«Учитесь плавать», «Трансильвания беспокоит», SNC и другие радиофеномены 90-х

что это было Радиостанция SNC, вещавшая в диапазоне средних волн в самом начале 90-х (собственно, с 1991 по 1992-й), славилась своей независимостью, что означало не только отсутствие рекламы и давления учредителей, но и беспрецедентную свободу действий. В вечно прямом эфире понятия «формат» не существовало. Ведущие, среди которых были Паук, Кирилл Немоляев, участники группы «Тайм-Аут», Эркин Тузмухамедов и вдова Башлачева Настя Рахлина, могли рассказывать и ставить что угодно: от истории The Beatles до диких юмористических импровизаций, от Фрэнка Заппы и симфоний до советского андеграунда и хеви-метала. Никаких запретов ни на что не было. Эпическая вольность крепко и надолго привязала аудиторию: по SNC и его последующему преемнику радио «Ракурс» скучают и больше 20 лет спустя после закрытия станции, подтверждением чему — хоть ЖЖ-сообщество, хоть паблик во «ВКонтакте» (в последнем среди прочего можно услышать несколько последних часов эфира SNC). В российских радиоприемниках подобного больше не звучало и, скорее всего, уже не прозвучит.

Стас Намин

создатель радио SNC

«SNC была независимой радиостанцией. Это значит, что, кроме лично меня, не было ни одного учредителя, от которого можно было бы зависеть. SNC была частной радиостанцией на 150%. Не было не только учредителей — не было ни спонсоров, ни вообще никого, кто хоть как-то бы влиял на то, что происходит в эфире.

На SNC был только прямой эфир. Личности, из которых состояла радиостанция, были непрофессионалами с точки зрения советского радио. То есть в радио они не были профессионалами. Но я их приглашал, потому что в жизни они были большими профессионалами, чем ведущие на советском радио. Профессионал — это понимание жизни, это культура, образование, умение анализировать внешнюю среду. Если мне человек интересен — это высший критерий профессионализма с моей точки зрения. Например, вдова Башлачева Настя Рахлина, конечно, поле трагедии, случившейся с ее мужем, просто не понимала, куда деваться. А я знал, что она человек очень тонкий, глубокий, серьезный, образованный, с хорошим вкусом, — и я не сомневался, что у нее получится. И получилось. Так же Эркин Тузмухамедов, «Квачи» — они никогда в жизни не выступали на радио, а были просто симпатичными музыкальными хулиганами. Я бы, кстати, не сказал, что на SNC они были диджеями. Их функция была намного серьезнее. Это скорее были журналисты, личности, которые говорили то, что считают нужным.

Задача была — делать все что хочешь. Они могли ставить любую музыку, говорить о чем угодно, и ограничений не было, кроме собственной совести. Никаких рамок формата. Даже совок был — могли поставить сдуру Кобзона и поиздеваться над ним. А могли поставить Тома Уэйтса, который появился в этой стране через SNC. Но не музыка была самым важным. Музыка вообще вторична по жизни. Первична жизнь сама, а значит — люди. Люди и олицетворяли формат радиостанции.

Я вообще не думал об аудитории. Рекламы тоже не было. Я ее умышленно не ставил, потому что она раздражала. Тогда все это было возможно, потому что мне хватало денег содержать это самому. SNC было не для денег придумано, конечно. Это был скорее, как бы это ни пафосно звучало, культурологический проект. После стольких лет советской тюрьмы сложно было представить себе какой-то бесцензурный рупор, на который никто не может никаким образом повлиять. Без записи все, полностью прямой эфир… Фантастика.

В августе 91-го, когда был путч, автоматчики зашли на нашу студию и всех арестовали. Студия у нас была в одном здании с «Эхом Москвы». Но если бы мы были просто музыкальной радиостанцией, нас бы не закрыли. А наши-то ведущие программ говорили о чем угодно — и вполне могли среагировать на происходящее. Но не успели — автоматчики пришли. После этого я заключил договор с BBC, и мы стали транслировать их новости. 

Я сказал однажды, что, когда наша радиостанция закроется, закончится и гласность; ну в общем, наверное, так и произошло. Потому что на любую радиостанцию можно повлиять. Взять сменить директора, сменить учредителя. А у нас учредителя нет, как на меня повлиять — задавить на машине на улице? Значит, единственный способ закрыть нашу радиостанцию — это убрать частоты. Вот они это и сделали. Конечно, это было только из-за формата, а не из-за борьбы за частоты. Тем более мы были, наверное, самой популярной радиостанцией в то время. Во всяком случае, одной из двух-трех.

