бытования предметов искусства в музейных стенах, мы имеем фрески Рублева в Успенском соборе во Владимире, которые находятся в храме, где проходят богослужения и коптятся свечи. Не надо быть специалистом, чтобы понять, что это абсолютный вред. Невозможно сосуществование копоти и фресок XV века, это недопустимо.

Еще можно сказать о фресках XIII века в лестничной башне Георгиевского собора Юрьева монастыря в Великом Новгороде, которые на протяжении десятилетий были открыты всем ветрам. Священники никого не пускали, никакого экспертного наблюдения не было, конечно, это все подверглось серьезным разрушениям… Эти случаи можно перечислять бесконечно. Церковники же молятся на эти изображения, функция сохранения для них вторична — они живут ощущением того, что Бог не позволит пропасть. Тут просто разное отношение к материалу — он для них функционально другую роль исполняет.

Что касается конкретно «Троицы»: она, как лоскутное одеяло, состоит из очень многих элементов красочного слоя. Если их помещать в резкие скачки температуры, давления, влажности (а там важен каждый процент), то мы ее просто потеряем. При этом, надо отдавать себе отчет, что [«Троица»] это самое главное произведение древнерусского искусства. Это наша, прости господи, «Мона Лиза» или «Венера Милосская». В случае ее потери мы лишаемся важнейшего предмета не только религиозного искусства, но и обычного, светского. «Троица» — это знак преемственности с византийским искусством. «Троица» — объяснение того, почему Москва — Третий Рим. Утрата или повреждение самого ценного памятника русского искусства и нашего государства — это очень плохой, очень скверный знак. Я бы на месте людей, которые занимаются решением этого вопроса, еще испытал бы некоторый суеверный страх по этому поводу.

Это вообще один из образов нашей идентичности. Помню, когда я работал в Третьяковской галерее, были вопросы о том, чтобы перенести икону из зала в реставрационное помещение — и то не решились, а это лишь десятки метров, через которые ее бы несли в капсуле. А тут перемещение на длинную дистанцию на долгое время… Это все очень чревато и плохо закончится — не надо быть пророком, чтобы это понимать.

Мы беспокоимся насчет государственных символов, флага, герба, а «Троица» — это намного более важный образ. Образ не внешнего, а внутреннего. Поэтому любого рода повреждения этого образа пагубно могут повлиять и на общественное мнение. А скрыть это будет невозможно. Произойдет деноминация ценностей.

Икона — это не человек. У него регенеративные функции есть, на нем что‑то может зажить, зарубцеваться… А икона (и произведения искусства вообще) в случае ущерба невосполнима, ее только можно сымитировать. Ни основа, ни красочный слой не нарастут, как волос или ноготь. Поэтому этот кейс с Боголюбской иконой убедительно показывает, что РПЦ как институция не справляется с хранением музейных экспонатов.