15 фильмов, которые мы ждем с Берлинале-2018

В победу «Не прикасайся» — художественного дебюта румынской документалистки Адины Пинтилие — в Берлине особо не верили: на фоне куда более темпераментных фильмов эта асексуальная драма про секс просто терялась. Мало кто ставил на ее визуальный и смысловой радикализм. Сюжеты про сексуальные меньшинства и про инвалидность — давно разыгранная фестивальная карта, об этом знает каждый охотник за трофеями. А если уж жюри и собиралось награждать какой-то фильм только за движение по встречной и за нахальный киноязык, то приз бы достался кровавому философскому трактату «Моего брата зовут Роберт, и он идиот». С формулировкой в духе: «За творческий подход к изнасилованиям, инцесту, издевательству над животными и красивому подростковому алкоголизму».

Но победила полудокументальная, похожая на медицинскую операцию лента «Не прикасайся» — и теперь ее успех можно объяснить лишь задним числом. Предмет исследования фильма — секс, но сам сюжет ставит между зрителем и телами героев барьер в виде камеры. Режиссер документального фильма (сама Пинтилие, работающая и в кадре, и за кадром) опрашивает самых разных людей об их пристрастиях, восприятии себя и других. Ее героев не встретишь в глянцевых журналах: это инвалиды, транссексуалы и просто интроверты. Задача картины понятна: вдохновлять персонажей и зрителей искать общий язык между разумом и телом.

Не смейтесь, но это очень напоминает знаменитый «Метрополис» Фрица Ланга — основоположника немецкого кино. Старая-старая лента завершалась словами: «Посредником между головой и руками должно быть сердце». Фильм Пинтилие про себя повторяет эту банальную, но резонную фразу — и вдруг помогает людям нащупать собственное сердцебиение. «Метрополис» был одной из первых антиутопий, предсказавших экономическую бесчеловечность XX века. «Touch Me Not» — скромная попытка остановить эстетическую бесчеловечность XXI века. За это, видимо, и наградили.

Черная комедия, принятая зрителями на ура и получившая второй по значимости приз. Шумовская на фестивале не первый раз — в 2015 году она привозила в Берлин черную драмеди о дисморфофобии «Тело», где суицидальные наклонности и личные травмы перерабатывались в кафкианском сюжете о стремлении к смерти. «Лицо» — в каком-то смысле продолжение «Тела», с выходом на глобальный разговор об имидже и идентичности современной Польши, где за последние годы усилилось влияние церкви, были запрещены аборты, а власть вооружилась реакционной риторикой. Осязаемый и реально существующий символ этого перехода — гигантская статуя Христа, подражающая легендарной достопримечательности в Рио, — был установлен в польском городе Свебодзине в 2010 году. Шумовская делает идеологический новодел как главным символом, так и ключевой локацией фильма.

Строитель на вышке в Свебодзине — неуклюжий и добродушный рокер с длинными волосами — планирует жениться, проводит время с незамысловатыми друзьями (шовинизм — главный клей их нехитрых разговоров и шуток) и мечтательно смотрит в небо, сидя на плече у растущего, как гигантский гриб, Христа. По неосторожности он падает со статуи прямо на лицо и готовится к пластической операции: сейчас от его головы буквально осталось кровавое месиво. «Лицо» — сюрреалистическая притча об утрате идентичности — не только высказывание о Польше, которая, встав на ноги, снова теряет себя (главный герой — ровесник самостоятельного государства после распада Восточного блока), но и веский для наших широт разговор о маленьком человеке и большой истории. Серьезный разговор о том, как на государственной стройке легко свернуть башку, завернут в жанр абсурдной комедии, напоминающей бесстрашие перестроечного кино.