Если говорить о независимых СМИ, то я пришел к выводу, что это в принципе неблагодарное занятие. Оно все равно в результате входит в противоречие с системой управления («государство» — слишком громкое слово). Какие бы компромиссы ни искать, но все-таки это будут компромиссы. А без компромиссов существовать нереально. Формат или цензура тех СМИ, которыми я занимался, была построена на совести, на внутреннем вкусе, на субъективных вещах. На каких-то вещах, связанных с культурой человека в широком смысле слова. И это, в общем-то, не на очень широкий слой населения страны было рассчитано. Однажды писатель Нодар Думбадзе рассказал такую историю. Он сидел в тюрьме, к нему подошел вор в законе и спросил: «Как вы думаете, каких людей на свете больше — умных или глупых?» Он говорит: «Ну, наверное, умных меньше». «А почему, когда голосуют, большинство выбирает?» Так вот у нас все было рассчитано на меньшинство. У нас был изящный вкус. Абсолютно неожиданные мысли возникали. По большому счету опасности в этом формате никакой не было. Ни хамства, ни оскорблений, никаких политических призывов. Но там была внутренняя свобода, которая раздражала и пугала тех, кто этой свободой не мог пользоваться, тех, кто сам себя ставил в рамки. Это был период в моей жизни — такой же, как группа «Парк Горького». А когда что-то проходит, у меня это исчезает из памяти. Я живу только настоящим. Даже будущим не живу, в основном настоящим. Сейчас много интересного происходит — смотрите, картин сколько нарисовал».

что это было Авторская передача Александра Ф.Скляра, вокруг которой сложились одноименные движение и фестиваль, выходила на «Максимуме» с самого рождения радиостанции. «Учитесь плавать» была посвящена тяжелой альтернативной музыке, которая нигде больше в эфире (в эпоху до «Ультры») прозвучать не могла. У Скляра русские I.F.K. и Uratsakidogi запросто соседствовали с «фирменными» Motörhead и Максом Кавалерой. Для первых это было основной площадкой, на которой они могли заявить о себе на широкую аудиторию, а для вторых — возможность прославиться в России, которую многие из зарубежных групп впоследствии успешно капитализировали с помощью концертов. Публика, любившая «Учитесь плавать», была не слишком уж многочисленной, зато в большинстве своем юной и потому преданной. Спустя много лет непрерывного вещания программа, вопреки всем форматам, переехала на танцевальную «Станцию» и недолго пожила там, после чего возродилась три года назад на том же «Максимуме» — но совсем ненадолго.

Александр Ф.Скляр

создатель программы «Учитесь плавать»

«Сперва это была передача не об альтернативной музыке, а о тяжелой рок-музыке вообще. Вообще, я все придумывал на ходу. Поначалу я использовал музыку, на которой сам рос, старался рассказать о корневых рок-н-ролльных коллективах. Наверняка одними из первых прозвучали Led Zeppelin — это группа моей молодости, я ее до сих пор очень уважаю и люблю. Наверняка было что-то из Хендрикса и из The Doors. При этом почти сразу же был организован приток довольно свежей хитовой музыки хитового направления. Приходили диски от американцев — такие хит-парады топ-20, — и в них обязательно встречался рок. Постепенно мне стало казаться, что интереснее передачу выруливать именно в сторону альтернативы, которая вообще не крутилась на радио.

У меня не было никакой цензуры. Мне не подбирали треки, которые я должен был на этой передаче ставить. Это было очень важное условие с моей стороны. Программа почти всегда шла впрямую. Сразу же начались звонки в студию —  с первого цикла программ уже была эта обратная связь. Плюс, как это ни странно теперь будет звучать, присылали по почте письма в конвертах. Мне они очень помогали — так я узнавал, что хочет услышать аудитория, так как это было поле во многом и для меня тогда тоже неясным. Я хорошо ориентировался в базовом рок-н-ролле, а вот во всех его альтернативных проявлениях сам для себя благодаря передаче открывал кучу новых команд.

Постепенно сложился фан-клуб. Я предлагал ребятам — если у вас есть что поставить, приходите и передавайте это мне. В итоге часа за два до начала программы меня у входа на станцию ждали несколько десятков человек, которые передавали мне записки и — самое главное — диски. Обратная связь оказалась самой важной составляющей этой программы. И когда мы почувствовали, что есть довольно большая аудитория, я предложил Игорю Тонких, возглавлявшему тогда FeeLee Records, попробовать сделать фестиваль «Учитесь плавать».

