«Атомный комар» у вас на носу: тайные смыслы политической сатиры в советском кино

Иносказания часто становятся единственно возможной формой выражения авторской мысли из‑за политического климата, и для понимания фильма нужно знать, в каких условиях его снимали. Созданный в преддверии Второй мировой войны «Александр Невский» (1938) Сергея Эйзенштейна лишь формально рассказывает о событиях Средневековья. Основной задачей державного эпоса режиссера стала подготовка зрителей к неизбежному противостоянию СССР и нацистской Германии.

Подчеркнуто близкий к народу князь Александр Невский (Николай Черкасов) собирает русичей на битву с тевтонцами, в которых безоговорочно узнаются нацисты (на плащах предводителей ордена недвусмысленно изображен германский орел). Закладывается образ «народной, священной войны» под предводительством сильного лидера. «Вождь нужен, братья», — говорит один из персонажей. Более прямолинейно о «вожде народов» Сталине и не скажешь.

Тем временем Дерптский епископ произносит речь: «Одно солнце освещает вселенную и сообщает свой свет другим светилам. Один римский властелин должен быть на земле. Все, что непокорно Риму, должно быть умерщвлено». В этих словах читаются реваншистские настроения Германии после проигранной Первой мировой войны: «Все, что было немецким, должно снова стать немецким». Еще более близкая аналогия — пропагандистский нацистский девиз «Один народ, один рейх, один вождь!» Для усиления ассоциации на митре епископа изображена стилизованная свастика.

Тевтонцы с ног до головы закованы в железо, русичи же показательно обуты в лапти. Руси нужно наладить собственную военную машину, и вот уже копейщики и щитники в духе стахановского движения и сталинской индустриализации соревнуются между собой, кто изготовит больше оружия.

Картина Эйзенштейна настраивала зрителей на патриотический, воинственный и оптимистичный лад: ощетинившееся копьями вчерашнее «лапотное» население под руководством гениального князя-стратега одерживает на Чудском озере блестящую победу над чужеземными захватчиками. Проклятая эра эзоповских речей, как называл времена царизма Владимир Ленин, не окончилась в советском государстве, а лишь укрепилась при сталинской диктатуре.

Государственный заказ (бытует версия, что он был спущен с самого верха) на байопики о сильных лидерах привел к созданию следующего фильма Эйзенштейна. В сталинской историографии подверглись переосмыслению образы прежних правителей, в особенности Ивана Грозного, который стал восприниматься «человеком с сильной волей и характером», создавшим «прогрессивное войско опричников». Сталин ожидал, что Эйзенштейн вновь восславит его правление в иносказательной форме. Но «вождь народов» оказался доволен лишь первой серией «Ивана Грозного», вышедшей на экраны в 1944 году.

Эйзенштейн работал над новой картиной с командой «Невского». Главную роль вновь сыграл Николай Черкасов, чье лицо было изображено на советском ордене Александра Невского, учрежденном в 1942 году. Режиссер был на одной волне с вождем в оценке личности первого русского царя. Сталин считал: «Иван Грозный был очень жестоким. Показывать, что он был жестоким, можно, но нужно показать, почему необходимо быть жестоким». Эйзенштейн примерно так же воспринимал задачу фильма: «Не обелить, но объяснить».

Но уже в первой части, где наделенный величественными чертами царь противостоит непрогрессивным боярам и завистливым европейцам, а также одерживает военную победу в Казани, в кадрах постоянно мелькает символ — большой глаз. Ко второй части персонажи, включая Грозного, кажутся одноглазыми циклопами: экспрессионистские тени скрывают половину лица. Царский дворец выглядит жутким клаустрофобическим помещением, в котором все согнуты в три погибели и разговаривают только шепотом. Становится понятен символ глаза: «Большой брат следит за тобой».

В фильм не вошла сцена из сценария Эйзенштейна, в которой опричник Федор Басманов (Михаил Кузнецов) после убийства боярина кидается к его дочери. Девушке кажется, что ее изнасилуют, но Басманов кричит: «Дура, я за сережками!» После чего выдирает украшение из ее ушей. Во время инсценировки в соборе чуда с огненной печью хор детей-ангелов поет о царе Ироде. Аллюзия понятна — Грозный стал «истребителем младенцев», убийцей и тираном.