Утомленная молодая девушка (Клэр Фой из «Короны») в офисной белой рубашке приходит на прием к врачу: она хочет скорректировать лекарственную схему противотревожных препаратов, которые ей выписали, чтобы восстановиться после двухлетнего преследования. Сталкер — типичный тихий американец — доставал главную героиню с разных телефонных номеров и на разных работах: ей не оставалось ничего, кроме как переехать в другой город и устроиться на новую работу. Ест она со скрипом, постоянно звонит маме, а босс, чтобы отметить ее заслуги и старания, предлагает деловой уик-энд в общем номере отеля.

Содерберг, вернувшийся не так давно восхитительно смешным кино об ограблении «Удача Логана», оживляет еще один, казалось бы, выдохшийся жанр: сталкер-триллер, где паранойя главной героини быстро заражает зрителя. Она действительно пострадала от маньяка или давно помешалась? Какие таблетки она пьет и что в них на самом деле? (Вспомните «Побочный эффект» или китчевое «Лекарство от здоровья».) Психиатрическая лечебница с тюремными порядками — выдуманная или мерещится? Содерберг поворачивает в малобюджетный хоррор историю болезни нации прозака: в Штатах едва ли не каждый второй хранит в ванной желтые пластиковые стаканчики по рецепту персонального психотерапевта.

В триллере, снятом на айфон с минимальной спектакулярностью, но фантастическим ритмом (есть тут и истерики дошедшей до ручки Джуно Темпл, и смешное камео Мэтта Деймона в роли страхового агента), хватает неровностей и зацепок для фанатов жанра. Клише о хрупкой блондинке в беде Содерберг развивает только при помощи других клише: по сценарию раскиданы труп в багажнике, коррумпированные доктора, страховой заговор и соседка по койке из «Прерванной жизни». Содерберг явно не утомился, не разочаровался в кино и все еще помнит, как нас расшевелить.

Вероятно, один из самых захватывающих триллеров ближайшего года — история теракта Андерса Брейвика глазами потерпевших. Вместо паранойи террориста — топография террора, вместо взгляда в глаза монстру — взгляд в затылки убегающим жертвам. Саспенс-боевик о норвежских молодых ребятах, оказавшихся на поле битвы, не подозревая об этом, снят одним дублем. Многофигурная история рассказана через смертельный квест молодой девушки Кайи — мы не так много знаем о ней, кроме того, что у нее есть младшая сестра, в поисках которой Кайа и будет бегать под барабанную дробь выстрелов неизвестного человека. «Утёйа» — несложно устроенное кино о панике и инстинкте самосохранения, имеет куда больше отношения к зрительскому адреналину, чем к истории кино с большой буквы. Поппе спекулирует тревогой, а не зрительской сентиментальностью, чтобы воссоздать театр боевых действий, который в XXI веке добрался до идиллических скандинавских стран. Фильм куплен для проката в России.

Безмятежные летние часы без родителей, зато с книгами Хайдеггера, Платона и ослепительным солнцем. Роберт и Елена, брат и сестра на загородном отдыхе, проводят время как придется, подначивая друг друга. «Зови меня своим именем» без персика и игры в невинность — оба подростка уже давно сморщились и постарели внутри, хотя снаружи даже не утратили припухлость юных щек. Души стареют быстрее тел, а дети мечтают поскорее узнать что почем: чтобы было не так скучно готовиться к экзамену по философии и считать облака, брат Роберт дает сестре задание — в ближайшие дни переспать с любым парнем, поставить его в известность и выполнить желание брата. Если же сестре это не удастся, он заберет ключи от «фольксвагена» — первой машины, которую детям подарили отсутствующие родители. Пока сестра примеряется к незнакомцам, брат колеблется между ролями наблюдателя или соучастника.

Фабула Гренинга могла быть легко воплощена Эриком Ромером или Оливье Ассайясом в летнем фильме о первом чувстве — неприкаянные дети, новая чувственность, амбивалентность эмоций. Но Гренингу куда интереснее Ханеке, Брейя и Триер, хотя он и отпускает историю на самотек, не прочь дать зрителям поскучать и поторопиться с трехчасового фильма домой. Фантазии об инцесте и нарушении табу на неприкосновенность жизни — общее место сюжетов о подростках, которые живут по принципу «а почему бы и нет». Кажется, именно по такому же принципу Гренинг и снял фильм, жонглирующий правильными ключевыми словами в фабуле. На поверку зона комфорта зрителя отполирована в «Моем брате» до предела.