На самый первый фестиваль — я бы назвал его предварительным — пришло столько людей, что не все смогли попасть внутрь. Он прошел в клубе «Эрмитаж», участвовали русские команды — в частности, I.F.K., Tracktor Bowling. Тогда у нас появилась идея перенести фестиваль на серьезную площадку — ну Горбушка, конечно, приходила в голову — и пригласить какую-нибудь серьезную альтернативную западную звезду. И удалось каким-то чудом выцепить в конце европейского турне Генри Роллинза. Они тогда только выпустили альбом «Weight», который я очень много крутил в своей программе. Под такой фестиваль мы сделали еще сборник уже только наших альтернативных команд «Учитесь плавать. Урок первый»; потом их еще несколько было. Ну а дальше в Москву стали приезжать все те артисты, которых я ставил в «Учитесь плавать». Это были и The Smashing Pumpkins, и Biohazard, и Ник Кейв, и Motörhead.

Эфир с Ником Кейвом для меня стал истинным кошмаром. Договорились, что он с самолета — а он прилетел прямо накануне концерта — приедет к нам на программу. И какой-то он приехал такой смурной… Наверное, устал, я так думаю, очень. Они приехали на программу вдвоем со своим гитаристом (но не с Бликсой), и это было полное фиаско. Он не хотел говорить, они все время откалывали какие-то шуточки. Видимо, их вообще не проинформировали, куда они приехали, что это единственная программа, которая их вообще поддерживает, что это возможность для публики впервые пообщаться с Кейвом — публика же могла звонить во время этой программы, это был живой двухчасовой эфир! Потом, по-моему, у кого-то из приехавших с ними, у наших же ребят, нашлась какая-то водка. Эту водку им и предложили, и они как-то немножко… Мне кажется, они были то ли обкуренные, то ли реально очень уставшие. Во всяком случае, они были очень смурные, это точно. Были, впрочем, и другие — например, совершенно потрясающий Майк Паттон. Было искрометное интервью с Генри Роллинзом.

Тогда было мало достойных российских коллективов, которых можно было бы поставить в передаче. Мы хотели ставить русскую музыку — но ее просто не было. Группы только начинали делать какие-то качественные записи. Все же познается в сравнении. Вот включаешь радио — слушаешь монстров типа The Smashing Pumpkins, или того же Кейва, или тех же Motörhead, или Sick of It All, — и рядом ставить неуклюжие попытки наших артистов — это означает заведомо их ставить в неловкое для них положение. Постепенно, конечно, стали появляться и качественные записи. Одними из первых в этом смысле были Tequilajazzz; «Наив» очень неплохо писался, «Тараканы!». Я искренне все это любил и считал, что альтернативная музыка и есть то, что движет музыку вперед. Первые находки всегда появляются у альтернативных команд, а уже потом мейнстрим берет их на вооружение и делает массовым.

Был и конкретный тяжеляк — причем совсем экстремальный. Во второй части программы существовала рубрика под названием «Экстремальная троечка». Я ставил три подряд ну каких-то совсем экстремальных вещи — Napalm Death какой-нибудь. Некоторые эту программу слушали только ради «Экстремальной троечки» и приносили мне записи, чтобы я их ставил, — а найти эту музыку было довольно сложно.

«Учитесь плавать» была связана и со здоровым образом жизни. Во-первых, было движение именно среди западных альтернативных музыкантов «Stop the madness» — против употребления сильнодействующих наркотиков. На пластинках был довольно популярен такой значок — круглый с перечеркнутым шприцем. Кроме того, и в письмах в программу довольно серьезно эта тема звучала. Вспомните: на дворе было начало 90-х; тогда, собственно, по-настоящему и хлынули к нам наркотики. Мне показалось очень важным привлечь внимание к этой проблеме — причем я старался сделать так, чтобы это услышали не только наши слушатели, но и другие люди, более высокопоставленные. Мне казалось, что нужно бить в набат, но в набат никто не забил. Поэтому мы решили хотя бы просто в рамках нашего фестиваля пропагандировать здоровый образ жизни. В первую очередь — отсутствие в этом образе жизни тяжелых наркотиков. Все-таки марихуана — хотя я и против нее был, — к смерти непосредственно не ведет.

Почему передача ушла с «Максимума»? Да просто Мишу Козырева неожиданно сместили с поста программного директора. Буквально он пришел на работу — и ему сказали: через три часа вы должны ваши вещи отсюда убрать. После него покатилась почти вся команда. Я был одним из последних, кто ушел, и чуть ли не единственным, кому дали возможность сделать прощальную программу. Может, они учли, что она так долго существует. Обычно ведь боятся давать прощальные программы, потому что прямой эфир: а вдруг я там начну сейчас катить, что вот меня гробят и так далее. Конечно, этого боятся новые владельцы, новая метла. Я им сказал: ребята, не волнуйтесь, ничего не будет, я просто попрощаюсь со своей аудиторией, скажу, что мне с ней было хорошо.

