Новая норма
«Я сама пою в Мариинке ряд мужских партий»: Мария Максакова о гей-пропаганде
Оперная певица, депутат от «Единой России» Мария Максакова публично раскритиковала закон о гей-пропаганде и, по сути, выступила против Мизулиной. «Город» обсудил с ней законотворчество, семейную жизнь, Путина, Капкова и Кончиту Вурст.
- Речь была очень вдохновляющая, но, кажется, ваши коллеги ее не особенно услышали — учитывая, что зал на видео практически пустой.
- Я думаю, что нам сочувствовали очень многие, но профильный комитет нас не поддержал. Например, фракция ЛДПР в этот момент была на своем заседании — а они в целом собирались поддержать наш законопроект. Если уж хочется защищать благопристойность, то нужно поступать так в отношении всего информационного потока. Поправка наша — абсолютно в духе комитета под руководством Елены Мизулиной, который постоянно выступает за пуританство и благопристойность. Я-то надеялась, что наши предложения будут восприняты как компромисс. Думала, что после всего шквала критики, которую они огребли за год, наше предложение будет воспринято как компромисс. Парламент должен отражать всю совокупность интересов граждан. И когда мне Мизулина говорит, что закон о гей-пропаганде поддерживает 95% процентов общества, ну вы меня извините, я просто не понимаю, ну как так можно передергивать. Медицинский факт: что от рождения 7% людей имеет влечение к собственному полу. Есть много сочувствующих, сопереживающих, друзья этих людей. Более того, интеллигентные люди вообще никогда не радуются, когда угнетают чьи-либо интересы, тем более интересы людей, находящихся в объективном меньшинстве. Поэтому, когда комитет заявляет, что 95% поддерживает, я думаю, что это, мягко говоря, преувеличение.
- Вы сейчас открыто выступаете против Мизулиной, получается. Партийных санкций не будет?
- Я ни в коем случае не борюсь с Мизулиной. Я вообще борюсь с предвзятостью, обскурантизмом, мракобесием. Наша цивилизация долго и мучительно выстрадала свой путь к свободе. Только после развала Советского Союза, в период гласности, появилась эта свобода. Может быть, кто-то быстро успел ею надышаться. Только не знаю, кто эти люди. Некоторые, видимо, неправильно понимают слово «свобода» — вкладывают в это понятие вседозволенность или распущенность. Но люди думающие прекрасно понимают, что такое свобода, какой дорогой ценой она далась. В основе этого, безусловно, европейская цивилизация, к коей я и себя причисляю. И по меньшей мере центральную часть России, а может, даже и всю. Преступно не стоять на пути у любых посягательств на эту нравственную свободу.
Откуда в Думе единогласное принятие законов типа антисиротского?
- Видимо, удалось убедить парламент. Значит, были какие-то доводы, которые меня не убедили, а других убедили. Я вас уверяю, что большая часть людей голосует, не особо идя на компромисс с самим собой. В основном голосуют так, как хотят проголосовать. Конечно, бывают случаи, когда голосуют согласно партийной дисциплине. Я дважды воздержалась при голосовании по закону о запрете усыновления иностранными гражданами. Моя позиция по этому вопросу ясна. Этот закон не понравился не только мне — Борис Резник в открытую выступил против.
- Вы тогда воздержались во время голосования. Почему вы выступаете теперь только против закона о пропаганде?
- Я очень жалею, что не проголосовала против в тот момент. С другой стороны, мой голос вряд ли бы что-то изменил.
- Вот вы считаете Россию Европой, но большой вопрос — считает ли Россия себя Европой. Сложно не заметить тренд «Европа загнивает, зато у нас свой путь», который активно насаждается самой властью.