За первую часть фильма Эйзенштейн получил Сталинскую премию, за вторую едва не стал «врагом народа». Продолжение оказалось под запретом и вышло на экраны только в 1958 году. Третья часть фильма не была снята, а ведь в ней Эйзенштейн задумывал еще одну библейскую аллюзию — покаяние Грозного перед фреской Страшного суда.

Нельзя сказать, что каждый советский фильм-сказка со злобным правителем, против которого восстает благородный герой, выражал скрытые протестные настроения авторов. Злых царей, королей и народных героев пруд пруди в мировой литературе. Но все же некоторые картины вызывают изумление: как их пропустила цензура? Фильм-притчу «Каин XVIII» (1963) поставили по пьесе Евгения Шварца режиссеры «Золушки» Надежда Кошеверова и Михаил Шапиро. В стихотворном вступлении нам дают понять, чем лента отличается от нежной лиричной «Золушки», поставленной по тому же Шварцу: «Эта сказка без затей, но она не для детей!»

Фильм начинается с библейской аллюзии: Каин опять убивает Авеля, но делает это не по старинке, а с помощью «атомного комара». Авель прихлопывает комара, севшего ему на голову, и в кадре появляется гигантский взрыв, оставляющий руины вместо замка. Это намек на противостояние ядерных сверхдержав СССР и США. Еще были свежи в памяти события Карибского кризиса и гонки вооружений.

«Атомный комар» оставался единственным символом страха перед ядерной войной в советском кинематографе до появления перестроечного фильма «Письма мертвого человека» (1986). Антимилитаристская и антитоталитарная сатира фильма может быть отнесена к любому опрессивному режиму. Король (Эраст Гарин) произносит истерические речи в стиле Адольфа Гитлера. Но расписание звонков в фильме («Король — один звонок, первый министр — два звонка, министр финансов — звонок не работает») отсылает к надписям на дверях советских коммунальных квартир.

Сценарий фильма писал Николай Эрдман, сильно переработавший пьесу Шварца «Голый король». Вообще тексты Эрдмана отличает обилие «подпольного» юмора с аллюзиями на советские реалии: «Ликование окончено! Можете расходиться. — Быстро мы сегодня отликовались. — Пройдемте…» Последнюю реплику произносит сотрудник «органов». Теме доносительства и палачества на бытовой основе в фильме уделено большое внимание. В королевстве Каина XVIII за гражданами следит Тайная полиция, а палач (Георгий Вицин) воспринимает свою деятельность как обычную работу: «Я палач трудовой, у меня семья…»

Фильм «Город мастеров» (1965) — еще один пример политической сатиры в жанровой оболочке сказки по сценарию Эрдмана. Прикрытием для фильма стала историческая основа: сюжет повествует о средневековом городе-коммуне, на который нападают захватчики под предводительством герцога-злодея. Они убивают местных жителей и устанавливают в вольном городе полицейское государство. Эрдман опять обращается к теме доносительства и репрессий: «Больше двух не собираться! — Это почему же? — Так сам герцог приказал. Вы не слыхали, что ли? А кто соберется — в тюрьму! — Значит, теперь собираться можно только в тюрьме?!»

Оба фильма снимались в относительно либеральную хрущевскую оттепель, однако, по слухам, на премьере «Каина XVIII» генсек остался недоволен. Особенно Хрущеву не понравилось, что благородный герой фильма (Александр Демьяненко) переодевается в женщину, скрываясь от полиции. Фильм вышел в ограниченной прокат и удостоился похвал советских критиков. Возможно, сыграло роль то, что в вольном городе под красными флагами увидели ассоциацию с «трудовым СССР», на который нападают условные «англосаксы» под черно-белым флагом с изображением британского льва.