Фестиваль прекратился потому, что, во-первых, больше не было радиоплощадки. Промоутировать его стало не через что. Если мы задумывали очередной фестиваль «Учитесь плавать», представляете, как задолго я мог настраивать целевую аудиторию на приезд какой-либо команды! Все же известно очень заранее. Предположим, мы знаем, что приезжает Motörhead, за три месяца, и мы за три месяца целенаправленно об этом нашей аудитории говорим. Сейчас такую рекламу просто не получишь, это будет стоит дикие деньги, к тому же это попадет не в целевую аудиторию, а просто в аудиторию этой радиостанции, какая бы она ни была. А это была конкретно целевая аудитория фестиваля. Тогда ситуация была уникальная — эта аудитория выросла на программе «Учитесь плавать», она этой программе очень доверяла, и я старался никогда ее не подводить, то есть не использовать эту площадку для рекламы или для промоушена того, в чем я не был сам лично уверен.

Мне предлагали возродить «Учитесь плавать» и на «Ультре», и на «Нашем радио». Но ни та, ни другая станция не подходила для этого. На «Нашем» я не мог бы поставить фирменную музыку, а на «Ультре» я не мог бы поставить нашу! Козырев так жестко позиционировал две радиостанции, что они исключили возможность участия «Учитесь плавать».

Я считаю, что самый первый «Учитесь плавать» — вот этот блок на «Максимуме», который просуществовал несколько лет, — много чего сделал для русской альтернативной музыки и для нашей аудитории. Неслучайно, мне кажется, одним из первых вопросов в любом месте, куда бы я ни приезжал, звучит — а не собираетесь ли вы возрождать «Учитесь плавать»? Это все было неспроста. Я вспоминаю об этих годах с теплотой. Сейчас, мне кажется, жизнь стала гораздо более коммерческой, и ребятам, которые играют совсем антикоммерческую музыку, конечно, очень нелегко. Я вообще не представляю радиостанцию, на которой сейчас может быть такого типа музыка — где? Получается, дите подросло, заболело и умерло? А может, оно уже и не дите совсем. А нового-то не родилось. С другой стороны, есть интернет. Никто, конечно, сейчас информацией не обделен. А я, если честно, практически не слушаю тяжелую альтернативную музыку».

что это было Легендарная фантасмагорическая передача культуролога, писателя, переводчика, меломана и музыканта Гарика Осипова, какой не было тогда и больше не будет — и даже не из-за музыки, которую Осипов ставил (в основном старые песни самого разного толка, от неизвестной эстрады стран бывшего СССР до более известных вещей вроде классики западного психоделического рока), а из-за стилистики и манер ведущего. Музыку он сопровождал пространными поэтическими монологами, насыщенными туманными образами, отсылками к старым фильмам ужасов и готической литературе; ни до, ни после так виртуозно радиопередачи никто на русском не вел. (И это мы еще умалчиваем об удивительных творческих встречах с друзьями-музыкантами в эфире.)

Гарик Осипов

автор и ведущий «Трансильвания беспокоит»

«Когда я согласился попробовать выступить в качестве радиоведущего, я не воспринимал это всерьез и подумал, что, наверное, может быть, через месяц или два все это само собой свернется. Похохмили чуть-чуть и хватит. Но, как нередко бывает в таких случаях, все оказалось одновременно серьезно и несерьезно. Никто мной особо не интересовался и не обращал внимания на содержание передачи — поэтому я превратился в одного из призраков во плоти в здании на Пятницкой, который появляется, исполняет рутинный номер и уходит. Актуальность времени снята, но под пеплом остается какой-то шарм, подспудный жар, потому что иногда времени от времени, как послание от пропавших в космосе призраков космонавтов, какие-то сигналы приходят.

Конечно, я формулировал для себя, какую музыку буду ставить. На тот момент на радио формировался очень тоталитарный подход — музыка звучала одновременно и разная, но в то же время очень однотипная. Мне все это было не очень близко. Я выстраивал своеобразные лабиринты — это можно было назвать психоделией без психоделических средств, холодной и рассудочной. С одной стороны, передачи должны были производить впечатление экстравагантных, неожиданных полетов и вывертов фантазии, с другой стороны, в ней, конечно, была своя логика. Мне не хотелось, чтобы мой радиоспектакль выглядел ностальгическим и гробокопательским. С другой стороны, не хотелось заигрывать с тогдашней современностью, потому что она тоже мне не очень была близка. Мне нравилась возможность сохранить равновесие, казаться несколько не в себе, казаться несколько экзальтированным, хотя на самом деле, как правило, я был в студии совершенно спокоен.

