«Самые поганые места планеты»: путевые заметки из Латинской Америки

На Кубе у нас было две недели, которые мы хотели провести интересно. А нет ничего интереснее, чем что-нибудь расследовать. В то время мы увлекались чтением Vice News. Там мы нашли короткий материал о том, как русский балет пришел на Кубу сразу после революции, а потом законсервировался в характерной для середины XX века технике. Нам показалось отличной идеей путешествовать между маленькими историями.

Первым делом мы отправились в Национальную школу балета в Старой Гаване. Но в стране с коммунистическим прошлым было не так просто пробраться мимо вахтера, который отправил нас за разрешением в Национальный университет искусств — потрясное сооружение в виде голой женской груди, построенное сразу после революции. Но вход туда тоже был запрещен, и решать вопрос с балетной школой мы пошли в министерство культуры. Через час мы стояли у дверей министерства, только для того чтобы пойти еще дальше — в отдел по делам иностранцев, где нас наконец-то встретил очень вежливый человек. Он объяснил, что только фотограф с тридцатилетним стажем и с согласованной за год до поездки журналистской визой может посетить святая святых — школу кубинского балета.

В итоге я сделал фотографии Национальной школы балета только у входа в здание и через дырочку в заборе. А потом я начал снимать независимую школу Лауры Алонсо (дочь Алисии Алонсо, самой известной кубинской балерины за всю историю балета в стране), и тогда мы с Леной смогли попасть на выступление и за кулисы в Театр Марти. Но пробираться нам пришлось, смешавшись с группой туристов. «Вы вместе войдете и вместе выйдете, у вас будет только час на съемки», — наставляла управляющая театром.

В первый же день в Мехико местный спортивный журналист повел меня на маленькую арену в тренажерном зале. Все зрелищные бои, по его словам, проходили именно там. Мы сразу это поняли, когда рестлера по кличке Эль Лобо (переводится как «волк») выбросили с ринга прямо на зрителей. Своим весом жертва примяла и меня, и сидевших рядом. Все орали от радости. Рестлер отобрал у моего соседа пиво и швырнул его в лицо сопернику. Люди стали кричать еще яростнее. «Оглуши его моим стулом!» — выкрикнул молодой парень и протянул противнику Эль Лобо складной стул.

Рестлинг увлек нас на месяц. Мы посетили все популярные арены и добрались до тех, где проходили экстремальные бои. Есть, например, техника, которая помогает разбить лоб соперника таким образом, чтобы тот залил кровью весь ринг и схватка стала зрелищней, но без сильного вреда здоровью участников. Но иногда все заходит дальше. Когда я познакомился с еще одним рестлером Эль Эродесом-младшим, он жаловался, что на днях ему пришлось доставать из руки осколки галогенной лампы, которой его огрели во время последнего боя.

Эль Эродес-младший стал нашим проводником в мир рестлинга. Он выглядел как накачанная машина смерти. Огромный, весь в черном, с тяжелым голосом, он предпочитал играть плохих ребят в боях на ринге. Таких здесь называют Рудо, что значит «грубый». Его отец Эль Эродес был знаменитостью — такой же злой, весь в перстнях. Однажды он сидел в туалете и листал религиозный журнал, где увидел зловещий портрет иудейского царя Ирода: у него были подведенные глаза, на пальцах — золотые перстни. Порочный образ царя так понравился рестлеру, что он выбежал спросить у менеджера, кто это, а узнав, взял его имя. По-испански Эродес значит Ирод.

Мы приехали в маленький и самый грязный город Венесуэлы Пуэрто-Аякучо, столицу штата Амасонас, чтобы оттуда отправиться вверх по реке Ориноко к общинам индейцев яномами. В день нашего приезда венесуэльская армия проводила зачистки в городской тюрьме, которую недавно захватили заключенные, чтобы использовать как базу для грабежей в городе. По неофициальным данным, расстреляли 125 человек.