- Я уж не знаю, как этот тренд получился. Кстати, как бы нас не оштрафовали за слово «тренд», а то сейчас все выступают за исконное (18 июня Госдума поддержала законопроект о штрафах за использование иностранных слов. — Прим. ред.). Русская культура полна заимствований. Если докапываться до исконно русских вещей, то мы вынуждены будем признать, что нам останутся только наши прекрасные промыслы, русские песни и еще много всего интересного и совершенно самобытного — но это достаточно небольшой сегмент той культуры, которую мы сейчас называем русской. Русская культура — это, к примеру, приобретенная благодаря путешествиям Глинки новая оперная музыка. В России музыкальные инструменты появились на 200, а то и 300 лет позже, чем в Европе. Когда там уже пели мессы в католических соборах под орган, когда ставили камерную оперу, у нас только скоморохам было позволено на дудочках поигрывать. Все это считалось бесовским. Все дело в пассионарности нашей нации — мы действительно вбираем в себя влияние извне, но так умеем преобразовать, привносим свое видение, что появляются Чайковский, Стравинский, Прокофьев, Шостакович. Европа, может, чуть раньше поняла, что путь притеснения свободы ошибочен. Но я вам хочу сказать, что и Европа иной раз страдает от влияний подобного характера, просто они научились вовремя их останавливать. Когда Милонов на областном уровне внес свой законопроект, нам казалось, что это смешно. А на сегодняшний день этот закон стал федеральным. И теперь смеется Милонов.
- К слову о Европе и мракобесии. Я так поняла, что вас возмутила реакция нашей общественности на выступление Кончиты Вурст.
- У него, кстати, достаточно интересный тембр. Другое дело, что в жанре травести он сделал очень интересную вещь — как бы недопереоделся. Переодевание имеет тысячелетнюю историю. Если бы он пел без бороды, то, наверное, вообще сенсации никакой бы не было. А он взял и совершил перелом: недопереоделся в женщину. У нас люди просто не поинтересовались историей жанра. Тогда что делать с театром кабуки? А Верка Сердючка, бедная? Я сама пою в Мариинском театре ряд мужских «брючных» партий. Следуя такой логике, это тоже нужно считать возмутительным. А это, между прочим, партии в операх Моцарта, Рихарда Штрауса.
- Вернемся к вашей речи. Вы в фейсбуке выкладывали фотографию одиночного пикета перед Думой с требованием вас «размандатить». Очевидно, после вашего выступления будет немало спекуляций на эту тему. Вы не боитесь травли?
- Откровенно говоря, все это мне совершенно безразлично.
- А то, что вам начнут припоминать историю с мужем, который, как писала «Новая газета», был в розыске, вас не пугает?
- Я никогда не была с ним расписана, но я же не отрицаю факта нашего общения (по утверждениям прессы, Владимир Тюрин возглавлял Братскую ОПГ. — Прим. ред.). Кстати сказать, я не вижу ничего постыдного в том, что действительно он был для меня близким человеком достаточно продолжительный период времени. Его мало кто знает — он вообще сторонится публичности. В свое время он выигрывал математические олимпиады — интересный, начитанный, эрудированный, умнейший человек. Поэтому я абсолютно не стесняюсь своего общения с ним. Когда он был молод, у нас в стране происходили тектонические сдвиги. У него была сложная судьба, и он привлекался к ответственности, да. Но все, что он был должен в этом отношении государству, если был должен, он свое отбыл в местах не столь отдаленных. Не дай бог кому-то хлебнуть его судьбы. В 90-е годы такое случалось сплошь и рядом.
- После принятия законов о геях и сиротах, которые вам, кажется, не по душе, вы не разочаровались в думской работе?
- Последний груз в этом отношении я с души сняла. С другой стороны, было сделано много полезного. Например, я очень рада, что оказалась в Думе в тот момент, когда принимался закон об образовании. Многое сделал Денис Мацуев, говоря с президентом о необходимости оставить нашу систему в специальных музыкальных школах нетронутой. Иначе музыке был бы нанесен непоправимый урон.
- В общем, разочарования в Госдуме у вас нет?
- Дай бог, мы примем еще законопроект о меценатской деятельности и удержим в нужном виде поправки к закону об образовании. Сейчас мы еще занимаемся очень интересным текстом по поводу основ государственной политики в области культуры — этого вообще уже не было сто лет. Эти вопросы напрямую связаны с финансированием. Меценатство должно быть привлекательным, простым и логичным механизмом. Владимир Ильич Толстой вносит огромную лепту в то, чтобы этот текст был достойным, — он получается не только по сути правильным, но и написан хорошим художественным языком без чиновничьей мертвечины.
