Украинские дневники
«Я буду в Борисполе сидеть»: как не пускают на Украину
Некогда братский Киев, куда москвичи могли прилететь на выходные – есть сало и пить горилку, – превратился в неприступную твердыню. Сергей Стишов обнаружил в тамошнем аэропорту надмирный СССР, где представители разных народов объединяются на почве того, что их не пускают на Украину.
Я оказался в Борисполе в праздник Святой Троицы, когда после недавней инаугурации Порошенко на Украине формально все должностные лица были и.о., а новые назначения должны были посыпаться на следующий день. Мы летели из Тбилиси в Москву с заездом в Киев на три дня, повидать друзей. Киев один из немногих городов, где я всегда себя чувствовал комфортно. Гостеприимный, свободный и наполненный энергией безудержного веселья и кутежа, Киев лечил, вселял надежду и поддерживал дух. На этот раз, полюбовавшись извилистыми протоками Днепра из иллюминатора, я стал участником кафкианского КВН.
Перед покупкой билетов я обратился в посольство Украины в Тбилиси, к друзьям в Киеве и к фейсбуку. Эти три кита заверяли, что максимум по прибытии меня ждет пятнадцатиминутное собеседование на границе. Деньги у меня были, на боевика я не похож, а на проходной встречали граждане Украины, готовые поручиться. Моя девушка прошла контроль без лишних вопросов, а вот меня попросили остаться, сопроводив к кабинету.
Здесь уже терлись человек 20, по виду которых я понял, что ждали они уже не первый час. Среди них двое иностранных полицейских, которые что-то весело обсуждали. К ним подходили пассажиры, задавали какие-то вопросы, но те только пожимали плечами. Услышав, что они говорят на кастильском диалекте, я выяснил, что прилетели они из Мадрида по приглашению МВД Украины делиться опытом по разгону массовых беспорядков. Абсурд заключался в том, что, приехав по дипломатической линии, они ждали специально аккредитованного переводчика для собеседования. Прождали испанцы три часа, а перед тем как выйти на украинскую землю, их попросили снять полицейскую форму.
Все остальные терпеливо ждали, хотя многие транзитники опаздывали на свои рейсы в другие города Украины. Только азербайджанцев депортировали сразу — тем же рейсом, которым они прилетели. С тель-авивского самолета привели бабку лет восьмидесяти, прилетевшую хоронить брата. У нее была целая папка документов, в аэропорту ее встречали родственники, но продержав часов пять, несчастную развернули на Землю обетованную.
Время тянулось, украинская авиакомпания «МАУ», доставившая меня из Тбилиси в Киев, не предложила нам ни воды, ни еды, а магазины, кафе в этой зоне отсутствуют. Мои сим-карты отказывались ловить украинские сети, связь была только по вайфаю. Так я узнал, что друзья уже делают попытки повлиять на ситуацию снаружи. Плохая новость пришла в сообщении от друга, имеющего по бизнесу связи на границе: «Там … [хреновая] смена. Никто не хочет с ними связываться из тех, с кем я работаю».
Хреновую смену возглавлял лидер, которого боялись все пограничники, таможенники, представители авиакомпаний, и только уборщица на него клала. Молодой офицер в камуфляже, аккуратный, подтянутый, резвый. Говорил на русском без акцента, казался вежливым, но, закрывая дверь в кабинет, произносил коронную фразу: «Как они меня … [достали], суки». Поймав его взгляд, я сказал, что меня ждет жена, что она волнуется, у нас нет связи. Минут через 15 меня вызвали, как «человека, которого ждет жена». Цель визита? Навестить друзей, они меня встречают. Он записал их имена. Посмотрел на мой билет в Москву. Спросил, сколько у меня с собой денег. Я сказал 3000 евро. Чем занимаетесь? Искусствовед, специализируюсь на керамике. Чем занимаются друзья? Художники, музыканты, режиссеры, архитекторы. Все было вежливо, меня попросили подождать еще.
По прошествии нескольких часов у дверей мы остались втроем с йогами из Москвы и Новосибирска, летевших на фестиваль в Ивано-Франковске, — их подругу также пропустили без вопросов. Йоги, в отличие от меня, имели приглашения и другие документы, подтверждающие цель визита, и были похожи на «колорадов», как я на Божену Рынску. Нас сопроводили забрать багаж, которого у меня не было — его забрала моя девушка, — а потом с вещами привели назад. Стало очевидно, что нас не пустят. К тому же с воли пришло сообщение: встречающим меня друзьям сказали, что я буянил.