Сто долларов мы поменяли на восемь килограмм боливаров (денежная единица Венесуэлы. На 18 июля 2018 года стоила 0,00052 российского рубля. — Прим. ред.). Последние пять лет валюта страны обесценивалась в два раза каждый месяц. И если во время нашей поездки доллар стоил всего 10 000 боливаров, то сегодня, почти через год, доллар продают за три с половиной миллиона. То есть сейчас за те же сто долларов нам бы выдали две с половиной тонны боливаров. Правда, налички в стране попросту не осталось.

В Венесуэле тянется многолетний кризис. Не хватает валюты, еды, электричества, топлива. Поэтому в тот момент мы даже не представляли, как нам повезло, что нас взяла на борт группа индейцев яномами, которые плыли в евангелистский поселок Кошиноватери в шести днях вверх по Ориноко.

— А ты евангелист? Пьешь? Куришь? — спросил нас капитан Бернабэ, индеец яномами.
— Нет, — говорю. — Русские пьют, а мы стараемся поменьше.
— Ну так а мы пьем прямо как твоя раса.

На борт мы взяли ром, а по пути стреляли с индейцами сигареты у колумбийских пограничников, венесуэльских солдат и местных рыбаков на Ориноко. И только когда мы оказались в тысяче километров от ближайшей дороги, мы с ужасом осознали, что из-за топливного кризиса по Ориноко в ближайшие два месяца не поплывет ни одной лодки.

Мы оказались в Ля-Эсмеральде — военизированном поселке на 150 человек посреди джунглей Ориноко, где располагалась венесуэльская армия. Только у них была рабочая асфальтированная взлетно-посадочная полоса. Но из-за того что начальство не дало разрешения взять нас на борт, военные не пустили нас ни в один самолет, прилетавший в Ля-Эсмеральду. Только через месяц благодаря российскому посольству нас посадили в грузовой военный самолет «Геркулес» и увезли из джунглей. Нам удалось увезти потрясающие снимки, которые мы сделали в общинах индейцев яномами. С поездки по Ориноко мы начали свой большой проект о жизни амазонских индейцев. Ее мы не забудем никогда.

Амазонка отняла у нас полгода. Успешные, хоть и неоднозначные съемки на Ориноко подстегнули нас не останавливаться. Проехав Колумбию, мы спустились в Амазонскую низменность с Анд (одна из самых длинных горных систем в мире, тянется через территорию Венесуэлы, Колумбии, Эквадора, Перу, Боливии, Аргентины и Чили. — Прим. ред.). Мы хотели проехать пять стран и посетить пять амазонских племен, чтобы собрать факты, отснять фотоисторию о состоянии индейцев в наше время и выставить ее в Москве. Амазонка стала самым важным участком нашего путешествия и, возможно, жизни. Мы поехали к индейцам ваорани в Эквадоре, о которых мой любимый этнобиолог Уэйд Дэвис рассказывал как о самых жестоких и одновременно самых семейных и простых людях в мире. Еще в середине прошлого века практически никто из народа ваорани не доживал до старости: половина мужчин и женщин погибали от удара копья в межплеменных войнах и рейдах.

На территории ваорани до сих пор проживают неконтактные племена, которые периодически выходят из джунглей парка Ясуни, и каждая встреча с ними заканчивается трагедией. Например, в 2013 году из-за рейда неконтактного племени тароменане произошла одна из крупнейших племенных войн современности между ними и контактными ваорани. Одновременно с этим на джунгли надвигаются нефтяные компании во главе с Petroamazonas. Правительство одобрило добычу нефти в национальном парке Ясуни и поделило его территорию на квадраты. Единственной нетронутой территорией до сих пор остается маленький клочок земли, которым управляют ваорани. Для того чтобы защищать свою территорию, вождю общины Бамено по имени Пенти, который родился в племени, когда ваорани еще даже не вышли на контакт, пришлось заручиться поддержкой американских адвокатов. Он сам дважды летал в США.

