Главные редакторы русского глянца — о цензуре, законах и иностранных владельцах

Существует ли сейчас в вашем издании внутренняя цензура?

«Если отбросить ограничения, которые накладывают собственное чувство прекрасного (мы не пишем о копрофагии) и формат издания (мы не пишем о вышивании), то в журнале Maxim по-прежнему остается довольно мало ограничений. Они диктуются нашей джентльменской позицией. Мы, например, не шутим про женщин. А когда шутим про мужчин, стараемся не переходить на личности, например, рост или внешность ненавистного нам деятеля вряд ли станут объектом нашей сатиры».

«Это смотря что называть «внутренней цензурой». Если речь о требовании жестко следовать выбранному формату издания — то да, в любом приличном СМИ такое есть. Например, мы не пишем об оружии и алкоголе крепостью выше 17,5 градусов, не расписываем прелести употребления наркотиков — ведь мы миролюбивое издание, ратующее за здоровый образ жизни». 

«У нас есть единственное внутреннее ограничение, оно касается возраста — наша аудитория 16+, поэтому мы должны аккуратно подходить к выбору тем. Например, мы не можем много писать о сексе, потому что знаем, что среди наших читательниц есть и более юные. Что касается внутренней цензуры со стороны издателя — такого у нас, конечно, нет. Наши запреты обусловлены только моралью».

«В нашем издании такие понятия, как цензура или свобода слова, не столь актуальны, как в общественно-политических СМИ. Я не берусь рассуждать, нужна или не нужна цензура со стороны государства всем изданиям: это сложный вопрос и неоднозначный. Но что касается глянца, мы пишем только о том, что интересно нашей аудитории и находится в концепции нашего бренда. Эти правила мы задаем себе сами. Мы никогда не пишем о фриках и странных персонажах. Мы выбираем интересных героев, близких нам по духу, вне зависимости их политических взглядов. Кто никогда не станет героем в нашем журнале? Не хочу, конечно, зарекаться — все быстро меняется. Раньше мы думали, что никогда не будем писать про российских звезд, однако сейчас мы про них пишем. Пока сложно представить героиней нашего обзора какую-нибудь Анастасию Волочкову. Если будут шутки или мемы с ней — может быть, но всерьез героиней истории в Elle, как в журнале «7 дней», она точно не станет. Тут все понятно — мы премиум-издание. А так — у нас нет блэк-листа или каких-то персон нон грата».

Можете ли вы вспомнить хотя бы один пример того, как иностранный владелец влияет на работу вашего издания?

Маленков: «Американские владельцы лицензии давно ничего не диктуют и вообще не интересуются содержимым журнала. К сожалению, и помощи от них никакой. Вот когда я работал в журнале Men’s Health, головной офис просил даже заголовки переводить. Зато когда нам хотелось написать статью о простатите, они присылали идеальную подборку исследований и публикаций».

Вишнепольский: «Если говорить о финской корпорации Sanoma, которая владеет издателем Men's Health в России, то могу вспомнить разве что корпоративную премию «Журнал года», выданную нам в прошлом декабре. Поощрение — тоже часть влияния. А так люди из Sanoma не звонят, не пишут, иногда бывает даже обидно. Можно вспомнить также американскую компанию Rodale Inc., владельца бренда Men's Health, по лицензии которой мы работаем. Вот Rodale предоставляет контент, учит работать с фотографиями и обложками. Но это нормальная практика в издательском бизнесе, и это влияние скорее в режиме консультаций. Окриков и запретов от владельца лицензии я еще не слышал».

Титок: «Я в Sanoma работаю три года. Первоначально я пришла в проект, который уже не существует, потом я работала в Cosmopolitan и только недавно пришла в Yes!. За все эти годы я не могу вспомнить ни одной подобной ситуации. Не было такого, чтобы кто-то из соучредителей или генеральный директор-иностранец что-то приказывали. У Cosmo есть идеал «девушки Cosmo», но это не навязанный руководством образ, а выбор самой редакции». 

Стрелец: «На редакционный процесс и выбор тем никто из иностранных инвесторов не влияет. Как обстоит дело с отчетностью по финансовой части, я не могу сказать. Могу только точно говорить за свою часть работы. У нас очень лояльная компания, и руководство не вмешивается в редакционную политику журналов». 

Можете ли вы вспомнить хотя бы один закон Российской Федерации, принятие которого вас искренне обрадовало? 

Маленков: «Платная парковка, при всей недоработанности, — это разумный шаг. Отмена нулевого промилле. Введение крепостного права — а то народ взял волю. Подождите, я не должен был этого говорить раньше времени…»

Вишнепольский: «О да, это принятый в 2011 году запрет на торговлю алкоголем после 23.00. Страшно даже представить, скольких людей этот закон уберег от незапланированного утреннего похмелья». 

Титок: «Меня очень обрадовал запрет курения в ресторанах. Я ужасный аллергик, сама не курю и категорически против курения. С этим законом я начала спокойно дышать и перестала задыхаться в каждом кафе — зал для некурящих меня никогда не спасал». 

Стрелец: «Я не могу вспомнить такой закон хотя бы потому, что я не очень слежу за такими вещами. В каждой стране есть примеры странных и нелогичных законов: например, во Франции запрещено называть своих домашних животных Наполеонами. Это обычная практика, что общество недовольно законами, навязываемыми государством».