Самое неприятное, что музыка тогда была как дефицитный товар в гастрономе. Люди покупали коробками всевозможные антологии исполнителей, которых невозможно было освоить в предыдущие годы, и очень быстро высказывали свои мнения. Царила болезненная, нездоровая восторженность; я этого никогда не любил и не люблю по сей день, хотя я сейчас не у дел. Мне хотелось анализировать именно небольшие вещи. Я всегда любил Ленни Брюса, еще когда это имя здесь еще мало кому чего говорило. Мне всегда очень нравился вивисекторский западный подход, без фанатизма. Отрешенность, человеконенавистническая поза, как у Кристофера Ли примерно в вампирских фильмах, — но при этом колоссальный артистизм, почти эротический подход к подаче материала: обратите внимание на нюансы, на детали, не надо имитировать восторги, давайте спокойно займемся тантрическим постижением глубинных вещей, которые того стоят. При таком подходе практически любая вещь интересна. Поэтому когда мне какая-нибудь барышня готического склада выговаривала, что я поставил песню Пола Маккартни, а не Скотта Уокера; мол, Маккартни — это обыденность, пошлость, я отвечал: ничего подобного, там есть масса того же самого, что вы ищите в своих Current 93.

Половина музыки была из моей коллекции, половина — из «Трансильвании». Редкий материал, например всевозможная эстрада социалистических стран, тогда еще не освоенная и не переизданная на Западе. Я переписывал какой-то материал на кассеты, люди, которые на радио работали, очень прилично это перебрасывали на блины, монтировали, терпели мои капризы. В результате получались иногда довольно смешные вещи. Какой-то материал давал Борис Николаевич Симонов.

У меня был свой стиль ведения передач. Я не стеснялся эксплуатировать такой сентиментальный китч, приверженность прошлому, потому что такие вещи затрагивают самые острые чувствительные точки в душе, в психологии человека. Я знал, что так человеку можно помочь расслабиться негативным путем, творить добро, желая зла, как Мефистофель. Потому что если постоянно его гальванизировать, возбуждать, тогда результат будет совершенно обратный, он и так утомился. А такой странный сплин, томление — другое дело. Я экспериментировал, но у меня не было никакого желания кого-то травмировать, свести с ума, склонить к покупке каких-то товаров. У меня складывались какие-то свои каприччос, фантазии, я их записывал от руки в старомодные тетрадки по возможности. Иногда импровизировал, иногда что-то выписывал. Обычное перетряхивание архива обособленного человека, социопата, который всегда интересовался отечественной, зарубежной, необычной культурой. Параллельными явлениями. Поп-музыка в этом плане — самый подходящий пример и источник.

Конечно, я думал об аудитории. Есть определенный срок, определенный запас, когда человек умеет флиртовать, дама умеет кокетничать, а потом это превращается в бурлеск, в самопародию, начинается совсем другие, садомазохистские отношения, взаимный вампиризм. На тот момент еще были живы и в более-менее здравом уме многие симпатичные люди старшего поколения, знакомые и незнакомые. Я знал прекрасно, что у них нет возможности переслушать и послушать музыку 60-х годов, а я многим был очень благодарен, потому что узнал от них очень много эмоциональных, психологических бесценных подробностей и деталей. И мне хотелось, чтобы они что-то услышали, пока они еще не выжили из ума. Потому что это реальность. Я сам стою на пороге возраста, когда такие вещи без спроса берут за глотку, и человек... Как Гоголь писал, «ничего не прочтешь на лице беспощадной старости». А тогда это еще были дамы, господа, с которыми я пил, гулял, общался. Я был рад, когда получал письма, галантные, остроумные, изящные, от слушательниц, от людей, которые явно жили полнокровной эмоциональной жизнью в 60-е годы. Я очень ценил этих людей и ценил их время — потому что понимал, что время это истекает».

что это было Программа об андеграунде, выходившая сперва на советской «Юности», а затем на также государственном «Радио России», дала микрофон Егору Летову, Нику Рок-н-роллу, Олди из «Комитета охраны тепла», группе «… забей» и многим другим из тех, кто в традиционные хит-парады никогда толком не попадал. Ведущий Роман Никитин свои «тома» (так назывались выпуски) оформлял как самостоятельные аудиопроизведения, эффект от которых зачастую оказывался сильнее, чем от иных пластинок. В «Тихом параде» шествовали и музыканты, и разнообразные деятели подполья, и актеры, озвучивавшие чьи-нибудь роли. Продлилось все недолго, но для многих открыло новое пространство российской музыки, оставив после себя небольшой сборник, множество воспоминаний и преемника в виде чарта «Тихий хит». 