Посреди раскаленной пустыни уставший пастор отдает одежду духовника случайному попутчику и уходит к горизонту: в этих краях, где жарче, чем у черта на сковородке, Бог не то чтобы обязателен. Растерянный недосвященник доходит пешком в заброшенный город из одной улицы (все дома здесь похожи на наскоро сколоченные сортиры) и встречает в местном баре среди одноглазых и беззубых завсегдатаев слишком хорошо сохранившегося Роберта Паттинсона с решительным взглядом героя. Он пришел издалека и прошел через огонь: путешественник уже два года лелеет мечту о женитьбе на любимой девице Пенелопе (Миа Васиковска), которую, кажется, взяли в заложники местные братья-преступники. Вместе с горе-мушкетером плетется пони по кличке Ириска в качестве свадебного подарка: кажется, Пенелопе очень-очень нравятся пони.

Хорошие, плохие и злые в сценарии братьев Зеллнер не имеют никакого значения: подвиг главного героя оборачивается пшиком, красавице в плену не нужен ни спаситель, ни тем более Ириска, горе-пастор разводит руками в любой непонятной ситуации. Режиссеры обходятся с вестерном — как Джармуш в «Мертвеце»: чтобы рассказать свою историю о слабоумии и отваге. Зеллнеры не брезгуют коэновским стилем и эксплуатируют самоиронию Паттинсона: вместо последнего героя ему гораздо веселее и интереснее играть кретина с донкихотовской предприимчивостью и петь под нос уморительные песенки о любви.

Терапевтическое кино Гаса Ван Сэнта, разжевывающее причины и следствия деструктивного поведения. Хоакин Феникс — немного Док из «Врожденного порока» в рубашке с летним принтом, только конченый алкоголик — Калифорния 70-х к этому очень располагает. Однажды допившись до полусмерти, он с приятелем попадает в аварию на дороге.

Герой Феникса попадает в реанимацию, а оттуда — в инвалидное кресло и, наконец, в группу анонимных алкоголиков, которую ведет жовиальный Джона Хилл. Персонаж Хилла — богатый гей в астрономически дорогом особняке — задает Фениксу те самые вопросы из арсенала доморощенного терапевта. На кого ты обижен? Почему ты пьешь? Что ты хочешь доказать другим? Отвечая себе честно, Феникс не только заводит роман с красивой стюардессой (Руни Мара), но еще и начинает рисовать карикатуры, которым позавидовали бы Charlie Hebdo и The New Yorker золотого века.

Реальная история карикатуриста Джона Каллахана киногенична сама по себе, но Ван Сэнт разбавляет смешные карикатуры сентиментальным пианино и согревающими лучами солнца, чтобы зритель ни в коем случае не запутался, где ему полагается пустить слезу, а где — сглотнуть от волнения. Похлопывания по плечу и очевидные ответы на личную трагедию — это, конечно, «Умница Уилл Хантинг» на новом витке или попытка перепридумать «Форреста Гампа».

Молодая девушка сидит за ноутбуком в непримечательном корейском кафе и подслушивает разговоры случайных соседей. В ее поле зрения попадает влюбленная, но стесняющаяся открыться в чувствах пара, актер с бесплотными попытками сыграть ту самую роль и компания киношников, заливающих фрустрацию местным самогоном — соджу.

Хон Сан Су, снимающий по фильму каждый год (если не чаще), привозил на прошлогодний Берлинале нежную историю неприкаянности и одиночества «Ночью на пляже в одиночестве»: молодая актриса, неуживчивая и растерянная, гуляла по чужому городу, так и не находя ни с кем нужных точек соприкосновения.