Вскоре последовало второе интервью. Старший погранец, листая мой паспорт, заметил, что я много путешествую. «Что вы делали в Иране?» — спросил он.
— Ездил изучать культурное наследие этой страны, Персеполис.
— А в Индии что вы делали?
— У меня там был мелкий бизнес, а теперь я просто уезжаю туда на зиму.
— Ничего запрещенного не везете?
— Нет!
— Подождите.
Минут через 15 меня снова вызвали и зачитали мне отказ во въезде по причине «недоказанности цели визита». А также объяснили, что я могу подать апелляцию или добиваться справедливости через суд. Подписывать протянутую бумажку я отказался, но заметил, что документ составлен на украинском и там уже стоит имя, фамилия и подпись переводчика, который мне якобы переводил на русский. Я снова оказался за дверью. Йоги рассказали, что их тоже завернули — из-за отсутствия брони гостиницы: ребята должны были жить на «йога-вписках». Нас выпроводили в зал ожидания, где за отгороженной частью уже сидело несколько человек. Я сел поближе к розетке, подключил ноутбук и стал переписываться с друзьями, пытаясь нащупать рычаги влияния. Нащупал — начальнику погранотряда ушли письма и СМС, но ответа все не было. Время было уже позднее, я попросил всех ждавших меня снаружи друзей ехать домой: утро вечера мудренее.
Состав «террористов», с которым я остался коротать ночь, был вполне себе интернациональным. Четверо алжирцев околачивались тут уже третьи сутки. Был армянин, летевший на свадьбу к брату в Николаев. Азербайджанец, который прикидывался грузином, чтобы пить армянский коньяк. Шахтер и еще какие-то спящие пассажиры в трениках. В принципе, их всех можно было заподозрить в чем угодно: кавказца можно было принять за приблатненного жулика, алжирцы могли сойти за наемников, шахтер — за добровольца. Йоги были похожи на каких-нибудь левых или энбэпэшников. В курилке, разговорившись с алжирцами на ломаном французском, я оказался в центре внимания как первый человек, который худо-бедно их понимал. Пограничники обрадовались, что теперь они могут наладить контакт с ними, спросив, откуда я так хорошо знаю арабский (кстати, алжирцы, которым я с дуру дал свой мобильный, теперь трезвонят мне каждый день и зазывают в гости).
Без посадочного талона нам ничего не продавали в дьюти-фри, в кафе все стоило очень дорого, а платить — только по карточке или за гривны. Я был одет в короткие шорты, вьетнамки и майку — под кондиционерами было холодно. Слава Шиве, йоги выделили кофту, а в рюкзаке томилась бутылка чачи. Пока люди в форме выполняли план, удовлетворяя свою ненависть к человечеству, сотрудники аэропорта отнеслись к нам по-человечески и подгоняли разный грев, сигареты, бутерброды и воду. Делалось это тайно: украинцы боятся, что их обвинят в помощи террористам, объявят предателями, выгонят с работы, пошлют на восточный фронт.
Постепенно алжирцы набрались по полной программе: на их пиво хорошо легла моя чача. Их навязчивой идеей было завладеть машинкой-пылесосом, на которой ездит уборщик, и уехать на ней в Алжир. Но почему-то обязательно через Рим. Пока алжирцы пытались зажать пылесос в угол, уборщик матом орал пограничникам, чтобы убрали «этих черножопых». Пограничники спросонья еще не понимали, что происходит, а самый маленький араб, который не пил, нарезал круги по залу, держась за голову и причитая на арабском: «Харам, харам, харам». Дежурным пришлось обращаться ко мне за помощью: арабы признавали только мой авторитет, посылая их на всех языках. В итоге пылесос отделался легким испугом, а уборщик подошел ко мне и, кивнув куда-то, шепотом спросил: «Это и есть ваши чечены?»
Под сквозняком кондиционеров мне удалось вздремнуть пару часов. Наступил красивейший рассвет, и стали появляться утренние пассажиры. Один из погранцов сказал, что на меня написан рапорт и теперь мой вопрос в аэропорту никак не решить. Нужно ехать в часть неподалеку, адрес: Борисполь, 7. Я начал будить сообщениями друзей, чтобы они ехали в часть. Выяснилось, что меня собрались депортировать в Тбилиси в 12.20. Подошла новая смена пограничников. Главный пожал всем руки, представился и сказал: «Ребята, мы просим прощения за этих мудаков. Когда мы после них заступаем на смену, у нас у самих волосы дыбом встают, что они творят!» Однако ничего поделать они уже не могли: рапорты ушли наверх, в погранчасть Борисполь, 7, которую безуспешно осаждали мои друзья и жена.
