Как стать героем поколения «ВХОРЕ»: Станьте мемом

Этот материал впервые был опубликован в ноябрьском номере журнала «Афиша»

Наталья Казаченко, клавиши: До «Вхоре» я играла только в томской шугейз-группе «Борщ и слезы» и в «Звездах» немного — ну это роль такая была, обезьянка на клавишах. А потом всех кинула и осталась только с девчатами. Тут поугарнее как-то.

Алина Дырова, гитара: Я — алкоголик, поэтому на вопрос о том, где я была до «Вхоре», отвечаю, что была в вытрезвителе. Это почти правда. А на самом деле я с музыкой вообще никак почти не была связана, есть у нас фотография с первого концерта, где я кручу в руках гитару и ищу, где у нее струны, лады, колки и все остальное. На этом концерте я была уверена, что все и закончится.

Ольга Китаева, бас-гитара: У меня была группа «Осторожный сход снега», играли такой поп-панк веселый с текстами вроде «Хочу быть мужиком, дерзким и ... [мерзким]».

Яна Казанцева, вокал, тексты: А я замужем была. Закончила университет, встретила любовь, мы путешествовали несколько лет — три месяца в Европе, три в Азии, — потом в Томск возвращались, снова уезжали. У нас была счастливая семейная жизнь, а потом я встретила Гену из «Звезд» и влюбилась в него. Так получилось. Познакомила его с мужем, сказала, что ухожу. И вернулась в город, стала жить тут. «Вхоре» — мое первое предприятие такого рода. В музыкальную школу меня не взяли в свое время — я сделала сливу женщине, которая меня экзаменовала и вредничала.

Александр Цайзер, группа «Цайзер Оркестра»: «Новая волна» началась с того, что тусили в 2010-м «Цайзер Оркестра» и Гена Квитков — и было у нас несколько разных групп. Потом уже, в 2012 году, я пошел на вечеринку к Леше Первякову из «Убийц» домой, и там Гена уже был с Яной. При встрече она представилась журналисткой. Познакомилась с Геной по интернету, такая типичная love story современная. Никто не мог предположить, что она займется музыкой. 

Геннадий Квитков, группа «Звезды»: Одним утром мы с Яной проснулись после очередной пьянки, и она мне говорит: «Гена, а как ты думаешь, будет ли круто, если я соберу девичью группу?» Я глаза протер: «Будет». Тогда она позвонила самым модным крошкам, которых знает.

Дырова: На втором нашем концерте на опен-эйре в Тахтамышево стояли мужики и комментировали наши тексты очень громко: «Кафку она читала? Ну как же. … [блин], посмотри на себя». Туда каждый год съезжаются местные с области и дерутся со всеми. С топорами даже.

Казанцева: Когда мы увидели группу Slackers живьем в Москве, Наташа сказала: «После этого, девчонки, можете не волноваться насчет своего выступления».

Казаченко: Изначально мы думали назваться «Мафки». Но это … [очень] какое название тупое. Еще был вариант — «Русские Алки», он хотя бы честнее. Еще «Янка Кертис» была, но Яна потом забрала его для личного проекта.

Квитков: «Янка Кертис» — это наш совместный с Яной проект, семейное предприятие. Он родился из-за вечеринки «Зураб». Мы как-то проводили ее в необычном формате — своего рода корпоратив для причастных к организации. И все должны были сделать группу друг с другом; собственно, «Янка Кертис» — единственный коллектив, который пережил этот вечер. «ЯК» — это территория моей музыкальной свободы, потому что в «Звездах» я ограничен стилистическими рамками, а тут запросто реализую все самые безумные идеи. Так, как мы делаем музыку, не делает ее никто. Давно известно, что чем проще музыка, тем она популярнее. Но если у «Убийц» музыка в основном на трех аккордах, то в «Янке Кертис» в большинстве случаев на одном. Этого вполне достаточно — она отражает не какие-то эмоции, а пульсацию мироздания.

Казаченко: «Зураб» — это наша серия вечеринок, которую мы уже два года делаем. Был, например, «Зураб в поисках русской души» сразу после того номера «Афиши» со «Срубом» на обложке, мы тогда обстебали всю эту эстетику. А вообще первый наш «Зураб» был на сорок человек, квартирник, играли «Звезды» и «Бумажные тигры» в электричестве. 

Казанцева: Тогда приехали менты, и я кричала им: «Два … [члена], идите … [прочь]», потому что была очень пьяная. Но они так посочувствовали Гене, что я его женщина, и не стали меня забирать. А вообще мы пробовали репетировать дома, но снизу живет бабушка, которая, чуть мы начинаем играть, стучит по батарее. Мы как-то с ней встретились, она говорит: «Что у вас за звуки ужасные?» Мы отвечаем: «Да вот, мы музыканты, у нас группа». А она: «Что? Это в другой квартире музыкант живет, на пианино играет, а у вас не музыка, а вообще не пойми что».

