Новая норма
Глава Transparency Елена Панфилова: «Значит, желательна коррупция»
Вчера в связи с законом о «нежелательных организациях» Генпрокуратуру попросили проверить Transparency International, которая борется с коррупцией. Президент ее российского отделения рассказала «Афише», что они уже находятся в статусе «иностранного агента» и куда приведут новые гонения на НКО.
- 23 мая Путин подписал закон «о нежелательных организациях», а уже 25-го депутат от ЛДПР просит Генпрокуратуру проверить пять НКО на предмет «нежелательности», в том числе и Transparency. Вы ожидали такое развитие событий?
- Я не ожидала такого прямолинейного идиотизма. То есть мы все понимали, что этот закон появится, потому что это брат-близнец репрессивного законодательства о некоммерческих организациях (закон об иностранных агентах, принятый в 2012 году, в связи с которым собирается прекращать свою деятельность фонд «Династия». — Прим. ред.). Первый закон касался только российских организаций. Вне контроля остались международные — такие как Human Rights Watch, например. Все ждали продолжения. Но мы-то свое отгребли еще с первым законом.
Дело в том, что «Transparency Россия» — это российское отделение международного движения по противодействую коррупции Transparency International. Нас с боями, через суды запихнули-таки в реестр иностранных агентов. Все, точка поставлена. И тут выходит товарищ депутат (Виталий Золочевский, ЛДПР. – Прим. ред.), который, в принципе, должен был принимать эти законы, а значит, как минимум их читать, и требует нас проверить на предмет включения в реестр нежелательных организаций. Мы не можем быть одновременно, как та мартышка, и умными и красивыми — и российской, и международной. Мы не можем подпадать сразу под два закона. Если он имеет в виду Transparency International, как написано во всех новостях латинскими буквами, тогда кому-то в прокуратуре здорово повезет, и придется ехать в Берлин, в секретариат Transparency International и проверять его. А может быть, кому-то повезет еще больше, потому что придется ехать по всему миру — у нас 101 отделение в 101 стране. Соответственно, надо будет проверить, не являются ли угрожающими российской безопасности 101 организация. Кто-то отправится, как Жюль Верн, на «80 дней вокруг света: «Transparency Босния», «Transparency Вануату», «Transparency Канада», «Transparency Зимбабве», «Transparency Руанда» и далее по списку.
Если серьезно говорить, то это все очень неприятно. В первую очередь мы, конечно, беспокоимся о коллегах и наших партнерах. В нашем же случае, наверное, угроза существует только лично мне, потому что в законе содержится норма, согласно которой лица, оказывающие содействие этим «нежелательными организациями», подпадают под новые нормы. Если вдруг каким-то удивительным образом в нарушение любых правовых норм Transparency International как международное движение будет включено в этот список, то тогда я как вице-президент Transparency International — меня избрали в прошлом октябре представители всех отделений — подпадаю под этот закон. Там какие-то ужасы и кошмары, до полмиллиона рублей штрафа и до шести лет в тюрьме. Но не они меня назначали, не им меня снимать. Меня мои коллеги и друзья, с которыми я работаю 16 лет, выбрали вице-президентом. - Есть уже какая-то реакция от президента Transparency?
- Хосе Угас, наш президент, озабочен. У нас как раз на следующей неделе заседание правления, будем обсуждать. Я в организации еще возглавляю комитет, который занимается защитой тех отделений, которые попадают в сложные ситуации. Будем продумывать стратегию. Все это дико. Просто абстрагируемся от того, что я сказала, и подумаем о словосочетании «нежелательные организации». Нежелательная организация — это организация, которая как-то мешает стране. Наша организация оказывает правовую помощь гражданам, оказавшимся в ситуации, связанной с вымогательствами. По нашим заявлениям в регионах во многих случаях, поддержанных прокуратурой, коррупционеры снимаются с должностей. Мы помогаем готовить базовые программы по антикоррупционному обучению. По разработанным только мной программам отучились десятки тысяч студентов. Это нежелательная деятельность? Деятельность по гражданскому контролю. Мы делаем страну лучше. Как деятельность, направленная на то, чтобы остановить коррупционеров, может быть нежелательной? Логически из этого вытекает, что желательна деятельность коррупционера. Бред собачий, бесит невозможно. Но такова реальность.
- Я как раз хотела остановиться на формулировке этого закона. Там написано, что эти организации представляют «угрозу основам конституционного строя, обороноспособности и безопасности страны». Похоже на фразу из военного времени.
- Да. И давайте посмотрим на смысл деятельности тех организаций, которые депутат потребовал проверить. Если вчитываться, то восстановление исторической памяти, то есть деятельность «Мемориала», — нежелательно. Защита прав граждан, пострадавших от произвола полиции, — нежелательна. Антикоррупция — нежелательна. Что тогда желательно? Что тогда основа конституционного строя? Если это признается подрывом, то, Боже мой, что мы строим тогда?
- Вы сказали, что ограничения начались с принятием закона об иностранных агентах. Вот прошло три года, вас включили в этот список. Как конкретно это отразилось на ежедневной работе?
- Отвлекается огромное количество ресурсов. Все эти ксерокопирования, общения с прокурорами, хождение в суды, платы пошлин, чтобы подать в суд на незаконные, с нашей точки зрения, решения. Мы потратили кучу времени, сил и денег на то, чтобы спорить. И вроде бы все признают, что мы правы, а потом — бац! — и нас принудительно включают в реестр иностранных агентов. Мы будем это оспаривать. Будем тратить еще миллиарды человекочасов и усилий, потому что это принципиально. Но поскольку нас уже включили, мы должны выполнять два требования. Во-первых, сдавать ежеквартально отчетность — невелика потеря. Я считаю, что чем больше отчетностей, тем лучше — прозрачности много не бывает.