Константы режиссера остаются с ним: Ким Мин Хи, сыгравшая немного инопланетянку в прошлом фильме, и здесь — существо будто бы бесплотное и не совсем человеческих свойств. На приглашение к соседнему столу пообщаться она ответит: «Мне удобнее подслушивать вас здесь». Ей, как духу, проще наблюдать, не вмешиваясь, и говорить, ничего особенно не выражая. «Трава» снята и написана как пустяк: легко забываемые разговоры, обтекаемые персонажи, дежурные возлияния (без соджу и Хон Сан Су не Хон Сан Су) и кроткие мгновения, которые невозможно вспомнить, а еще труднее — воссоздать. В описании маленького и недолговечного Хон Сан Су давно съел собаку — это еще один его фильм о мягком переходе от наблюдения к полупрозрачному участию.

В течение месяца на улицах Тегерана находят отрезанные мужские головы: принадлежат они антивластным иранским режиссерам с мировым именем и безупречной интеллигентской репутацией. На голове у каждого ножиком по-арабски вырезано «Свинья»: охота на культурную оппозицию началась. Режиссер Хассан, которому запретили работать в кино и театре, с опаской ждет, когда порешат его: терпеливая жена, суетливая агентка, любимая актриса и вся привычная рать опекают его, пока карьера Хассана буксует в рекламе. На титрах мы видим его последнее творение — психоделический балет танцовщиц в красном трико, которые имитируют тараканов в агонии в местной рекламе бытового аэрозоля: получается метис болливудского музыкального номера, последнего фильма Яна Шванкмайера и порно насекомых с Изабеллой Росселлини.

«Свинья» — гримаса в зеркале самому себе, ироничное и хлесткое кино о культуре в заложниках у авторитарного режима, где каждый снимает, пока ему дают снимать, а в годы опалы свободно переключается на рекламу тараканьего яда. Мани Хагиги («Приходит дракон») шутит над фестивальным истеблишментом (инди-суперхит Хассана, который обожают его близкие, называется «Рандеву в скотобойне» и в пересказе сильно напоминает прошлогоднего победителя Берлинале, фильм Ильдико Эньеди «О теле и душе»), женской гиперопекой в восточном мире мужчин и политической критикой, с которой в мировую культуру вошло современное иранское кино. Один из самых смешных фильмов о честолюбии и терпеливом ожидании проплывающих трупов врагов в годы реакции — важнейшее высказывание для России, созвучное абсурдному приговору по театральному делу «Гоголь-центра». Фильм уже куплен в российский прокат.

Молодой Этьен с томиком Делеза катается в парижском метро и наблюдает за местными красавицами. Как и большинство студентов, он приехал из другого города, чтобы воплотить мечту — домонтировать короткий метр, а через год поступить в самую престижную французскую киношколу La Fémis. Этьен проводит подготовительный год с молодыми режиссерами, большинство из которых к концу года не снимут ничего, зато будут долго и категорично разглагольствовать о неореализме и Джоне Форде, ночевать с письмами Пазолини и посылать родителей куда подальше. Режиссер фильма сам преподает в вышеупомянутой киношколе и не скрывает, что Блез Паскаль на прикроватной тумбочке нужен скорее для того, чтобы залезть к соблазнительной однокурснице в трусики.

В студенческих гостиных разговоры о методах Надежды Толоконниковой и фильмы Сергея Параджанова — чаще всего просто прелюдия к беззастенчивому петтингу на диване. Самый громкий и обозленный герой фильма не снимет ни кадра, самый трудолюбивый получит предсказуемый продюсерский контракт, политическая активистка не променяет революцию на плюшевого бойфренда с опухшими глазами. «Парижское воспитание» нежно подначивает богемных синефилов, которые на словах собираются дать под зад Годару, а на деле идут вычитывать сценарии дневных телесериалов. Ни грамма мизантропии здесь нет: только теплое сочувствие — ценность «Заставы Ильича», по Сивейраку, не только в несравненном изображении молодости, но и в том, сколько интеллектуалов и псевдоинтеллектуалов по всему миру поцеловались по-французски на финальных титрах.