Цайзер: Визитная карточка «Зураба» — это забитый группами до отвала лайнап. Ну и мифология бренда присутствует, что хорошо и плохо. Хорошо, потому что ходит много людей, а плохо, потому что это люди, которые вообще не понимают, что это за музыка. Трезвым невозможно воспринимать такое.

Казанцева: Наше ноу-хау, опробованное на последнем большом фестивале, куда мы Sonic Death привезли, — это конферансье. Думаю, что мы в авангарде моды — после нас пойдет волна из Сибири. Где еще станут кормить людей блинами с журнала «Метрополь»?

Казаченко: «Вхоре» впервые выступили на третьем «Зурабе», который назывался «Пойдем отплывем». Была еще дионисийская вечеринка на недостроенной даче, когда мы вывезли за сорок километров от Томска двести пятьдесят человек. Наше развитие подстегивалось «Зурабом», потому что события были каждый месяц и на них можно было выступить. «Зураб» же всю эту тусовку и сложил наконец-то. Если бы его не было, то все сидели бы по полгода на репточке, выдрачивая одну песню и ничего больше не делая. А тут соберись да играй перед людьми.

Артем Черепанов, «Буерак»: В ранних «Вхоре» Гена еще басистку изображал, выходил на сцену в розовом парике и в платье. Похоже было больше на Кобейна или Ариэля Пинка, правда. Нам тогда показалось, что группа собрана просто ради тусовок.

Дырова: Бывало так, что одну песню под музыку от другой исполняем, в середине понимаешь, что как-то текст не ложится, но что делать — надо петь.

Казаченко: Когда мы первый раз приехали в Москву, перед нами стояли тридцать человек, которые вообще не знали, кто мы такие. А мы привыкли, что когда в Томске, Новосибирске выступаем, там по десять рядов мальчиков, которые слэмятся и смотрят с обожанием.

Казанцева: Зато когда мы уже осенью играли в Москве на шоу-кейсе в «Смене», произошло то, ради чего все это затевалось. Во время саундчека днем в зале никого не было, только техничка пол мыла. Она нас послушала и большой палец показывает, типа молодцы, девчонки, класс! 

Степан Казарьян, промоутер: У них, безусловно, есть потенциал. Но им тяжелее, чем другим, так как опыта игры на инструментах у них почти нет. Как я понимаю, «Вхоре» планировался как своего рода арт-проект, но у вокалистки открылись незаурядные способности писать емкие и хитовые вещи, что вкупе с их эпатажностью и самоиронией привело к тому, что слава опередила их возможности.

Дырова: Я не знаю, ради чего это все. Не считаю, что у нас есть какой-то образ или концепция. То, что происходит с «Вхоре», это то, какие мы есть. Специально мы не красились!

Казанцева: Конечно же, была и есть стратегия, я все очень осознанно делаю. Цель — это народничество. Мне важно нести некую образовательную миссию. В наших текстах много имен, названий, разных непонятных отсылок и всего-всего. Мне хочется, чтобы когда-нибудь мы вышли на такой уровень популярности, что нас будет слушать простой народ — и из десяти послушавших один загуглит Борхеса и поступит в университет.

Казаченко: Что до феминизма… А я на своем опыте столкнулась с притеснением. Я же технарь, математик, всегда была на работе с мужиками. И мне говорили что-нибудь в духе: Наташа, порежь тортик, ты же девушка. Очень бесило. У меня диплом специалиста по компьютерной безопасности, а вы просите меня сделать какую-нибудь … [чепуху], типа отсканировать 80 листов ненужной макулатуры! 

Китаева: А я считаю, что если женщина хочет сидеть дома и варить борщ, то пусть она это делает. Хотя раздражает, что в Томске многие говорят, что если у тебя нет ... [пениса], то ты вообще не музыкант. 

Казанцева: На наш концерт в Москве пришел Иван Букварский, который нас записал пиратским образом и издал на кассетах. Первые двадцать экземпляров разошлись за несколько часов по предзаказу. Потом была допечатка. Для Томска это, наверное, платиновый статус. Хотя нелепо, конечно, вышло, я смеялась все выступление, потому что наш товарищ очень смешно танцевал. Видела отзыв, мол, так классно вокалистка смеется, только поэтому и купил. Блин, я могу еще на две кассеты насмеяться!

Дырова: В Москве в нашем шоу-кейсе я вообще трезвой не была. Вообще ни разу, как мы поехали. У нас же еще три выступления было, везде полно людей… А мы добрались до номера, купили бутылку шампанского — и понеслось. Я и к самолету не протрезвела.

Казаченко: Концерты в Москве вообще штурмовые были. На одном Митрошин из Slackers так отчаянно рубился, что в итоге блеванул нам на монитор. 