Роман Никитин

автор и ведущий «Тихого парада»

«Когда началась перестройка, я был достаточно молодым человеком. Тогда я сблизился через одного своего приятеля с московской андеграудной тусовкой, где не последнюю роль играл Сергей Гурьев. С удивлением я узнал, что, несмотря на то что наступает свобода, есть еще запреты, есть еще андеграунд и подпольная музыка. Честно скажу — коллективы, которых показывали во «Взгляде», а на тот момент это были «Чайф», «Алиса» и так далее — уже не представляли для меня какого-либо интереса. И в андеграудной тусовке они считались официозными. Поэтому передача была целиком связана с разным андеграундом — московским, сибирским, ленинградским, владивостокским и т.д. — это был принципиальный подход. Ради «Тихого парада» мне на «Юности» в конце 89-го дали 45-минутный хронометраж. Кстати, относительно недавно обнаружил перевод текста песни «The Soft Parade» The Doors — там совершенно гениальная строчка с точки зрения сегодняшнего времени: «Всю жизнь мы вкалываем и экономим, роя себе глубокую могилу». То есть «Тихий парад», как оказалось, — не только про игру слов (не хит-парад, не гремячая массовая культура), но и про более глубокие вещи.

Как была возможна передача об андеграунде на государственном радио? Дело в том, что кадровый состав «Юности» состоял из людей по своему воззрению шестидесятников. Тогда стал падать железный занавес, стало появляться дозированно все больше свободы; естественно, все это воспринималось позитивно. Я как-то сравнил «Тихий парад» с перелистыванием книги, вчера еще запрещенной: каждая последующая страница содержит материал более смелый, чем предыдущая. Поэтому считалось, что это нужно поддерживать, несмотря на остроту, несмотря на содержащуюся в этих песнях инвективную лексику (мы ее вынуждены были запикивать, чем Егор Летов был жутко недоволен). Руководство, конечно, передачу тоже слушало, но вокруг нее не было каких-то конфликтов, за исключением того, что мне хотелось, чтобы не было этих пикалок. А потом произошли события 1991 года, и те люди, которые поддерживали мой «Тихий парад» еще на «Юности», дружной командой отправились на «Радио России».

Первые передачи были о сибирском панке. Артемий Троицкий, если не ошибаюсь, потом назвал их «злые исполнители из Сибири». Тогда в Москве прошла акция «Next Stop Rock'n'roll», и в ее рамках в кинотеатре «Звездный» состоялся концерт: в начале были какие-то малоизвестные скандинавские группы, а во второй части «Гражданская оборона». Вот там я познакомился с Летовым и записал с ним короткое интервью, которое вошло потом в передачу. В интервью он говорил, что их музыка — это целое движение, указывал на мощь явления. Еще были заявления в духе «Мы уходим в подполье», к которым я уже тогда относился с юмором. Я не боялся сказать это в «Тихом параде», что вместе с подпольным роком был, как это сейчас называют, мерчандайзинг, то есть продавались майки. Ведь люди извлекали из этого доход, записи тоже тиражировались. У всего этого была экономика, и еще какая. Хотя преграда какая-то все равно существовала.

У молодежи тогда наблюдалась какая-то депрессия. Не исключено, что под воздействием песен. Егор Летов; Роман Неумоев, у которого была  песня «Непрерывный суицид». Апогея это все достигло, когда я читал, что Янка постоянно в депрессии находится. Закончилось как закончилось. Мне стали приходить письма в духе «я готова себе вены порезать» —  и я понял, что надо что-то делать с этой прискорбной суицидальной тенденцией в молодежной среде. В ту пору в Москве был Ник Рок-н-ролл. Он согласился прийти в эфир и произнес там свою речь. Вся передача была посвящена тому, что не нужно слепо идти за призывами своих кумиров и натягивать на себя их судьбу горькую.

Мы рассказывали обо всем, что нас подпитывало, поэтому все было органично — даже передача о T.Rex. Ведь когда Летов в ту пору приезжал в Москву, он не кадиллаки себе покупал, не квартиры. Он с заработанным шел на Горбушку и покупал там недешевые винилы, книжки. Поэтому все это нас питало и формировало среду. Или вот была передача об Олди, в которой было что-то сродни театру абсурда; стебалово, которое мы производили в угаре. Там были актеры, которые озвучивали Боба Марли. Боб Марли отвечал на вопросы про траву и косячки. Все это можно было делать совершенно спокойно. Сейчас не думаю, что это прокатило бы. Многие до сих пор, мне в интернете попадалось, смакуют гэги «Тихого парада».

