Закенселенное трио: мы посмотрели новые фильмы Люка Бессона, Вуди Аллена и Романа Полански

Дуглас (Калеб Ландри Джонс) потерял возможность ходить в результате семейного насилия. Его пьющий и безумный отец (Клеменс Шик) полыхал такой ненавистью к собственному сыну, за то что тот всегда любил собак больше, чем семью, что однажды запер его в клетке с псами, а затем выстрелил из ружья (пуля оторвала мальчику палец и застряла в позвоночнике). После Дуглас увлекся театральными представлениями из‑за неразделенной любви к актрисе Сальме (Грейс Пальма), а еще позже — полюбил наряжаться в платья и наносить макияж. Обо всем этом он рассказывает судебному психиатру (Джоджо Т.Гиббс), сидя в инвалидном кресле с размазанной помадой на губах и по-леджеровски облизываясь. Любовь Люка Бессона к клошарам и «приписнутым говнодавам» (цитата из песни «Патрули» русского рэпера Овсянкина. — Прим. ред.) всегда была неотъемлемой частью его творчества. Поэтому неудивительно, что в пантеоне режиссерских les misérables«Отверженных» с французского. появился Дуглас, который до мурашек похож на киллершу Никиту при определенных ракурсах.

Вы даже не представляете, как Бессон умудрился пересобрать схожий по теме фильм «Догмэн» Маттео Гарроне! В нем появились дрэгшоу, ограбления, патефоны, «Лили Марлен» с Марлен Дитрих, «Ромео и Джульетта» Уилльяма Шекспира, песня «Sweet Dreams», которую Бессон, по его словам, просто услышал в машине в день съемок. Иными словами, получился такой «Кабачок „13 стульев“», переведенный на бумерский многозначный термин quirky«Необычный, причудливый» с английского. Quirky как категория кинематографа — это особенная эстетическая «чувственность», распознать которую можно по ее тону. Он лежит между цинично отстраненной иронией и эмоционально вовлеченной искренностью и может создаваться несколькими способами (см. «Категория „quirky“ как инструмент концептуализации независимого кинематографа XXI столетия»)..

Директор Венецианского кинофестиваля неслучайно поддержал Бессона и взял «Догмена» в основную конкурсную программу. Он уже не первый год пытается встряхнуть «Мостру»Венецианский международный кинофестиваль на итальянском — Mostra Internazionale d’Arte Cinematografica. очередным «Джокером», поп-культурным мимом — в прошлом году им, например, была Мэрилин Монро («Блондинка»). Однако в фильме про своеобразного супергероя-отшельника, живущего среди собак, Бессону на собак решительно наплевать. «Догмен» с таким же успехом мог называться «Пэрротменом»«Человеком-какаду». или «Хамстерменом»«Человеком-хомяком».. Дуглас никак не взаимодействует с животными, иногда лежит среди них и только ближе к финалу использует как оружие массового уничтожения (там как раз начинается собачья версия «Один дома»).

«Догмен» только притворяется перверсивным необарокко. Это удобный фильм даже для отечественных кинотеатров, неспроста же он выходит в российский прокат. Мужчина вроде как наряжается в платья и красится, однако травести-традиция не осуждалась даже в СССР (вспомним героев Георгия Милляра и Александра Калягина) и в дореволюционном кино (Иван Мозжухин). Вроде как по всем признакам герой должен быть геем и его в одной сцене на свидание даже зовет мужчина, но — нет, это, оказывается, коп под прикрытием! Такими темпами Бессон с его художественным чутьем из криогенной камеры станет одним из главных зарубежных постановщиков на российском рынке наравне с другими режиссерами из этого обзора.

Париж, наши дни. Осенние листья укрывают сад Тюильри. Фанни (Лу де Лааж), работница аукционного дома, случайно встречает своего давнего знакомого по нью-йоркскому лицею — писателя и романтика Алена (Нильс Шнайдер), который, очевидно, не охладел к девушке с юных лет. Фанни же замужем за Жаном (Мелвиль Пупо), про которого известно немного — лишь то, что он делает богатых людей еще богаче через всякие налоговые схемы и любит миниатюры железных дорог (одна такая занимает целую комнату). Встречи Фанни и Алена становятся все чаще, а Жан — все подозрительнее, и в итоге он обращается к частному детективу.

