Лучшие фильмы на свете «Мертвые» Джона Хьюстона

Вечер удался. У сестер Моркан были танцы, вино, индейка с пудингом, кто-то из гостей читал стихи, кто-то — вспоминал былую славу дублинской оперы. Мэри Джейн играла на пианино, тетя Джулия пела. Еще был рождественский гусь, которого, как всегда, разрезал Габриел, прежде чем произнести речь о знаменитом ирландском гостеприимстве. И даже Фредди Мэлинз, который опять не сдержал данное матери обещание бросить пить, в тот вечер не слишком досаждал гостям своими выходками.

Последний фильм Хьюстона с известной долей справедливости можно считать его прощальным жестом. При этом неважно, сознавал ли это он сам, — сложно поверить, что люди умирают, не завершив своей работы, лишь закончив ее — они умирают. В искусстве вообще на удивление мало незавершенных произведений. Хьюстон мечтал об экранизации последнего рассказа Джойса из цикла «Дублинцы» почти десять лет, но сделал ее только под конец жизни, из инвалидной коляски, подключенный к кислородной маске, — его некрологи появились раньше, чем первые рецензии на фильм.

Грустная ирония заключалась в том, что «Мертвые» неожиданно получились самым точным, легким и личным его фильмом. В переломный момент рассказа Габриел, смотря на свою жену, стоящую во мраке лестницы, прислушиваясь к далекой музыке, увидел в ней какую-то грацию и тайну, словно она была символом чего-то, и подумал, что если бы был художником, то написал бы ее в этой позе. Хьюстон был художником и, понимая, что затея экранизировать чужую душу заранее обречена на провал, решил экранизировать свою, со звериным перфекционизмом перенеся на экран текст, возможно, одного из самых великих рассказов, когда-либо написанных на английском языке.

Хьюстону никогда не удавались семейные сцены, но его «Мертвые», собранные силами родственников — дочь в главной роли, сын писал сценарий, — по сути, пьеса, состоящая из двух актов: первый длится чуть больше часа и начинается с приезда гостей, второй — десятиминутный закадровый монолог человека, который смотрит в окно. Их разделяют пение и танцы, чтение целого стихотворения, фамильное серебро, ирландское гостеприимство, печальные воспоминания, три грации, Парис, цитата из Браунинга — пропасть невообразимой глубины.

Автор, вернувшийся домой из кругосветного путешествия длиною в жизнь, здесь наконец выступает в роли хозяина прощального ужина: он с каждым обходителен и вежлив, знает всех настолько, чтобы уметь поддержать разговор о целебном горном воздухе, но не до такой степени, чтобы избежать неловких пауз. Камера летает из одного угла в другой, стараясь выразить всем почтение и по возможности никого не обидеть, в отчаянной попытке зафиксировать в памяти как можно больше деталей этого комнатного армагеддона. «Где все слова искренности? — спрашивает Габриел. — Я их не слышу». И только звон тарелок спасает от невозможности продолжать светскую беседу или слушать неловкие импровизации гостей, а в трясущихся руках алкоголика Фредди, в дребезжащем голосе тети Джулии, в тяжелом взгляде Габриела читается неосознанное отчаяние, которое представляет собой крайнюю степень отчаяния.

Из всех фильмов Хьюстона только два не были экранизациями, а все его герои так или иначе пытались сражаться с обреченностью и всегда предсказуемо терпели поражение. Теперь борьба с предопределением окончательно проиграна, и за шумом пустых разговоров, смехом и занесенным снегом Дублином виднеются тихие кладбища, чьи обитатели намного живее и реальнее, чем фортепианные пьесы, распорядок дня, центральное отопление или фетровые шляпы. Смерть — в ушедшей юности, прошлой любви, давно умерших певцах и навеки затихшей музыке, которая может воскреснуть только в пямяти. Тот, кто был жив, теперь мертв. Мы, что были живы, теперь умираем, набравшись терпения. И прощальный ужин Джона Хьюстона, куда были приглашены и капитан Ахав, и американские гангстеры, и золотоискатели Мексики, и несколько британских авантюристов, и даже Мэрилин Монро, внезапно оборачивается грандиозным манифестом смирения, а заканчивается последним путешествием — туда, откуда нет пути назад. Герои должны умирать. Если они выживают, то становятся скучнейшими людьми на свете.