- Раз уж мы заговорили про президента, не могу не вспомнить, что вы когда-то восхищались Владимиром Путиным. Говорили, что он объединяет страну и как мужчина вам нравится. Вы так до сих пор думаете?
- Да, он до сих пор мне очень нравится — и как мужчина в том числе. Ничего не изменилось.
- Вы не думаете, что тенденция на консервативность связана именно с его фигурой?
- Она в основном связана со сменой его окружения. С неким сожалением могу констатировать только то, что если даже что-то мне иной раз кажется жестковатым, то большинству это кажется очень даже правильным. Такова объективная реальность. Дело не в его уходе от либеральных ценностей, а в потребностях общества, как бы грустно это ни было. У нас очень молодая демократия — ей всего лишь двадцать лет. В своем большинстве общество само подталкивает своими запросами на такие жесткие решения. Это не монолог — это диалог. Я вообще считаю, что, как бы сложно ни было, весь пласт интеллигенции, который не согласен с его решениями, не должен отворачиваться от политики. Надо проявить ум, культуру и найти слова и способы убеждать, что не только такими, может быть, жесткими мерами можно добиваться достаточно интересных, стратегически интересных результатов.
- По-вашему, выходит, что царь хороший, это бояре плохие.
- Человек не может радикально измениться. Я убеждена, что в основном дело в смене окружения. Общение с ним всегда очень интересный, объемный разговор. Но вы же понимаете, что существуют замеры общественного мнения, для политика есть определенные приоритеты, и это нормально. Он хочет резонировать с большей частью своих граждан. Кто и как делает эти замеры, я сейчас не возьмусь ответить. Но то, что он, безусловно, чрезвычайно талантливый политик — это просто аксиома.
- Сейчас Россия благодаря политике Путина противопоставляет себя Европе. А вы говорите, что мы Европа.
- Россия себя немного загоняет в вынужденность этого противопоставления. Я надеюсь, что это временно.
- Вы много времени проводите в командировках, а в Москве у вас Госдума. Кроме Госдумы у вас есть какая-то светская жизнь?
- На светскую жизнь у меня времени нет. В Москве мне нужно успеть сделать все думские дела, я здесь еще и много пою. Когда приезжаю в Питер, на меня наваливается череда спектаклей и репетиций. Я так люблю Петербург — для меня просто праздник там очутиться. Сейчас у нас в Мариинке постановка оперы Прокофьева «Война и мир» с Валерием Абисаловичем Гергиевым — собственно, наверное, это те моменты, ради которых очень хочется жить. В Москве же я преподаю в Гнесинской академии, у меня тут дети в школу ходят. У моих учениц был недавно отчетный концерт. Мой оперный дом в Москве — это «Геликон-опера». К сожалению, пою пока еще на маленькой сцене, но уже мы находимся все в предвкушении — Сергей Александрович Капков пообещал, что уже меньше года осталось до открытия нового театра на Большой Никитской. Он занимается всем этим с личным энтузиазмом и энергией. Капков — человек одновременно большого государственного ума и человек с незыблемостью демократических ценностей. В нем это сочетание ярко проявляется. Благодаря ему в этом городе стало уютнее жить. Москва становится городом, в котором хочется гулять, ходить в театры, появляется досуг не как неизбежность перерыва между работой и работой, а как некий смысл существования.
- Сами вы куда ходите? Поужинать, например?
- Ужинать я уже давно бросила, потому что наконец похудела на 12 кг и хочу это зафиксировать. А так есть ресторан, который мне безумно нравится, — это Nabi. Там такой фьюжн, и получается очень вкусно. Еще я очень люблю кинотеатр на Красной Пресне — я рядом живу, и там все не так американизировано.
- Надо сказать, что в московскую светскую хронику вы попадаете в основном благодаря Николаю Баскову.
- Нас с ним связывает очень длинная дружба. Мы познакомились, когда нам было по 17 лет. Конечно, мы можем иногда и подурачиться с ним. Уже 20 лет знаем друг друга! Тем более наши взаимоотношения начались в студенческие годы.
- Первая любовь?
- Первая серьезная симпатия. У нас с ним много приятных воспоминаний. Это объединяет.