«Тихий парад» где-то в 91-м почил в бозе. «Тихий хит» жил года до 93–94-го, пока наконец не стало ясно, что жизнь уже изменилась настолько, что не стало андеграунда и идейной почвы. Мне показалось, что у публики пропал к этому интерес. Какие высокие материи, когда люди занимались банально выживанием. Летов говорил: «Я всегда буду против». Мне видится ситуация так: перестала быть видимой почва, против которой вообще можно было быть. Все адаптировались, абсолютно все — и я, и собратья по андеграунду и по чему-то. Представители андеграунда не собирали большие площадки, а собирали маленькие клубы — то есть все упорядочилось, появилась инфраструктура. Как сейчас говорят, протест слился — просто в силу отсутствия объекта. Бандиты, быки — против них надо было протестовать? К 1991 году, как писали, наступила такая вялотекущая апатия.

В 1996 году я «Радио России» покинул и в этом же году с радио распрощался вообще. Стал заниматься другой деятельностью, связанной с направлением шансон. Сейчас я учредитель и директор лейбла Central Music. В основном занимаюсь шансоном, шансоновыми сборниками; написал две книжки о шансоне. С рок-андеграундом пересекаюсь — встречаю Гурьева, Кушнира, иногда дают послушать там песни такие, но не интегрирован в движение абсолютно. Ну что я могу делать? Фанзинов сейчас нет; в качестве издателя? Это некоммерческая музыка, тем более носитель же умер практически. Хотя мне кажется, что, возможно, именно сейчас «Тихий парад» был бы востребован. И группы такие есть. Краем уха услышал песню: «Я люблю свою Родину вроде бы/Я пол-жизни рабом на заводе был/И штаны носил прямо на скелет/Но теперь меня это не торкает!» (песня группы «Анимация». — Прим. ред.). Просто и ясно, пять баллов. Но где это ставить? На «Наше радио» я не пойду. В моем понимании тот рок-н-ролл, который был до времен этой радиостанции, — это был рок-н-ролл. А сейчас уже все, в общем, интегрировано в шоу-бизнес, в индустрию. А я считаю, что передача должна быть безусловно протестной. Все невежество серых людишек, которые нам сейчас диктуют, как жить и что делать… Я считаю, что там должны звучать Pussy Riot, иначе это будет не «Тихий парад». Но вы же можете представить себе — если такая передача выйдет на «Нашем радио», немедленно последует звонок. Я не вижу в этой абсолютно удушающей атмосфере место для «Тихого парада».

что это было Авторская передача известного в музыкальных кругах меломана Андрея Борисова, достаточно быстро разросшаяся до целого бренда: помимо радиопередачи на «Радио России» выходила программа на РТР, печатался журнал, появился лейбл «Экзотика» и фестиваль с соответствующим названием. Из всех присутствующих в материале радиофеноменов «Экзотика» существовала дольше всех — и, собственно, продолжает выходить до сих пор; в «Экзотике» Борисов рассказывает в первую очередь про новую музыку — в последних выпусках передачи, например, звучат новые альбомы Yeah Yeah Yeahs и Джеймса Блейка.

Андрей Борисов

автор и ведущий «Экзотики»

«История «Экзотики» как бренда началась с создания журнала о независимой музыке. Тогда, к несчастью, интернета еще не было, поэтому информацию приходилось выуживать по крупицам. Что-то читали, что-то переводили, слушали радио, выменивали пластинки. Хотелось объединить информацию на интересующую нас тему. В то время логичным решением этой проблемы было создание журнала. И в тот же момент меня пригласили поработать на телевидении — подумать над новым музыкальным контентом для канала РТР. Естественно, журнал нуждался в промоушене, поэтому и программа на телевидении появилась с названием «Экзотика», и радиопередача была точно таким же образом названа (меня время от времени приглашали как эксперта на радио, и им это так понравилось, что предложили делать программу). Ну и действительно на фоне того, что транслировалось на радио в 1991 году, это была экзотика. С тех пор она и идет — двадцать с лишним лет.

Слушать музыку в одиночку по интересу сравнимо с тем, чтобы пить в одиночестве. Может, есть любители подобных развлечений, но я к ним точно не отношусь. Мне всегда хотелось делиться. То, чем засоряли эфир наши вещатели, было, на мой взгляд, ужасно. Как вы понимаете, 90% транслируемой музыки — для людей, которые музыку, собственно, не слушают. Не готовы в ней разбираться, копаться, как-то ее оценивать, продумывать, домысливать, испытывать какие-то сложные комплексные чувства по ее поводу. Обычно это не больше чем саундтрек к вечеринке или поездке в такси. Мне хотелось показать, что музыка бывает другой, более интересной, но в то же время не отталкивающей. У человека, который ее слушает, не сгорят предохранители, а наоборот, появится лишняя степень свободы. В «Экзотике» заводилось все что угодно, от нойза, готики, постпанка до свободной импровизации, академической музыки и этники.