Редкий Берлинский кинофестиваль обходится без фильмов на тему Второй мировой войны — и чаще всего это спекулятивные полумертвые костюмные реконструкции об обреченных немцах, про которых все и так понятно. Мелодрама Петцольда «Транзит» работает с воспоминаниями Анны Зегерс об оккупации в 1944 году, но действие фильма мягко перенесено в наше время: какое именно наше, неочевидно — интернета, гаджетов и вообще цифровой действительности у Петцольда нет. Есть только миграционный кризис, неистребимое ощущение надвигающейся катастрофы и слухи о зачистках: беженцы в начале XXI века находятся в той же слепой покорности чужой политической воле, как и беглые евреи несколько десятилетий назад.

Повторение истории передано у Петцольда без приторных озарений псевдогуманистического кино: недаром фильм посвящен одному из самых острых и глубоких умов Германии — покойному художнику и режиссеру Харуну Фароки, работавшему с образами войны и государственного насилия. Георг — Франц Роговски, актер потрясающей харизмы, приковывающий внимание еще в «Хэппи-энде» Михаэля Ханеке, — оказывается перед типичной дилеммой гонимого человека: присвоить себе документы и личность покончившего с собой человека или остаться собой с неуместным именем и происхождением. Петцольд заново сшивает важную европейскую книгу и антиутопию, где легко угадываются контуры текущей повестки. Через тихую потерянность и не прорастающую любовь, не размазывая сопли, «Транзит» констатирует, что война продолжается, а мы все еще не принадлежим себе.

Канадский синефил и медиаархеолог по лоскутам собирает «Головокружение» в версии курильщика, склеивая похожий сюжет из сцен жанровых фильмов современников Хичкока. Мост Золотые Ворота, мужчина, срывающийся с крыши во время погони, femme fatale в музее перед выразительным портретом, бесконечные проезды машин, а вместо реплик — зевания, эканья и ухмылки неизвестных актеров. «Зеленый туман» — шутка длиной в час о том, из какого сора сделаны все жанровые фильмы, сколько нарисованных декораций трясется в съемочных павильонах, пока Хичкок не выдаст шедевр, и сколько переигрывающих актеров тратят человеко-часов на ряженых детективов и загадочных незнакомок. Фильм Маддина — парад посредственности, из которой выкристаллизовывается канон, где криво сидящая шляпа, мундштук и нарисованные облака над Сан-Франциско наконец работают на создание магии кино, а не на разоблачение.

Возможно, вы видели один из самых смешных доков XXI века — «Королеву Версаля» о жене одного из американских строительных магнатов, которая курирует дизайн-проект собственного дома. Это должна была быть точная копия Версаля во Флориде, где поселятся мультимиллионер, его жена (бывшая королева красоты с огромной грудью и длинными ногами) и десяток общих детей и питомцев. На середине стройки случается финансовый кризис 2008 года: Версаль замораживается, брак трещит по швам, трофейная жена проявляет чудеса смекалки и выдержки. Снимая о версальской фантазии в американском пейзаже, Лорен Гринфилд задумалась о документации мирового богатства, космических сверхприбылей и образа жизни ни в чем не нуждающегося подрастающего поколения.

Как выясняется, «Поколение богатства» началось еще раньше, хотя королева Версаля приходит и в этот фильм обронить пару комментариев о своем состоянии. Почти 30 лет назад фотограф Лорен Гринфилд, разочаровавшись в этнографии, решила сделать главными объектами исследования не аборигенов другой части света, а калифорнийских подростков, живущих вокруг Голливуда. Довольно быстро выяснилось, что только фотографиями жизнь этих людей не перескажешь, — и вместе с фотокамерой Лорен стала брать с собой видеокамеру и делать интервью.