Впрочем, я сам никуда не ушел и остался наблюдать. Мимо меня провели мальчика лет 17, худосочного, с модной стрижкой и в очках, в руках — клетка с рыжим голубоглазым котиком. «Чечен, наверное», — сказал я громко, показав на кота пальцем. Засмеялись и «террористы», и наши охранники, которые, откашлявшись, стали помогать мне с подбором удобных варианты вылета в Москву. В закутке «террористов» начался пир на весь мир — надежда на чудесное избавление от плена таяла с каждой секундой. Один пограничник собрал у всех желающих валюту и сходил поменять на гривны, второй принес сигарет. Армянин достал «продукты из Армении», я — бутылку кахетинского и мцване, и под хруст ереванских огурцов в наше гетто стали заходить люди, забракованные новой сменой. То были совсем другие лица — и все граждане РФ: один был крупногабаритный сын Мордовии, на котором я могу легко представить ментовскую форму. Его разворачивали уже второй раз, причем, как оказалось, в первый ему отказал тот же самый молодой садист, что мучил меня накануне. Мордвин начал залупаться, и дело чуть не кончилось дракой. Ключевой фразой скандала было: «Ты у меня Крым забрал!» Однако мордвин сообщил, что все равно собирается «… [трахнуть] их» и предпринять третью попытку прорыва границы. Второй задержанный из Нижневартовска имел крепкое телосложение, военную стрижку, а костюм на нем сидел, как на Гитлере лубутены. Третий был тоже спортивный, но помоложе — его проблема была в том, что светлые волосы и бородка отдавали немного в рыжину, а голубые глаза и нос с горбинкой дополняли картину маслом: «племянник Рамзана, задержан в Борисполе при попытке провоза установки «Град».
Во второй половине дня из города пришли вести: у друзей приняли заявление, но сказали, что мои шансы выйти в Киев минимальные и, если что, им перезвонят. Я плюнул на все и поменял билет в Тбилиси на Москву за свои деньги. На границе в Домодедово меня тоже допрашивали, но сил общаться с ними вежливо уже не было никаких:
— Почему вас не пустили на Украину?
— Потому что я террорист!
— Что вы делали в Грузии?
— Ел хинкали!
— Что вы делали в Иране?
— Курил опиум!
Но русские пограничники — это уже совсем другая история.
Как попасть в Киев, если вы мужчина
Необходимо иметь
Нотариально заверенное приглашение — оригинал, а не копия!
Наличные деньги, исходя из украинского законодательства. На каждый день пребывания должно быть 784 гривны, но не менее 4700 гривен на одну поездку.
Медицинскую страховку.
Обратный билет. Россияне могут находиться на территории Украины не более 90 дней в течение полугода. На следующие 90 дней они станут невъездными.
Что важно
Отсутствие растительности на лице.
Если летите с девушкой, проходите контроль вместе, чтобы было понятно, что вы пара.
Не летайте авиакомпанией «МАУ».
Строгая, цивильная одежда, никаких молодежных атрибутов, никаких треников и ватников.
Не говорите, что вы имеете какое-либо отношение к журналистике. Лучше всего называть понятную профессию, например менеджер, повар или фрезеровщик.
Кавказская, арабская, да и вообще азиатская внешность не приветствуется.
Визы Ирана, Ирака, Афганистана, Сирии не рекомендуются, а если они есть, то нужно иметь внятную легенду, что вы там делали.
Неформальная внешность, длинные волосы, ирокез, коммунистическая символика, камуфляж — все это тоже может вызвать подозрение.
Не хамите и не пытайтесь качать права.
Лучше всего не маячить, а сидеть тихо в углу и ждать своей очереди.
Отдельно хочу добавить: бендеровцев в аэропорту я не видел, и никакой русофобии в Борисполе нет! Ни разу я не слышал слов «москаль» или «кацап», никакой ненависти, косых взглядов не было. Важно еще то, что в аэропорту никто не говорит про войну, все обсуждают обыденные дела. Над Киевом мирное безоблачное небо, и пусть так будет всегда! А люди в форме во всех странах ведут себя примерно одинаково.