«Приходит дракон»: сюрреалистический синефильский детектив из Ирана

1 июня 2016 в 15:54
Станислав Зельвенский о редкой диковине — хорошем иранском фильме в российском прокате.

В январе 1965 года, через день после того, как террористы застрелили премьер-министра, молодой сотрудник тегеранской тайной полиции Хафизи (Амир Джадиди) отправляется на Кешм, остров в Персидском заливе, куда ссылают политзаключенных. Один из них повесился, и Хафизи на всякий случай должен выяснить обстоятельства. Они оказываются интересными: во-первых, ссыльного явно убили, во-вторых, произошло это на полуразвалившемся корабле, который каким-то образом оказался в каменной пустыне посреди кладбища. Местный житель призывает детектива не ночевать в этом месте, поскольку земля, когда ей скармливают труп, «разевает пасть». Тот не слушается; ночью происходит землетрясение. Вконец заинтригованный Хафизи привозит на остров геолога (Хомаюн Ганизаде) и звукооператора (Эхсан Гударзи).

«В доме моей бабушки прорвало трубу», — сообщает вдруг, глядя в камеру, плотный седой мужчина минуте на пятнадцатой. Только что, после длинного пролога, на экране наконец мелькнуло название фильма, а также надпись «Основано на реальных событиях». Мужчина на экране — Мани Хагиги, режиссер картины, — рассказывает, как в результате упомянутого прискорбного происшествия он нашел таинственную шкатулку, в которой, в частности, была фотография трех мужчин с младенцем на руках. Одного из этих мужчин узнала его жена (она тоже дает интервью): это был помощник звукооператора, работавший на фильме деда Хагиги «Кирпич и зеркало». Он пропал в разгар съемок. Хагиги заинтересовался этой историей. То, что мы видели в прологе — и увидим дальше, — это реконструкция случившегося полвека назад, причем один из актеров-персонажей якобы играет сам себя.

Иначе говоря, один из множества жанров, с которыми экспериментирует «Приходит дракон», — мокьюментари, фальшивая документалка. Разумеется, ни на каких реальных событиях фильм не основан. А впрочем, смотря как понимать это выражение. Иранского премьера Хасана Али Мансура действительно застрелили напротив меджлиса в январе 1965-го. На острове Кешм действительно упокоился знаменитый английский мореплаватель Уилльям Баффин (с которым в фильме связывают появление на суше корабля). Дед Мани Хагиги Ибрагим Голестан, важная фигура иранской «новой волны», действительно снял в 1965-м фильм «Кирпич и зеркало». Многократно упоминаемая и цитируемая книга «Рай» — вполне реальная повесть иранского модерниста Бахрама Садеги. В САВАК, шахском КГБ, наверняка были информаторы оппозиции. И так далее и тому подобное.

Но в этом фильме, полном ненадежных рассказчиков, самый ненадежный — сам Хагиги, который, с невинным видом рассказывая в камеру про бабушку, за кадром плетет клубок из детектива, эзотерики, фольклорных сказок, народной драмы, политической конспирологии и собственной биографии. Больше всего, пожалуй, «Дракон» напоминает работы популярных в свое время аргентинских писателей. Плюс всепожирающая, беспорядочная синефилия, которая в Иране, насколько можно судить, вторая по важности религия. Название (в оригинале — еще и с восклицательным знаком), по-видимому, зачем-то отсылает к последней картине Брюса Ли. Один главный герой наряжен Аленом Делоном, а второй — американским хиппи времен «лета любви». Иногда начинается чистый Дэвид Линч — взять, например, сцену с мистическим верблюдом. Наверняка есть и масса каких-то внутренних иранских цитат — по крайней мере история с младенцем показательно рифмуется с сюжетом «Кирпича и зеркала».

Все это ужасно занимательно — вдобавок «Дракон» крайне живописно снят и еще лучше озвучен. При этом насколько он интригует, настолько же он способен взбесить — своей непроницаемостью, своими уловками, своей адской структурой и восточными двусмысленностями. Хагиги явно что-то имеет в виду, но что — по правде говоря, бог его знает. Как минимум ползающий где-то под сюжетом дракон должен что-нибудь символизировать — режим шаха? — и хотелось бы на полтора часа стать образованным иранским зрителем, чтобы это понять, но увы. А может быть, наоборот, иранец ясно разглядит, что фильм — претенциозная дрянь, нельзя исключать и такой вариант; тогда мы находимся в привилегированном положении. Так или иначе это, кажется, то кино, которое не нужно искать: кого надо, оно найдет само, как мистический верблюд, но уж тогда не разочарует.