Найти полтора десятка новых треков в то время, когда в Москве не было ни одного нормального музыкального магазина, куда можно было пойти и купить диск, было трудно. Существовал клуб филофонистов, но там тоже были ограниченные возможности в плане поступления новинок. Это давалось большой кровью на самом деле. Покупалось за собственные деньги. С телевидением ситуация была примерно такой же. Какие-то мои связи с российскими музыкантами, иностранными музыкантами и менеджерами, какие-то связи Артемия Троицкого помогали наладить культурный обмен: получать материалы, звать каких-то артистов в студию. Но видеоматериала катастрофически не хватало. Мы нуждались в новом интересном контенте. В это время уже появились возможности: приличные компьютеры, недорогие видеокамеры, многие наши друзья-музыканты сами себе снимали какие-то клипы. И мы подумали, почему бы не сделать контент самообновляемым? Для этого был придуман фестиваль. Мы брали на него и фильмы, и клипы, и произведения видеоарта. Отбирали лучшее и показывали все это в программе. Довольно интересное было занятие. Каждый фестиваль сопровождался концертной программой, мы старались приглашать знаковых артистов. В частности, у нас в Питере в гостях был Хольгер Шукай (басист группы Can. — Прим. ред.). Мы изначально задумывали фестиваль не московским, он был блуждающим.

Передача менялась. По первости я считал, что комментировать музыку — это глупо, она может говорить сама за себя. Потом я эту точку зрения немножко изменил. Понял, что, хотя информации много, ориентироваться в ней крайне сложно. И уж если я перерываю огромные кучи мусора, чтобы найти жемчужные зерна, то об этих жемчужных зернах надо что-нибудь сказать, чтобы было понятно, что это жемчуг. У меня же есть еще программа на радио «Культура», которая года четыре назад была запущена, которая называется «Past Perfect Tense». Появилась она на свет в связи с тем, что я устал быть генератором новостного контента и мне захотелось покопаться в каких-то истоках современной музыки, поподробнее рассказать об отдельных людях, совершивших маленькую революцию в звуке. Так появилась вторая, параллельная линейка.

Множество людей слушают радио в автомобилях. Поэтому я думаю, что перспективы у радио самые радужные. Представьте себе человека, которому пришло в голову включить интернет-радио в автомобиле: нужно какой-то шнур искать, что-то подключать. А тут все просто. В Америке и Европе культура слушания радио присутствует до сих пор, как ни странно. Процветает эфирное колледж-радио, люди в кампусах включают приемник, делают какие-то учебные работы, разговаривают, при этом слушают музыку, которая для них предназначена. Тем более, как показывает мой опыт, «Радио России» принимается в таких местах, где даже трудно предположить, что подобная музыка может звучать. Это вообще довольно смешное, довольно странное радио, но с огромным охватом. Я получал письма из таких мест, о которых даже не знал, что они существуют на самом деле.

Если честно, я не знаю, почему «Экзотика» так долго существует. Все, что мы делали, мы делали по велению сердца. Принцип был — если не мы, то кто. Делали по большому счету для себя. Когда стало понятно, что есть множество интересных музыкантов, которые способны прилично записаться, возник вопрос — почему нет нормального стильного лейбла, который этих музыкантов объединял бы. Мы решили попробовать такой лейбл сделать. Что из этого получилось — не нам судить. До сих пор я получаю какие-то письма от коллекционеров черт знает откуда, вплоть до Мексики, у которых нет какой-нибудь пластинки, которую они слышали у меня. Обычно я говорю, что могу прислать CD-R или выложить на файлообменник.

Никакого секрета нет. Я просто стараюсь заводить только ту музыку, которая мне нравится самому. Это то, что называется «фантиками поделиться». Для меня это сакральный акт. В молодости я был достаточно радикальных взглядов о том, какая должна быть музыка. Часто об этом потом жалел. Даже не то чтобы жалел, больше удивлялся. Помню, как-то в программу «Экзотика» принесла видеоклип группа «Сплин». Это было нечто ужасное — вторая, а то и третья производная от всего русского рока. Ну и клип был соответствующий. Я им рекомендовал обратиться куда-нибудь еще. А потом я неожиданно услышал группу «Сплин» несколько лет спустя — это была прекрасная группа с прекрасными песнями; кто бы мог подумать, что из такого мусора вырастит что-нибудь стоящее. Ну и таких случаев в моей практике было достаточно много, поэтому я не склонен радикально относиться к чужому творчеству. Лучше его не замечать, чем критиковать в жесткой форме, а еще лучше поддерживать».

Передачу Андрея Борисова «Экзотика» можно услышать каждую неделю в ночь с воскресенья на понедельник в 0.10 на «Радио России»