Вторая вещь значительно хуже. Мы должны теперь подписывать все, что мы публикуем, словосочетанием типа «изготовлено иностранным агентом». И тут у нас мнения бешено разделились. Было даже заседание «Transparency Россия» по этому поводу — подписывать или не подписывать. С одной стороны, не подписывать — навлекать на себя новые штрафы. Подписывать — означает врать себе. Потому что наша деятельность связана не с тем, что мы иностранные агенты, а с тем, что мы верим в наше дело. Кроме того, никто из организаций-коллег, включенных в список, такую маркировку не ставит, насколько нам известно. Маленькие организации и вовсе предпочли закрыться. Многие, как и мы, как-то выворачиваются. Мы сейчас вообще ничего не публикуем, чтобы ничего не подписывать. Как долго это может продолжаться, не знаю. - Представим себе худший сценарий, когда закрывают ряд уважаемых международных организаций. Будут ли в это вмешиваться крупные структуры типа ООН или Совета Европы, которые сотрудничают с теми же Human Rights Watch?
- Не уверена, что это будет полезно. Опыт показал, что, как только они вмешиваются, становится даже хуже. Возникает риторика в духе «вот подтверждение: они иностранные наймиты — смотрите, за них вступаются всякие иностранцы». Многие, кто ссылается на международное вмешательство, не понимают простой вещи: рубеж, когда власть боялась международного осуждения, давно пройден. Сколько было выступлений против закона об иностранных агентах, но все равно подписали и приняли.
- Он появился в общем потоке запретительных законов 2012 года — это вроде была еще и реакция на протесты после выборов. Через три года начинается второй эпизод. Почему сейчас?
- Во-первых, инерция — великая вещь. Начали гоняться за НКО, теперь надо кого-то догнать. Коль закон приняли, он должен исполняться. Во-вторых, независимые СМИ в значительном количестве умерли, похожий процесс происходит с независимыми политическими партиями, в значительном количестве исчезло такое явление, как независимые муниципальные депутаты — те люди, которые помогают на местах. Единственное, что в стране осталось независимым, — так это некоммерческие организации. Они выбиваются из этой подровненной действительности. Более того, я не уверена, что теперешние гонения — прямая команда из Кремля. Я думаю, в значительной степени это еще и личное творчество масс, которые своей инициативностью хотят заполучить какие-то кадровые или карьерные плюшки. Конечно, украинский кризис, военные действия и все эти донецко-луганские истории очень повлияли на принятие закона. Санкции и контрсанкции, организации, которые выступили за санкции, против санкций… Мы оказались заложниками этой реакции. На самом деле, идее закона о нежелательных организации больше двух лет — она еще до Олимпиады озвучивалась. Из-за украинских событий противостояние приобрело такую острую форму, вот он и пригодился.
- При этом реакция работает уже по какой-то непонятной логике. Мы все с ужасом следим за тем, что происходит с фондом «Династия», который признали иностранным агентом, и теперь он закроется.
- А это настоящая трагедия. «Династия» — чуть ли не единственный частный крупный российский благотворительный фонд, который помогает тем, кому вообще никто не помог бы. Это научные, образовательные, просветительские проекты, маленькие проекты, библиотечные, книжные, издательские, исследовательские — то есть то, на что у нас вечно не хватает денег. Если бы все, кому помог фонд «Династия», вышли на улицу завтра, то это было бы впечатляюще. Но так сложилось, что они не выйдут.
В случае с фондом работает еще инерция системы. За первый год в список агентов вообще никого не приняли, а сейчас пошли чуть ли не по алфавиту — видимо, надо поставить галочки. Плюс происходит то, чего боялись: закон стал чудесным способом свести счеты. И ведь нет никаких критериев включения организации в перечень.
У нас же очень смешная история. Угадайте, что из работы Transparency в России прокуратура сочла признаком политической деятельности? Никогда в жизни не угадаете. Наш традиционный пресс-релиз, подготовленный ко Всемирному дню борьбы с коррупцией. Что там политического? Ни здравствуй, ни прощай, что называется. Я думаю, что-то подобное происходит и с другими организациями, в том числе с «Династией». Не понравился кому-то фонд, поддерживает независимых ученых, проекты какие-то — вот за него и взялись. - К чему может привести теперешний виток борьбы с независимыми организациями? Страна придет к полной изоляции?
- Все равно приходится признавать, что мир глобален, и базовые глобальные ценности существуют. Закрыть нас можно, но остановить нельзя. Понимаете, все это довольно бессмысленно. Авторы закона исходят из того, что независимые фонды и организации ведут свою деятельность из-за денег, из-за того, что им кто-то приказал, что меня кто-то заставил. А меня никто не заставлял. Равно как и вас никто не заставляет со мной сейчас разговаривать. Вам кажется это правильным. Вот это и есть ценностное отношение к окружающей действительности. Соответственно, можно закрыть организацию, можно запретить финансирование, можно запретить слово transparency в России, но это не значит, что люди, которые считают, что надо противодействовать коррупции в России, перестанут делать то, во что они верят. Равно, как и экологи, правозащитники и сотрудники фонда «Династия».