— Ровно восемь лет назад, в марте 2013 года, вышел клип «Bad Motherfucker». И вот ты уже в Голливуде. Как ощущения? Вернее, давай так: как после такого успеха не стать эгоцентричным мудаком?
— Слушай, я абсолютно уверен, что если человек изначально мудак, то, добившись успеха, он просто перестает это скрывать. Вот что я называю звездной болезнью: когда чувак, добившись связи и денег, срывает маску и становится собой.
Ну а я, во-первых, хочу верить, что более-менее нормальный. Во-вторых, моя работа… Короче, это для меня очень важно, и, несмотря на то что с выхода клипа прошло уже восемь лет, я только в начале пути. И многое предстоит еще сделать.
Не зазнаваться мне помогает осознание того, что в любой момент может случиться «щелк» — и все исчезнет. Знаешь, есть много крутых режиссеров, которые сняли первый классный фильм, а второй и третий — ну такие себе. И они перестают быть интересными, потому что у них в запасе оказывается один прием. Попадать в такую ситуацию, конечно, очень не хочется.
— А вот тогда объясни: почему ты снимаешь исключительно экшен-кино? Разве это не ситуация с одним успешным приемом?
— До «Хардкора» я писал в стол куда более серьезные вещи. Но после него я понял, что лучше быть экшен-чуваком, чем никому не нужным.
После «Хардкора» мне каждую неделю присылали экшен-сценарии. Тупые, прямолинейные, но с бюджетом и возможностью снимать хоть завтра. Я все время отказывался. А в «Никто» я увидел потенциал для себя как режиссера.
Конечно, меня подкупил Боб [Оденкерк] — вообще нетипичный экшен-герой, с помощью которого я многое про себя понял. Например, что могу снимать актеров и диалоги. Моя любимая сцена в «Никто» — это разговор супругов на кухне.
В современном мире, чтобы делать фильмы для кинотеатров, невозможно игнорировать экшен. Вся драма — на стримингах. И даже если я захочу сделать серьезную историю — а я хочу и буду двигаться дальше именно в этом направлении, — то мне необходимо будет обернуть ее в попкорн.
— С Бобом я уже общался. И он назвал тебя пацаном с горящими глазами. Илья, тебе 37, а ему 58. У вас большая разница в возрасте и опыте. Были какие то проблемы с дисциплиной? Потому что на площадке ты должен быть боссом.
— Вообще ноль проблем, честно. Когда я пришел в проект, Боб быстро понял, что я знаю, о чем говорю. Я знал фильм, который хочу делать. И мы общались абсолютно на равных.
Знаешь, две главные рецензии на «Никто» я уже получил. Первую — от отца. Я ему показал дико сырую версию фильма, и он сказал, что это пятерка. Притом что когда он увидел «Хардкор», он его вообще не впечатлил. А второй рецензией была улыбка Боба. Когда я, он и Дерек (Колстад, сценарист. — Прим. ред.) сели смотреть финальную версию. Это был Лос-Анджелес, пик пандемии.
— Вот мы сейчас общаемся, и ты прям светишься от счастья, когда говоришь про «Никто». Могу предположить, что ты до сих пор все пропускаешь через себя. На пресс-показе ты смотрел фильм вместе с журналистами. В итоге никто не ушел, многие аплодировали. Но что если фильм бы освистали? Ты боялся такой реакции?
— Был бы полный ****** [кошмар]! Конечно, я боялся. Потому что я пока не Стэнли Кубрик, смело могу промазать и не вызвать у зрителя эмоций.
— Как с клипом «Цой»?
— Там мы, наоборот, вызвали эмоции! Только почему‑то строго негативные. Вообще, там так совпало, что мы пять месяцев делали этот клип, и за день до его выхода мне говорят, что «Никто» уходит в стол. Я с поджатым хвостом лечу из Лос-Анджелеса, прилетаю в Москву, открываю комментарии и читаю, что мы все ****** [плохие люди]. Я был просто в **** [шоке]. В самом настоящем! Но меня спас Шнуров. Когда нас максимально задиссили, он позвонил мне и произошел такой разговор:
— Ну что, Илья, мы обосрались?
— Есть немного, Сергей!
— Но ты скажи мне: клип хороший?
— Я считаю, что классный…
— Ну и пошли все они ***** [к черту]!
И это правильный подход. Ведь по факту Сергею от этого провала было куда хуже, чем мне. Это его лицо, его танец, его музыка. Главная проблема «Цоя» в том, что «Тинькофф» никогда бы не дал нужный бюджет без такого мозолящего глаз количества интеграций. Но мне казалось, что нас простят за это. Ошибся.