Вуди Аллен в «Великой иронии» заходит на территорию жанра «французский адюльтер с последствиями», на которой ему приходится существовать на правах туриста в сравнении с ныне здравствующими и преуспевающими Филиппом Гаррелем, Эмманюэлем Муре, Катрин Корсини и другими французскими авторами. Но и в таком туристическом изводе алленовское кино мало чем отличается от его американских историй — скажем, от того же «Дождливого дня в Нью-Йорке».

«Ирония» пусть и написана ленивее многих последних фильмов Аллена, да и снята Витторио Стораро уже на каком‑то рефлекторном автоматизме, но и от нее можно получить удовольствие. Она впечатляет ужимками Мелвиля Пупо, который не готов смириться с потерей «трофейной жены», попытками Лу де Лааж делать вид, что ничего не происходит и тем, как в финале по заслугам получает не только любвеобильный писатель Ален (имя героя непроста созвучно с фамилией режиссера!), но и, так сказать, охотники за ним. Великая самоирония. Кстати, зал на начальных титрах с именем и фамилией Вуди Аллена взорвался аплодисментами. Трактуйте как хотите.

«Великая ирония» выйдет в российский прокат 28 сентября.

Канун 2000 года. В альпийском отеле собираются разные неприятные люди: британский миллиардер (Джон Клиз) и его юная невеста (Бронуин Джеймс), французская маркиза (Фанни Ардан) и ее ручная собачка, пластический хирург (Жуакин ди Алмейда), русские бандиты (Александр Петров и Антон Пампушный) и душный постоялец Билл Краш (Мики Рурк). Совладать с предновогодней истерией пытается управляющий (Оливер Мазуччи).

Роман Полански экранизирует древний мем под названием «санаторий сатаны». Если его высоковольтная разговорная «Резня» была комедией о схлестнувшихся интеллектуалах, то «Дворец» — комедия о богатых, но бедных духом. Центральный образ в этой вакханалии из рябчиков, ананасов, винтажного шампанского и расценок на круговые подтяжки — семья чешских туристов, вынужденных проводить праздник в подсобке.

То, что Полански — режиссер с незаурядным чувством юмора, было понятно еще по его первым короткометражкам. Но именно как комедиограф он раскрылся в «Резне». «Дворец», написанный в соавторстве с другим знаменитым польским сценаристом и режиссерам Ежи Сколимовским, исповедует юмористические стандарты 1970–1990 годов. Омерзительно ли шутить в 2023-м бесцеремонно, жестоко и неполиткорректно? Нет. Смело? Пожалуй, тоже нет, если речь идет не о сериале «Кто есть Америка?» Саши Барона Коэна.

В лицах героев «Дворца», словно сошедших с картин Отто Дикса и Георга Гросса, узнаются многие исторические персонажи и герои светской хроники прошлых декад. А когда в телеобращении Ельцина сменяет Путин, становится совсем очевидно, что «Дворец» — рождественская сказка не о потерянном, а о замкнутом времени с Оливером Мазуччи, который уже пытался развязать ременные петли в сериале «Тьма». Нескромный портрет вечной буржуазии.

В новый век возьмут не всех. Туда не возьмут и героя Джона Клиза, который умрет во время секса под своей молодой подругой, а потом его усадят в инвалидное кресло с мертвецкой улыбкой наблюдать фейерверки. Кажется, так Полански сообщает нам, что новые времена его не устраивают. Но, строго говоря, этот «Отель „Гранд Будапешт“» для взрослых и очень пьяных снят в традициях национальной итальянской франшизы «Рождественские каникулы», на которой в свое время поработали Карло Ванцина, Энрико Олдони, Нери Паренти и другие знаменитые апеннинские режиссеры. Поэтому не стыдим Полански и не удивляемся Венецианскому фестивалю.

P. S. Саша Петров — классный.

«Дворец» выйдет в российский прокат 23 ноября.