Книжные списки Эко, Чуковский, Азов: 6 книг, которые стоит прочитать каждому переводчику

Сразу хочу оговориться, что я не буду называть книгу Норы Галь «Слово живое и мертвое», потому что по ней начинающие работники со словом обычно выверяют свой язык, как по первым в жизни часам, — изгоняют из себя кальки и канцелярит чистейшим духом русского языка. Поэтому если кто-то хочет быть переводчиком, но еще отчего-то не прочел «Слово живое и мертвое», то он, скорее всего, еще просто не выучился читать.

Умберто Эко «Сказать почти то же самое. Опыты о переводе»

О чем эта книга Обо всем. Умберто Эко — человек, который не может просто сесть и состряпать что-то вроде «10 пунктов, по которым вы поймете, что переводчика набирали по объявлению». Обдумывая разговор о переводе, он попутно напишет обо всем, что сопутствует хорошему разговору о переводе: от языковой теории с разговорами о доминантах текста и актатных моделях — до простого и понятного разбора перевода как практики, как ремесла, как бесшовного перехода одного текста в почти такой же. Язык, текст, нарратив, сообщает нам Эко, — это огромная податливая система, ртутного вида облако знаков, смыслов, сигнификатов, репрезентаменов, линейных манифестаций, двойных и тройных подтекстов, интерсемиотических скачков, шуток и лилейных щек. Начинающему переводчику эта книга помогает понять, что цепляться за дословный, пословный перевод и исходные грамматические конструкции все равно что выбивать эсэмэски на камне зубилом. Никто не запрещает, конечно, но выйдет топорно, потому что в языке, кроме видимых слов и конструкций, есть много чего другого, что позволяет нам при переводе сказать если не то же самое, то почти то же самое, — и не делать это зубилом.

Зачем и кому читать Научные работы Эко похожи на его же романы. Эта, в частности, на роман «Имя розы», который сведущий читатель может прочесть как историко-философский труд, а несведущий — как увлекательный детектив. Оба они при этом получат от книги огромное удовольствие. Точно так же и с «Опытами о переводе». Переводчик с прокачанным филологическим образованием за плечами ностальгически насладится поминанием Ельмслева и освежит в памяти наслоения первокурсного Якобсона и Вежбицкой. Читатель интересующийся получит в свое распоряжение огромный, как библиотека со многими залами, научный роман, который изобилует практичными, понятными и не англоцентричными примерами самых разных переводческих решений — в исполнении профессора и переводчика Умберто Эко, который знает, о чем говорить, — и говорит.

Цитата «Верность — это скорее тенденция верить в то, что перевод всегда возможен, если текст-источник был интерпретирован со страстным соучастием».

Корней Чуковский «Высокое искусство»

О чем эта книга Если книга Эко — серьезный учебник, то необычайно энергическая и по большей части совершенно не устаревшая книжка Чуковского для переводчика своего рода хрестоматия по внеклассному чтению. Чуковский пишет обо всем, что нужно понимать переводчику: где можно избежать неточностей, а где пожертвовать словом во имя смысла, как попасть в стиль подлинника, не попав при этом впросак, — но делает это не сплошным академическим текстом, а при помощи бойких отдельных рассказок, каждая из которых отпечатывается в памяти куда лучше теоретических кирпичей.

Зачем и кому читать Всем, конечно. И даже не потому, что книга — в духе образовательных тенденций советского времени — рассчитана на широкого читателя. Во-первых, невероятно живой, настоящий и до сих пор действующий язык книги — находка для любого переводчика на русский, который, как по мне, должен быть кем-то вроде сороки и тащить в свой вокабуляр все, что качественно блестит. Во-вторых, Чуковский пишет по-всамделишному и ненатужно смешно. Невозможно прочесть один раз о «шашлычной интерпретации Кавказа», нимфе Покрывалихе и о том, как «мистер Сквирс, и сэр Мельберри Гок, и лорд Верисофт — все живут в Пятисобачьем переулке в Коломне и только притворяются британцами» — и не запомнить это навсегда. А запомнив эту необыкновенную легкость языка — выучиться лучше писать.