Самая недетская из сказок Шварца «Дракон» легла в основу фильма Марка Захарова «Убить дракона» (1988), который сегодня бы отнесли к жанру «темного фэнтези». Вновь правитель-тиран (дракон), с которым борется отважный герой (странствующий рыцарь Ланселот). Отличие от других пьес Шварца заключается в том, что герой, который обычно возглавляет бунтующий народ, оказывается в одиночестве. Жители города одурачены пропагандой, запуганы до полной невменяемости или неплохо устроились при диктатуре. Дракон (Олег Янковский) презирает собственных подданных: «Бездушные твари. Сам кроил. Душу оставил только бургомистру, и то потому, что он душевнобольной. Для примера».

Пьесу «Дракон» долго не экранизировали в Союзе, но она шла на сцене Ленинградского театра комедии, художественным руководителем которого был знаменитый режиссер Николай Акимов. На премьерной постановке он произнес речь, в которой отвергал идею, будто Шварц писал сатиру на гитлеровскую Германию: «Его интересовали не конкретные фигуры эсэсовцев, не немецкие гестаповцы, а корни фашизма».

Ставший возможным при перестроечных вольностях фильм Захарова превратился в притчу о любом искалеченном обществе, в котором царит террор. Когда Ланселот (Александр Абдулов) призывает «убить дракона в себе» это перекликается с лозунгом, с которым первый и последний президент СССР Михаил Горбачев обратился к советскому народу: «Перестройку начни с себя!»

Эльдар Рязанов однажды побывал на собрании гаражно-строительного кооператива «Мосфильма», где пайщики были готовы перегрызть друг другу глотки за место под солнцем. Режиссер, работавший до этого в жанре веселых романтических комедий, снял по мотивам случившегося свою первую острую сатиру «Гараж» (1979). В фильме пайщики кооператива от вымышленного НИИ «По охране животных от окружающей среды» пытаются найти четырех крайних, кого они вышвырнут из своих рядов, потому что по новому городскому генплану им не хватит места.

Все действие происходит в зоологическом музее среди чучел животных, подчеркивая озверение людей. Якобы духовный советский гражданин, который не думает ни о чем, кроме строительства коммунизма, действует по принципу «человек человеку волк». В «Гараже» Рязанов еще и печально пошутил над состоянием советской сатиры.

В следующем фильме «О бедном гусаре замолвите слово» (1980) Рязанов позволил себе аллюзии на органы государственной безопасности. Щитом опять выступила история. В вымышленный городок Губернск, название которого отсылает к условным городам русских сатириков XIX века, приезжает чиновник по особым поручениям Мерзляев (Олег Басилашвили), который ищет, чего бы такого разоблачить во славу царя и отечества. Поскольку настоящих бунтовщиков в сонном захолустье нет, он выбирает на роль заговорщика провинциального актера Бубенцова (Евгений Леонов). Чтобы проверить на верность короне молодых гусар из неблагонадежного полка, Мерзляев инсценирует расстрел мнимого карбонария.

По замыслу авторов, Мерзляев был жандармским офицером. Вторжение советских войск в Афганистан усилило цензуру, и персонажа пришлось сделать интриганом, который старается ради личной выгоды. Военный китель сменился на гражданский фрак. Бордель, который посещают гусары, стал швейным салоном с «модистками». Сцену с похоронами Бубенцова, которого Мерзляев все же довел до смерти, вырезали за пару дней до телепремьеры. Чиновники от искусства вообще требовали от Рязанова снимать повеселее.

Фильм на всякий случай показали 1 января 1981 года, когда расслабленный зритель в праздничной обстановке не смог бы заметить, что, в военном или в штатском, мерзавец с гоголевской фамилией принадлежит к силовым структурам. Помимо уже упомянутых подлых поступков, «гэбист» XIX века еще и сексуально домогался молодой актрисы. Историческая иносказательность не помогла. Фильм лег на полку и снова появился на телевидении только с началом перестройки в 1986 году.

Созданный тандемом Вадима Абдрашитова и Александра Миндадзе фильм «Остановился поезд» (1982) не политическая сатира, а производственная драма, снятая в скупой гиперреалистичной манере. В провинциальном городе с железнодорожных путей укатила платформа, которая врезалась в пассажирский поезд. Принимая удар на себя, погибает машинист. Делом занимается следователь (Олег Борисов), а освещает события журналист (Анатолий Солоницын). Большую часть экранного времени они спорят между собой.