Квитков: Хайп вокруг «Вхоре» мне понятен — так уж совпало, что они меметичны и мимимишны одновременно. Это убойное сочетание. Конечно, у меня пригорело от такой их популярности. Я вообще ревнивый человек. 

Цайзер: Один мой товарищ сказал, что «Вхоре» — это копипаста, наложенная на музыку. Ну а с другой стороны, энергетика-то есть, люди на концертах прыгают. Чуть больше внимания музыке они бы еще уделяли. Хотя раньше у меня похожая позиция была — кто не врубается, что мы на сцене делаем, это их проблемы. Потом пришло понимание, что надо все же какой-то уровень держать. 

Казаченко: Лоуфай — это термин, который придуман привилегированными людьми, у которых до фига денег, чтобы записаться в студии, и они выпендриваются, записываясь дома. А у нас это не выбор, а необходимость.

Казанцева: Мы не хотим делать музыку для стейка, чтобы его съесть, или для секса, чтобы им заняться. Мы хотим делать музыку, от которой неприятно, которая выводит за границы привычного и комфортного — и ты начинаешь думать.

Казаченко: Проходил муниципальный фестиваль в пригороде Кемерово. Думаю, можно представить, что там происходит. В один день были кокошники и хороводы, а на второй неожиданно сделали рок-программу. Но местное население нас приняло на ура. Там еще Яна отцензурировала программу, вырезала из текстов мат — а между песнями крыла звукаря и световика нецензурщиной в микрофон дико, забыв о первоначальном плане. 

Квитков: Я стараюсь, чтобы со стороны наша корпорация сибирская выглядела монолитно. Хотя насчет «Звезд» мне иногда кажется, что, может быть, нам с этой всей новейшей «русской волной» даже не совсем по пути. Почему? Да в основном вся эта «русская волна» — это прикол. У «Буерака» юмористический постпанк, у «Убийц» тоже много сарказма и сатиры, про «Вхоре» молчу уж, и только у «Звезд» серьезная, пафосная музыка. 

Казанцева: Благодаря «Вхоре» я узнала все глубины ненависти и любви. И поняла, что при всем этом я могу любить людей. Даже тех, кто нас ненавидит. Причем в период, когда я жила с мужем, путешествовала, я была жуткой снобкой и мизантропкой, ненавидела вообще все, презирала всех. Но переехала, жизнь изменилась, пришло осознание, стала филантропом.

Казарьян: Я делал в рамках Moscow Music Week сольный концерт «Вхоре» в арт-пространстве Adidas Super Star Moscow. Пространство небольшое, и я решил не устраивать давку, но так как ненавижу фейсконтроли и считаю их фашизмом, мне пришла в голову идея ограничить вход по половому признаку. Естественно, это было шуткой, но многие напряглись и стали искать скрытый феминистский смысл, что сделало происходящее еще смешнее. За несколько дней до мероприятия в Adidas начали поступать письма от других девчачьих групп с предложением выступить вместо «Вхоре», а врагини сибирячек клеймили их и придумывали байки про то, что у них в составе играют работники Nike, которые славят проклятый американский бренд в своих песнях. Слава богу, все только посмеялись над этим, а девчонки ради угара исполнили песню «Мальчик в найках, поставь мне лайки», поменяв слова на «адидас» и «класс», но я этого не видел, ведь я мальчик — и мне вход туда был воспрещен.

Казанцева: Первый хайп случился, когда про нас написала «Афиша-Говна», причем написала, что пою я, как будто меня … [трахают] в кустах. Что, в принципе, неплохо, потому что почему бы и нет… Но в итоге был срач на 600 комментариев, где на сотом вступила я. Потому что вдруг поняла, что не могу так это просто оставить. И провела ночь, разговаривая с людьми. Это была моя инициация.

Казаченко: Потом все там написали: «Ладно, мы сдаемся, Яна, ты крутая».

Казанцева: Мне человек 15 в день пишут про «Вхоре» с намерением поговорить о жизни, любви, вселенной и вообще.

Казаченко: Мне хочется верить, что мужчины любят меня не из-за того, что я играю в «Вхоре», а из-за того, что я просто классная. Но я не уверена, что это всегда так. А вообще, как корабль назовешь, так он и поплывет. У нас реальные заварухи с мужиками. Только томские кончились хорошие. Думаем в Москву поехать, там объем работы больше.

Дырова: Я поняла, что мы популярны, когда нас стали использовать как готовый мем в комментариях. Как будто все уже в курсе, кто мы такие. Это льстит, конечно, потому что всех остальных обычно в мемах гнобят, а про нас очень аккуратные шутки были. 

Казаченко: Кто-то писал: «Хорошая группа, но почему название такое сложное?» И некоторые действительно читают его как «Биксоуп», типа большое мыло! 

Казанцева: Да, я каждый день ввожу в поиск — «Вхоре».