— К теме критики мы еще вернемся. Но раз уж мы заговорили про музыку, у меня два коротких вопроса. Ты изначально задумывал «Бухгалтера» как бэнгер для фильма?
— Конечно! Я задумал использовать его еще на этапе сценария. А потом Алексей [Серебряков] прислал мне пробы — я специально попросил его максимально нелепо двигаться, — и это был взрыв.
— А какая песня тебе была максимально нужна, чтобы «Никто» вышел таким, как ты его видел?
— Вступительная — «Don’t Let Me Be Misunderstood» Нины Симон. Но еще я могу сказать тебе, что финальная битва должна была быть под Pink Floyd — «Wish You Were Here». Не срослось.
— Илья, смотри. Станиславу Зельвенскому фильм не понравился. И вообще, многие отечественные кинокритики считают «Никто» неудачей. В то же время, тебя хвалит The Hollywood Reporter. Обидно, что свои не поддержали?
— Я уважаю мнение других людей и понимаю, что искусство субъективно. Но в любой профессии есть люди, которые понимают и не очень. Пойми меня правильно, мне не нравятся некоторые очень хорошие фильмы. Поэтому я знаю: не все, что мне не нравится, — это плохо, и не все, что мне нравится, — это хорошо.
По поводу Зельвенского… мне стало неинтересно его мнение ровно в тот момент, когда он написал, что Боб — неправильный кастинг. Он имеет на него право, просто меня оно не колышет из‑за того, что у нас кардинально разные точки зрения хотя бы по этому вопросу.
Единственное, что мне обидно, так это то, что, когда зрители через «Афишу» будут покупать билеты на «Никто», они увидят негативный отзыв и, возможно, не пойдут проверять сами, как оно.
Потому что не стоит забывать, что у критиков есть ответственность перед аудиторией. Я это проходил с «Хардкором». Мне много писали, что‑то вроде: «Критики сказали, что фильм поверхностный и глупый, а я пошел в кино и посмотрел его потом пять раз». И когда я вижу негативную рецензию, которая прямо необоснованно громит фильм, я просто развожу руками. Бывает! У меня толстая кожа, потому что первая критика у меня была на ютьюбе, где многие люди просто пишут оскорбления и бред.
Самая важная рецензия для кинобизнеса вышла в Variety, и там сказали, что я «natural born filmmaker». Все, с точки зрения профессионального признания вопрос закрыт. Хотя, конечно, нет никого важнее зрителей.
— А людям нравится? Вы уже собрали пользовательский фидбэк?
— У нас на «Кинопоиске» сейчас 7,6, и по сборам фильм за первую неделю собрал уже больше 100 миллионов рублей. И это, не забывай, в пандемию! В четверг «Никто» выходит в США, и если все пройдет успешно, мы будем надеяться на возможность сиквела.
— Я хотел закончить наш разговор видеоиграми, потому что ты геймер со стажем. Во что рубишься сейчас?
— Последний год преимущественно в Warzone (королевская битва на базе Call of Duty. — Прим. ред.). Мне нравится, что это battle royale, что это быстрый и драйвовый геймплей. А еще я играю с разными, но очень крутыми людьми. Там есть парень из Казахстана, есть из Минска, есть из Украины, еще из деревни под Ростовом, другой из Углича — он специально приехал в Москву на премьеру «Никто» с мамой.
Ну а кроме Warzone… The Last of Us: Part II прошел, Ghost of Tsushima пробовал, но надоело, «Зельда» последняя мне очень понравилась. Играл на Switch по ночам, тоже прошел. Еще очень крутая Red Orchestra 2. Она сложная, но если въехать — супер.
— А есть смысл экранизировать настолько кинематографическое произведение, как The Last of Us?
— Конечно! Там невероятно крутая человеческая история, которую теперь смогут оценить те, кто не играет в видеоигры. Скажу больше, в 2016 году я встречался с Нилом Дракманом (сценарист The Last of Us. — Прим. ред.) и спрашивал можно ли экранизировать его материал. Он сказал, что без вариантов, потому что они отказали с той же просьбой Сэму Рейми и ведут переговоры с Кэри Фукунагой (режиссер «Настоящего детектива». — Прим. ред.). Там тоже не срослось.
И когда спустя четыре года я узнал, что авторы «Чернобыля» совместно с HBO готовят сериал, а пилот будет снимать Кантемир Балагов… Это, конечно, белая зависть. Я с Кантемиром не знаком, но написал ему в инстаграм и пожелал удачи.