Цитата «Между тем так называемые обыватели чрезвычайно любят такие рецензии, где изобличаются лишь отдельные промахи, сделанные тем или иным переводчиком. Они уверены, что этими промахами — более или менее случайными — измеряется вся ценность перевода, тогда как на самом-то деле (повторяю опять и опять!) горе не в отдельных ошибках, а в целом комплексе отсебятин, которые своей совокупностью изменяют стиль оригинала».

Дэвид Беллос «Is That a Fish in Your Ear? Translation and the Meaning of Everything»

О чем эта книга О том, что такое перевод. Беллос, переводчик Жоржа Перека и Исмаила Кадаре, не дает ответа на вопрос, как нужно переводить. Вместо этого он педантично — местами занудно, местами игриво — отвечает на вопрос, что есть перевод. И перевод самый разный: книжка Беллоса похожа на переводческую «Википедию». Ткни пальцем в любую статью — и попадешь то в рассказ о том, чем Google Translate обязан «Гарри Поттеру», то в психологические истоки нелюбви к толмачам, а то и в схему расположения переводческих кабинок с синхронистами на съездах Евросоюза. Беллос пишет бойко и, хоть местами и привирает от незнания (например, русского языка), на вопрос о природе перевода как языкового и смыслового явления отвечает если и не совсем точно, то хотя бы с любовью.

Зачем и кому читать Переводчикам, у которых нет филологического образования и которые хотели бы им обзавестись, но безболезненно. В книжке Беллоса в очень доступной форме — практически в форме академических гамбургеров — поданы все необходимые основы языкознания: от гипотезы Сепира — Уорфа до знаковой теории Фердинанда де Соссюра.

Цитата «Перевод начинается как явление, когда пройдено важное эмоциональное и интеллектуальное препятствие — неспособность довериться переводчику».

Андрей Азов «Поверженные буквалисты. Из истории художественного перевода в СССР в 1920–1960-е годы»

О чем эта книга В истории из нашего с вами прошлого о том, как поссорились кашкинцы с буквалистами, то есть сторонники одного переводческого принципа со сторонниками другого, нет ничего задорно- гоголевского. С ее довольно-таки калечащими последствиями до сих пор сталкиваются даже крошки-переводчики. Они с самого детства слышат от мифической father figure, в роли которой выступает неумирающий собирательный образ «качественного советского перевода», что «буквализм, мол, плохо». О том, как и почему понятие переводческого буквализма в истории советского переводоведения было низведено до бранного слова, и рассказывает эта книга.

Зачем и кому читать Переводчиков художественной литературы у нас очень часто сразу воспитывают в общепринятой традиции — что перевод должен в первую очередь звучать как вполне русский текст, а остальное потом. При этом в антиподы ему назначается некий вымышленный конструкт — буквальный перевод, который грешен во всем, вплоть до убийства Кеннеди. Корни этого отношения ко вполне принятому в общеевропейской традиции принципу «очужествления» переводного текста лежат в некрасивой полемике, которую в середине XX века переводчик Иван Кашкин развернул против переводчиков Евгения Ланна и Георгия Шенгели. До недавнего времени мы знали все аргументы кашкинцев. Книга Андрея Азова, переводчика и ученого-лингвиста, ценна в первую очередь тем, что она дает слово поверженным буквалистам: в книге опубликовано много архивных материалов, которые ранее нигде не печатались и которые наконец помогают нам понять, что такое буквализм — и так ли уж это плохо.

Цитата «Переводы, созданные с установкой на чужеязычие, отличались непривычным, сложным для понимания, «не вполне русским» языком и были рассчитаны на узкий круг высокообразованных читателей с определенными эстетическими потребностями… Между тем господствующая установка в советской литературе начиная с 1930-х годов была прямо противоположной: во главу угла ставились простота, общедоступность и общепонятность художественных текстов».

