— Это интервью, как и многие другие за последний год, проходит по видео в Zoom. Насколько привыкли к такому дистанционному общению? Рабочий процесс по видеосвязи — это хорошо или плохо?
— Глобально отрицательно отношусь к дистанционному общению. Бесспорно, есть плюсы, но то, что требует человеческого общения и энергетики, — читка сценария, съемки, пробы — не должно быть на удаленке. Хотя какое‑то количество встреч, которые раньше отнимали много времени, когда только полтора часа тратишь на дорогу, получилось ускорить.
— Швейцарский период жизни, который вы описывали как день сурка, помог перенести весенний карантин или, наоборот, появились мысли: боже, опять?
— В Швейцарии я прожила три года, и было сложно. Карантин не легче переносился, потому что я только вырвалась, только начала дышать полной грудью, и опять… С одной стороны, мне в карантине было проще, и я, в принципе, не тот человек, которому нужно постоянно куда‑то бежать. Поэтому мне было уже понятно, как это все будет происходить. А с другой, этот карантин много обломал: хотелось путешествий, хотелось поехать куда‑то и посвятить время самой себе, побывать в нетипичных местах, чему-то поучиться, но, как всегда, жизнь вводит свои коррективы.
— Звучит не обнадеживающе. Вы считаете себя пессимистом, реалистом или оптимистом?
— Я пессимист. Просто, видя, что происходит, не думаю, что все разрешится скоро. Мне кажется, что пока не будет общепризнанных прививочных паспортов, нас никто никуда не пустит. Думаю, что полтора года — это реалистичный прогноз, а пока мы не будем свободно передвигаться.
— В одном из интервью вы сказали, что «цинизм в актерской профессии никак не должен присутствовать». В чем может выражаться актерский цинизм?
— Наверное, цинизм — это не самое точное слово. В нашей профессии нельзя все время хаять своего брата: ни конкурентов, ни тех, с кем когда‑то работал. Цинизм — это иногда прекрасная вещь, а иногда излишняя, потому что надо всегда с уважением относиться к труду других людей. Надо понимать, что за каждым фильмом, сериалом, спектаклем стоят люди, которые болеют за дело. Они могут не попадать в каждого зрителя, но они пытаются сделать так, как считают правильным. Если тебе не нравится то, что у них получилось, возможно, это не твой жанр, не твое видение.
— Выбирая сценарий, насколько точно можно понять, твой это проект или нет?
— Редко бывает, что, выбирая сценарий, ты сразу понимаешь, что это твой проект. В моей жизни так было буквально три раза — со «Стилягами», «Высоцким» и «Чернобылем».
— Вам довелось поработать с двумя Тодоровскими — с Валерием на «Стилягах» и с Петром на «Полете». Что у них общего и чем они отличаются?
— Абсолютно разные люди и в профессии, и в человеческом факторе. Общая у них только внешность… и фамилия (Петр — сын Валерия Тодоровского. — Прим. ред.). Что касается работы на площадке, выбора жанров, энергии, мне кажется, они совсем не похожи. Валера более открытый, он готов слушать. Петя видит у себя в голове собственную картинку, и ему сложно допустить видение другого человека, трансформировать его и как‑то соединить. На данном этапе они идут в разных творческих направлениях.
— Вы говорили, что вам может противостоять не каждый дебютант. Сценарист и режиссер «Полета» Петр Тодоровский — молодой режиссер, ему удавалось противостоять?
— Со мной действительно сложно. Как раз после Пети я поняла, что ему с нами не совсем повезло. Мы в какие‑то моменты могли ему чуть помочь, потому что с таким составом, какой у нас собрался, было сложновато. Мы не самые тихие, мирные и спокойные. Все непростые личности. В то же время Петя всегда жестко стоял на своем. Он умеет отстаивать свои решения, свой план, свой текст. Это несомненный плюс.
— Судя по фото со съемочной площадки «Полета» у вас в инстаграме, актерский состав отлично сработался. Можно ли назвать те съемки домашними и максимально уютными?
— Мне было очень комфортно. В первую очередь в любом проекте важен сценарий, но, когда есть команда, которая может работать как единый организм, это всегда помогает. Поэтому — да, съемки в «Полете» вполне можно назвать домашними.