Абдрашитов назвал картину «публицистической» — это действительно кинематографическая «прямая речь», диаметрально противоположная эзопову языку. Тем не менее, крушение поезда воспринимается как метафора целой эпохи застоя. «Наш паровоз вперед лети! В коммуне остановка», — распевали в двадцатые годы комсомольцы киевских железнодорожных мастерских, и вот спустя десятилетия мы наблюдаем, куда привела краснознаменная железная дорога. Коммунизм не построили, впереди — полный тупик, виноватым назначат «стрелочника».

Другой метафорой общественного краха стала картина Миндадзе-Абдрашитова «Армавир» (1991) о крушении круизного лайнера. Фильм вышел в год распада СССР и стал одним из последних в стране, которая скоро исчезнет с карт. С исторической перспективы видно: социалистический эксперимент провалился, советский «Титаник» пошел ко дну. Номинально лишенные притчевого характера, фильмы приобретают второе измерение и пророческий ореол.

Гротескная фантастическая антиутопия «Кин-дза-дза» (1986) от автора печальных комедий Георгия Данелия рисует будущее с элементами советского прошлого и настоящего. На планете Плюк с угробленной экологией (фильм вышел в год Чернобыльской катастрофы) население поклоняется вождю карликового роста, боится местных «органов», существует в системе буквального двоемыслия («Какой дурак на Плюке правду думает?») и обманывает всех, от правительства до друг друга. Вымышленные слова и цитаты из фильма пошли в народ и остались в культуре: «Правительство на другой планете живет, родной».

Ощущение скорого распада империи витало в воздухе. С середины 1980-х появилось много фильмов-параллелей о финальных корчах Российской империи: от отложенной на десятилетия «Агонии» Элема Климова (фильм начали снимать еще в 1960-х, но показали только в 1985-м) до сюрреалистического хоррора «Господин оформитель» (1987), снятого в обретшей новую популярность эстетике русского модерна.

К декадансу и Серебряному веку будут обращаться и в первой половине 1990-х годов, когда общество еще не успело пережить потрясение от гибели прежних мифов. Тогда же появится запрос на ретро, казавшееся из новой реальности уютным и безопасным. Фантасмагорическая комедия «Сны» (1993) Карена Шахназарова показывает современный СНГ в отталкивающем уродливом виде.

И только в прилизанном прошлом под хруст французской булки прозревающий будущее граф Призоров (еще один персонаж Олега Басилашвили с гоголевской фамилией) умоляет благообразного царя Николая II (Андрей Ростоцкий) избежать грядущего кошмара. Интересно, что за пять лет до «Снов» Шахназаров изображал в виде того же гротескного уродства финальные стадии существования СССР в фантасмагории «Город Зеро» (1988). Весь фильм — это аллегория грядущего развала Союза.

Из Москвы в очередной условный провинциальный городок приезжает инженер (Леонид Филатов), которому из этого города уже не выбраться. Его посещение завода кондиционеров отсылает к миниатюре Михаила Жванецкого «Запустить дурочку» о бюрократии на производстве, где никто ни за что не отвечает. От дальнейших абсурдных событий зритель может сойти с ума вместе с инженером. Торт в виде головы, стреляющиеся повара, мальчики-пророки, голые секретарши… В краеведческом музее философ-смотритель (Евгений Евстигнеев) излагает всю историю России: от Древней Греции до общества «Память». В финале все желающие отламывают по веточке от «дуба власти Дмитрия Донского», предваряя высказывание президента России Бориса Ельцина «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить».

Ни Аттиле, ни вестготам в русской провинции мы, конечно, не удивляемся. Давно известно, что Россия — родина слонов, да и вообще всего, что пожелают доморощенные философы. Тайнопись фильма сегодня не кажется тайной. Режиссер видит спасение в империи, в сохранении державного дуба власти, подкошенного перестройкой. Правда, ни в одном фильме он не поясняет, зачем нужен этот дуб в реальности абсурда.