Элиф Батуман «The Possessed: Adventures with Russian Books and the People Who Read Them»

О чем эта книга О русской и даже узбекской литературе глазами американки турецкого происхождения. Элиф Батуман — ученый, литературный критик и публицист (она регулярно пишет для The New Yorker и N+1) — в шести эссе о русской литературе и узбекском языке пытается ответить на насущный вопрос каждого, кто хоть раз в жизни уходил в книжный запой: как нас формируют любимые книги? В качестве наглядного литературного материала Батуман берет Достоевского, Толстого, Чехова, Бабеля и даже Лажечникова, но делает это без древнерусской тоски. Она пытается организовать в Калифорнии конференцию по Бабелю без сабель и казаков, попасть в Ледяной дом и не выйти замуж, узнать, кто убил Льва Толстого и что сталось с резиновой уточкой Бабеля, и смириться с тем, что грант на изучение великого узбекского языка составляет 7 тысяч долларов, из которых 4 — это на мешок, в котором, если что, отправят домой части твоего тела. Батуман пишет с прытью посвежевшего Вуди Аллена и — что самое важное — с желанием не анализировать русскую литературу, а с желанием ей жить.  

Зачем и кому читать В книге Батуман русская литература в кои-то веки не предстает перед читателем в роли дементора с головами Толстого и Достоевского, который, покачиваясь, скорбно висит над Россией. Батуман пишет о русской литературе, во-первых, смешно (и смешно здесь не так, как тому английскому второкурснику, который обнаружил в русском языке букву Ы и запостил это на Buzzfeed). Во-вторых, пишет она с удивительной, ясной любовью к предмету — и любовь эта каждому переводчику на русский полезна, как витамины. Мы можем освоить английский, турецкий, финский, датский языки и даже кликсовый язык бушменов, но только не русский как совсем иностранный. Книга Батуман может помочь взглянуть на русский язык — наш рабочий инструмент — с неожиданной стороны и полюбить его заново.

Цитата «Во время одной нью-йоркской конференции я сорвалась на коллегу, который утверждал, что мне никогда до конца не понять бабелевской «Конармии», потому что мне никогда не постичь «особого, еврейского чувства изолированности», какое было у Лютова. «Конечно, — ответила ему я, — что там женщина ростом под метр восемьдесят и дочь турецких иммигрантов из Нью-Джерси может знать об «изолированности», не то что ты, американский коротышка-еврей». Он кивнул: «Вот и я о чем».

Анна Мазурова «Транскрипт»

О чем эта книга Полуроман, полудурман о буднях переводчика-синхрониста, живущего в Америке, но, как водится, слишком русского душой. Переводчик Муравлеев вечно что-то пишет, а еще чаще переводит, не слишком обращая внимание на надвигающуюся на него жизнь. Автор романа — разумеется, переводчик-синхронист — живет в США, но язык сохранила донельзя русский, плотный и ностальгический.

Зачем и кому читать За перемещениями переводчика Муравлеева по сюжету следить совершенно необязательно, потому что переводчик Муравлеев сам иногда теряется — то в сюжете, то везде. Не теряется он только тогда, когда дело доходит до перевода, — и этим роман ценен в первую очередь. Нагляднее пособие о том, что такое рабочая жизнь переводчика-синхрониста, придумать сложно. Собственно, весь роман — это нанизанная на внутренний мир переводчика Муравлеева цепочка производственных баек, рассказанных живо и достоверно. Переводить ли русских писателей с благоговением — или как живых людей? С какой интонацией хвалить Господа? Может лифт быть переводческой метафорой (не приведи бог)? Почему на торжественных обедах официанты — главные враги переводчика? И почему, когда срочно нужно перевести себя из работы в жизнь, это не всегда получается.

Цитата «Иногда его спрашивали: почему же вы не предупредили, что это непереводимо? Что он мог ответить? Что его тоже не предупредили, когда он поступал в институт? Что теперь он должен поддерживать тайну как в личных, так и в общественных интересах и не считает переводческое сообщество ни порочнее, ни бесстыдней ассоциации терапевтов или семьи цирковых иллюзионистов? С древнейших времен ремесленники объединялись в цеха, чтобы хранить от лохов единственный свой секрет, тот самый, мистический, чернокнижный секрет Виктории, вату в лифчике: того, за чем вы пришли, не бывает, но есть масса способов быть счастливым…»