Фильм подводит итог многолетней карьере документалистки, в чье поле зрения попали как конкурсы красоты, так и пластическая хирургия, хип-хоп-сцена, избалованные бездельники, подпольные и явные миллионеры и нувориши развивающихся стран. В десятках кинопортретов живыми без ярлыков и объективации выглядят наследницы а-ля Кардашьян, китайские наставницы по этикету, исландский рыбак, за 10 лет ставший банкиром, а после кризиса — снова рыбаком, бесплодные львицы с Уолл-стрит и дети рок-звезд. Гринфилд деконструирует американский успех, сопоставляя истории неравенства и привилегий, мгновенной популярности и скандального падения — и очень подробно диагностирует сверхбогатство XXI века, возможное только в кредит.

Выходцы из бывшего СССР каждый год отмечают День Победы по российскому календарю (европейцы празднуют окончание Второй мировой 8 мая) на братском памятнике в Трептов-парке Восточного Берлина. В прошлом году на этот праздник приехал режиссер Сергей Лозница — родившийся в Белоруссии, но живущий в Германии и снимающий свои фильмы на европейские деньги. Его камера наблюдает за торжеством от рассвета до заката и вмещает в себя все противоречия праздника со слезами на глазах, значение которого сильно исказилось после развала Союза. День скорби и памяти ветеранов в России последних лет превратился в парад вооружения и гигантский по затратам идеологический праздник — и это ни для кого у нас не секрет. Что он значит для русскоязычных жителей Восточного Берлина — открытый вопрос.

Большинство героев «Дня Победы» — иммигранты, ставшие гражданами Германии по программе репатриации. Навязчивый музыкальный ряд праздника — от украинских песен до Олега Газманова и Булата Окуджавы — передает неоднородность празднующего состава: в одной из самых запоминающихся сцен фильма танцуют лезгинку, а самого юного и самого пожилого участника Дня Победы разделяют несколько десятилетий.

Фильм Лозницы — как всегда без закадровых комментариев и интервью на камеру — фиксирует один из главных парадоксов Запада и Востока: феномен постсоветских или российских граждан, приехавших в проигравшую Германию за европейским комфортом и привилегиями. Мастерство «Дня Победы» в том, что каждый зритель увидит здесь свою мораль в зависимости от внутренних установок: пляски в патриотическом угаре, реваншистскую церемонию или попытку не похожих между собой людей прожить себя в истории и историю в себе.

Меланхоличное, бесконечно смешное и нежное документальное кино о мечте, где существует идеальный футбол, где никому не больно, — недостижимый план для одного идеалиста. Высокий румын за 40 лет рассказывает режиссеру, как получил травму ноги на футбольном поле из-за толпы игроков, борющихся за мяч в углу. По дороге домой, приволакивая травмированную ногу, он ощутил озарение: можно скорректировать форму поля и правила футбола так, чтобы травм было меньше, а новые ограничения работали на зрелищность всеми любимой игры. Ключ к бесконечному футболу будущего — жесткая регламентация диспозиции игроков на поле, где все внимание приковано к футбольному мячу.

Порумбою вглядывается в лицо утопии: уставший человек на госслужбе, все мечты которого устремлены к перестройке мира через любимый вид спорта. Находя и заимствуя правила из регби и настольного футбола, бесконечно разочаровываясь в возможных решениях, главный герой называет себя супергероем из комикса: днем он живет предсказуемой жизнью бюрократа, после работы фантазирует о футболе мечты и даже находит добровольцев, чтобы тестировать свои выдуманные правила на реальном поле. «Бесконечный футбол» — один из лучших фильмов о безумстве храбрых и перепридумывании колеса. Порумбою с крошечным бюджетом снимает документальное кино с идеей супергеройского блокбастера — рядом с румынским энтузиастом сверхлюди Marvel и DC выглядят плоскими анахронизмами.