— Съемки в «Чернобыле» Данилы Козловского тоже были домашними?
— Даже больше. «Чернобыль» — это семья!
— Данила Козловский тоже молодой режиссер. Как он работает на площадке и может ли вам противостоять?
— Данила Козловский снял уже пять полноценных картин: «Чернобыль», «Тренер» и три картины из цикла «Карамора». Я бы не сказала, что он молодой режиссер. И он один из немногих режиссеров, который отлично работает с артистами. Я ни одного режиссера за свою карьеру не встречала, который так кропотливо вытаскивал бы то, что есть у артиста внутри. Даня может добиться, чтобы актер четко попадал в образ и верно передавал то, что требуется. Может быть, это будет не с первого раза. Может быть, понадобится много дублей, но артист будет выглядеть невероятно. За ним идет вся группа.
— Образ в «Чернобыле» писали специально под вас?
— Не совсем так. Вначале был другой сценарий и немножко другая история. За месяц до съемок Данила решил переписать сценарий, чувствуя, что ему чего‑то не хватает. История стала более интимной: о людях, о семье. Сценарий корректировался, и он решил, что эту роль должна сыграть я. Мы пробовались с другим сценарием, но тогда текст и образ работали по-другому.
— Учитывая то, что сниматься вы начали в двенадцать лет, нет желания использовать свой опыт если не для режиссуры, то для продюсирования?
— Если вдруг появится такая возможность, то рассмотрю ее. Сама пока не осмелюсь. Сейчас у меня нет такой свободы, времени и независимости от жизненных обстоятельств, чтобы взяться за продюсирование. Или же это просто страх.
— Пять лет назад вы сказали, что «наше кино, боюсь, никогда не дотянется до американского». Сейчас эта фраза все еще актуальна?
— Боюсь, эта фраза всегда будет актуальна. Мы говорим как про итоговый продукт, так и про индустрию. У нас, к сожалению, есть некое ограничение по возрасту.
Где‑то после этой возрастной отметки все очень любят занимать какую‑то определенную нишу и в ней плавать. Мы не хотим выходить за рамки — производства, своих возможностей, зоны комфорта. Никто не рискует.
— При этом в 2020 году было несколько сериальных проектов, за счет которых можно говорить о росте качества. Та же «Эпидемия» стала хитом на Netflix. Мы все равно не можем говорить, что хоть немного подтянулись?
— «Эпидемия» — единственный сериал, который мне понравился. Хочется надеяться, что рост есть. Но мы все равно пока не снимаем «Ход королевы» или «Корону». У нас просто все не так круто, как за морями-океанами: исполнители не те — режиссеры, операторы, актеры. Мы, увы, не играем так, как они.
— А нужно ли? Может быть, у нас другая школа, другие традиции в кино, которые могут развиваться по собственному пути.
— Надо стремиться, потому что в этом выражается профессионализм. В американском кино проделывается огромная работа с вниманием к мельчайшим деталям. Это касается любого департамента — от водителя на площадке до продюсера.
— Есть ли желание еще раз сыграть в американском сериале или фильме?
— Нет такой задачи, но если сложится, то, конечно, мне было бы интересно. После «Спутника» был интерес, но карантинная жизнь диапазон возможностей сократила.
— Когда границы все-таки откроются и карантинная жизнь закончится, куда первым делом отправитесь?
— В любой город Европы. С удовольствием зашла бы в музей Прадо в Мадриде. Много раз там была. Сейчас любой город европейский был бы счастьем. Москва, конечно, современный, прекрасный мегаполис, но мы из него не выезжаем, а хотелось бы какой‑то движухи, какой‑то возможности, помимо Пушкинского музея. Я из разных музеев привожу домой каталоги, в которых указаны все картины экспозиции, и иногда их пересматриваю, прокручивая в голове поездки.
Летом, когда была возможность выбраться в теплые страны, я выбрала съемки — мы успели снять сериал «Беспринципные». Но в любом случае сейчас мне очень не хватает возможности быстрого отдыха, когда проводишь два-три дня в новой обстановке.