В студенческом кампусе колледжа Готорн все готовятся к Рождеству: кто‑то собирается домой к родителям на каникулы, но не сирота Райли Стоун (Имоджен Путс). Для нее эти праздники омрачены тем, что никто не верит, что ее изнасиловал местный красавчик Брайан — глава шовинистического братства. Вместе с подругами Райли готовит танец для шоу талантов, в котором она намерена высмеять Брайана и других насильников. Также подруга Райли, фем-активистка Крис (Ализ Шеннон), уже добилась переноса бюста сексиста-основателя Келвина Готорна из главного фойе, а теперь копает под профессора литературы (Кэри Элвес), объясняющего преимущества male gaze (мужского взгляда) над female gaze (женским взглядом) в культуре и в жизни. Со временем противоборство прогрессивных студенток и консервативного преподавателя осложнится тем, что маньяк в балахоне начнет убивать девушек, а бюст — демонстрировать аномальную активность. Делать нечего, студенткам придется взяться за ножи.
Это случилось не вчера, но все же в конце уходящего десятилетия хотелось бы официально зафиксировать этот тренд: старые правила жанра больше не работают, женщины в хоррорах из жертв превратились в воительниц. На то есть веские основания: на протяжении всего существования слешера, то есть с начала 1970-х, масса режиссеров (мужчин) хотели залезть девушкам в трусы, но мало кто хотел заглянуть к ним в душу. София Такал (авторка впечатляющего линчевидного триллера «Всегда сияй» с Макензи Дэвис) исправляет эту почти полувековую несправедливость. Ее героини — не статистки, идущие на убой, а личности. Слешер для нее — не цель и даже не средство, а метод, с помощью которого она хочет ответить на тревожащие ее вопросы, устроить ревизию канону и добиться очищения через переосмысление архетипа.
Что же, она не была первой. Например, пять лет назад один из режиссеров «Американской истории ужасов» Альфонсо Гомес-Рехон тоже прильнул к истокам жанра и снял сиквел-ремейк «Города, который боялся заката», в котором в роли протагониста вывел не полицейских (как было в классическом оригинале), а невинную девушку (у маньяка не было шансов, он связался не с той девушкой).
Помимо этого в прошлом году основательной фем-ревизии также подвергся «Хеллоуин», в котором Джейми Ли Кертис из Лори Строуд превратилась в Сару Коннор, так что теперь не Майк Майерс охотился за ней, а она за ним. В том же 2018 году вышла приукрашенная в цвета американского флага «Нация убийц» от создателя сериала «Эйфория» Сэма Левинсона, в которой в городе с неслучайным названием Салем началась новая охота на ведьм, а несколько старшеклассниц решили, что не хотят быть жертвами, поэтому устроили мужчинам кровавую баню (у этих шовинистов не было шансов, они связались не с теми школьницами).
Идеологически «Черное Рождество» близко как раз к этому фильму. Здесь тоже есть много ярости, праведного гнева, теплых сестринских отношений, токсичной маскулинности, слатшейминга и виктимблейминга. Кажется, что картина Софии Такал устраивает экскурсию по всем терминам из современного феминистского вокабуляра, а первым полем битвы делает урок классической литературы, на котором самодовольный профессор объясняет студентам и студенткам, что они, конечно же, живут в мужском мире. Ситуация, надо признать, выглядит смехотворно карикатурной, но Такал явно в курсе: ее оружие — сатира, а сатира — это не история про нюансы и как бы сделать потоньше. Это история написана жирными мазками. И в этом смысле фильм Такал также родственен новым «Ангелам Чарли», которые тоже были не про гендерный паритет, а про войну полов — не понарошку, а до полного уничтожения противника.
Мужчины в «Черном Рождестве» — это зло. Не сублимированное, бессознательное, иррациональное зло, каковым был маньяк, живущий на чердаке, в оригинальном фильме, а вполне осязаемое зло, имя которому патриархат. Это зло боится всего феминного (от гребешка для волос до менструальной чаши) и сочится черной, похожей на нефть жижей из век на бюсте основателя колледжа Готорна. Оно же способно даже из задротов и подкаблучников (единственных достойных мужчин в фильме) сделать альфа-самцов.
Наверняка будут зрители, которые смертельно обидятся на критические выпады Такал (об этом, например, красноречиво сигнализирует рекордно низкий пользовательский рейтинг фильма на IMDb), но в том-то и фокус «Черного Рождества»: все время сгущая краски, картина не только мужчин, но и женщин превращает в неразличимые на темном фоне кляксы. Это не характеры, а типажи, не герои, а схемы в доведенной до логического абсурда и комизма ситуации, которая призвана вскрыть механизмы мизогинии. При этом сама картина — такой же художественный манифест, как, скажем, профеминистский вестерн «Соловей» Дженнифер Кент, в котором рассвет нового мира встречали не белые мужчины, а женщина и темнокожий австралийский абориген (в «Черном Рождестве» похожая ситуация).
Наверное, эти рифмы не случайны: так вытесненное женское отчаянно мстит за годы угнетения хоррору и вестерну — изначально двум маскулинным, тестостероновым жанрам. И мстит в лютой форме. «Соловей» и «Черное Рождество» — не глянцевое, комиксовое мочилово «Запрещенного приема», а настоящий кровавый беспредел: Кент показывает себя С.Крейг Залером, Такал тоже от нее не сильно отстает. Означает ли это, что режиссерки перегибают палку? О, да! Но иначе от этого кино не летели бы искры, разрастающиеся в пожар, и оно не представляло бы такой социокультурный интерес. Это кино фем-поворота, который набрал обороты в конце 2010-х и, кажется, не собирается останавливаться. На смену тестостерону в массовом кино приходит эстроген — и с этим придется считаться. В том числе и оккультному мизогинному братству из «Черного Рождества» (у него не было шансов, оно связалось не с теми сестрами).
Евгения Ткачева
