— Начнем с довольно банальных вещей. Пандемия отодвинула съемки и, соответственно, премьеру второго сезона. Мир сильно изменился за эти три года. Вам пришлось придумывать довольно необычные специальные эпизоды…
Зендая: Блин, вообще, мы должны снимать новый сезон почти сразу после первого, уже — вау! — два года назад. Это был совершенно другой сезон, другая история, другие акценты. Но потом все, как мы знаем, резко изменилось. Пришлось подстраиваться. Так родились спецэпизоды, в одном из которых Хантер не только снялась, но еще и выступила соавторкой. Так у нас появилось время для экспериментов. Спешелы были более медленными, серьезными, даже философскими. Мы дико переживали, как изменение интонации воспримут зрители. И эксперимент, кажется, вышел удачным.
Шефер: Да, нам при всех сложностях с переносами съемок даже повезло, что было время на этот перевал между сезонами. Спешелы — это своего рода набросок к изменениям, которые неизбежно готовил Сэм (Сэм Левинсон — продюсер, режиссер и сценарист проекта. — Прим. ред.). Я тоже не рассматриваю спецэпизоды как что‑то вынужденное, для меня тоже небольшой перерыв стал подарком и возможностью прийти в себя.
— Есть расхожее мнение, что «Эйфория» — обалдеть какое яркое шоу с визуальной точки зрения, но, напротив, мрачное в той самой интонации, о которой вы говорите. Тяжело ли было справляться с демонами, которых приходилось выпускать на съемках?
Зендая: Есть такое. «Эйфория» всегда имеет дело с внутренними болью и темнотой, самыми страшными из всех, что есть [у нас].
По крайней мере, я в свою работу вкладывала именно такой посыл. Особенно во втором сезоне, где по сути проверяется наша общая способность к эмпатии. Ру (героиня Зендаи. — Прим. ред.) на протяжении всего сезона находится не в лучшем состоянии, пожалуй, даже в самом мрачном за всю ее историю в «Эйфории» — и надо учиться принимать ее и такой. Она страдает от того, что не может удержать все в руках. Она такой же человек, как и все мы. Поэтому «Эйфория» даже не столько про принятие Ру как героини, сколько про принятие зависимых людей в нашем реальном мире.
— То есть удалось абстрагироваться от Ру как героини?
Зендая: Нет, мне жутко тяжело проходить с ней все это, она уже часть меня. Когда становится особенно трудно, я смотрю на Сэма [Левинсона]. Ведь он еще плотнее и дольше живет с Ру и другими героями, но все равно продолжает работу над шоу.
В этом смысле — сорри, что еще раз обращусь к спешелу — та серия в дайнере как раз во многом и была спасительной для нас для всех. Она еще раз показала, что Ру и такие, как она, не одни и что очень важно быть рядом с людьми с зависимостью.Главная мысль эпизода была в том, что, несмотря ни на что, всегда будут люди, которые любят тебя и готовы идти с тобой на дно. А второй сезон в этом смысле сделал дно еще ниже, но и высоты — выше.
— После первого сезона жизнь вокруг Зендаи очень заметно изменилась: вышло уже несколько крупных блокбастеров с вашим участием! Нужна ли была специальная подготовка, чтобы вернуться к Ру и показать ее состояние?
Зендая: Эпизоды, где она вновь срывается, писались довольно долго и переписывались несколько раз. Мы менялись, условия вокруг менялись. Да, мне было немного страшно возвращаться к тому, что, казалось, Ру уже победила. Дело даже не в моей эмпатии к ней, а в моем теле. Ведь разум понимает, что это кино, что ты играешь образ, а тело и сердце в особенности — нет. Я очень уставала после этих сцен.
И как тут подготовиться? То есть можно, конечно, слишком много думать: как ты пройдешь тот или иной эпизод в кадре, как сыграешь — но это отнимет у тебя еще больше сил и времени.
Поэтому я всегда придерживалась позиции: идти так идти, снимать так снимать — и все получится, даже если очень тяжело, ты срываешься и просто сидишь в слезах. И здесь спасибо команде. Когда я была на эмоциях, плакала, я могла посмотреть на тех, кто стоит за камерой, увидеть слезы на их глазах и идти дальше.
— Хантер, спешел с Сэмом вы писали вместе. Знаю, что он во многом основан на реальной истории. И благодаря вашему личному опыту, очевидно, Джулс сильно меняется ко второму сезону. Она и внутренне растет — больше исследует свою идентичность. И даже внешне пытается пересмотреть свои образ и стиль.
Шефер: То, что меня сразу зацепило в «Эйфории», — это как раз исследование тех вопросов моей идентичности, что в публичном образе до сих пор оставались невидимыми, неозвученными. Я в этом даже видела своего рода политическое высказывание.
В первом сезоне Джулс была своего рода куклой, окруженной аниме и конфетными цветами. Дальше она тоже проходит по довольно мрачному пути, а потом еще и начинает отношения с Ру — это все ее меняет. Соответственно, должны преобразиться и репрезентация, и стиль. Она уже эволюционировала, а во втором сезоне развивается еще быстрее. Это отражается на всех аспектах ее жизни.
— «Эйфория», признаюсь как зумер, — это главный проект про поколение Z. По крайней мере, так видится из России, где у нас тоже есть пара сериалов, репрезентирующих молодых, но все они по разным причинам не могут подобраться к уровню «Эйфории». Чувствуете ли вы связь с поколением через своих героев? Пишут ли вам фанаты?
Зендая: «Эйфория» затрагивает в первую очередь ваши чувства. Наверное, в этом секрет ее популярности. Благодаря сильной эмоциональности героев и сложности тех событий, что они переживают, все, кроме совсем маленьких детей, конечно, могут подключиться к происходящему, пережить это тоже.
Я получаю столько сообщений о том, как мы показали то, что ребята чувствуют, но не могут выразить сами, что голова идет кругом. Сэму блестяще удается транслировать и описывать боль, которую многие точно испытывали. Причем в «Эйфории» даже второстепенные персонажи написаны так, что не можешь в них не влюбиться. Ру во втором сезоне, например, встречается с одним чудаковатым взрослым драгдилером, от которого невозможно оторваться. И я думаю, с ним будут релейтиться зрители постарше. «Эйфория» в этом смысле не про возраст — хотя, конечно, от зумеров фидбэк наибольший.
— О, раз заговорили о старших, давайте закончим таким вопросом: если бы вы были родителями своих героев, то как бы себя повели на их месте?
Зендая: Вообще, быть родителями наших героев жутко интересно и как‑то слишком жестко. Например, Лесли, мама Ру, осталась одиночкой с двумя дочерьми на руках. Она пытается сделать все, что может, а с Ру и ее «качелями» это особенно трудно. Представьте ситуацию, когда вы видите, что ребенку плохо, но не можете никак помочь и нет никакого правильного решения. Мне тяжело ответить на этот вопрос, потому что я просто не знаю, я бы растерялась так сразу. Зависимость влияет тут на всех: от Джулс до Лесли.
Шефер: У меня в голове нет пока даже перспективы о том, чтобы быть родителем. Я вот попробовала быть мамой кактуса, который стоит и умирает на окне прямо за мной. Так что моему ребенку из «Эйфории» я пока ничем помочь не смогла бы тоже.
«Эйфория»