Этот сплав копий, нефти и кровавых разборок на пороге между двумя мирами не мог не увлечь нас. Мы две недели выжидали возможности уплыть по реке Кононако в общины ваорани и, как только нашлась лодка, отправились в джунгли. Доехав до реки Пичис и проплыв всю Амазонку до Мадейры, мы побывали у индейцев ашанинка с самой развитой философией жизни; у тикуна, которые однажды утратили родной язык и обряды, а теперь их восстанавливают; и у пираха, о которых в 2005 году рассказал Дэниел Эверетт как о самом необычном племени на свете, которое отрицает все наши ценности и живет в своем мировоззрении.

Из Амазонки я вернулся, пережив паразитов под кожей ноги, инфекцию от укуса комара и гепатит А, который подхватил вместе с загрязненной водой. Последний уложил меня на месяц в кровать — так я провел все время в Рио-де-Жанейро, чтобы, оклемавшись, двинуться дальше.

Второй раз в Венесуэле мы оказались только для того, чтобы увидеть Рорайму — огромную столовую гору (гора с усеченной, плоской вершиной. Другое название — тепуй. — Прим. ред.) высотой около километра с отвесными краями. Рорайма — единственный из тепуев, на который можно зайти пешком и увидеть срывающиеся вниз водопады.

После нашего первого визита в Венесуэлу экономический кризис только усилился. Цены в магазинах росли по часам. Буквально после обеда консервы уже стоили в полтора раза дороже, чем до. Нам предстояло разбить лагерь наверху, и, учитывая трехдневный путь туда и два дня обратно, еды нам требовалось много. Поэтому закупались мы в панике.

Вообще, без гида подниматься на Рорайму нельзя, но мы хотели сделать это самостоятельно, поэтому обошли пункт контроля ночью и спали в кустах у реки. Когда мы поднялись наверх, с горы открылись просто потрясающие виды: облака были под нами, а из них торчали вертикальные уступы Рораймы, с которых срывался десяток водопадов. И хоть большую часть времени мы просидели в тумане, в минуты ясной погоды мы чувствовали себя на краю света.

«Вокруг света» дал задание снять, как выращивают бананы в Эквадоре. Мы давно интересовались историей американской United Fruit — банановой компании, которая практически поработила Гватемалу, Коста-Рику и Колумбию. Расстрел рабочих United Fruit в Колумбии даже лег в основу романа «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсии Маркеса и дал толчок к развитию партизанского движения, или герильи. Партизаны, воюя с отрядами правительственных наемников парамилитарес, держали в страхе всю Колумбию на протяжении двадцати лет вплоть до недавнего времени. Сейчас накал вокруг бананов спал. А после крупной эпидемии, поразившей сорт «гро-мишель», вся индустрия переехала в Эквадор.

В восьмидесятых на выращивании нового сорта «кавендиш», который мы едим до сих пор, зарабатывали семьи европейских мигрантов. Мы обзвонили несколько контактов, и нас поселила к себе семья с крепкими итальянскими корнями. Мы остановились в старинной колониальной усадьбе, где нам отвели бывшую комнату владельца. Он уже умер, но его вдова постоянно видела супруга лежащим в его любимом гамаке, который висел в комнате.

На плантацию в горы нас вез личный телохранитель семьи — нелепый с виду мужичок в возрасте, который был без ума от любых животных и просто восхищался собаками. В то же время он, по его же словам, мог хладнокровно убить человека и предпочитал всегда стоять позади, оглядываясь по сторонам даже там, где этого и не требовалось, — например на заправке. В общем, у нас вышло отличное знакомство с ежедневным бытом потомков итальянских мигрантов.

Утром 26 декабря 2017 года мы еле проснулись после празднования Рождества, которое длилось всю ночь. Мы жили у моего старого друга Мигеля, который подрабатывал репортажным фотографом. В тот день он был вне себя от радости и злости одновременно: в Лиме готовились протесты против освобождения диктатора Альберто Фухимори. С одной стороны, его раздражало, что власти пытаются освободить человека, повинного в смерти множества людей, а также главного идеолога принудительной стерилизации женщин. Но с другой, намечалось знаковое событие. «У вас есть маски? Перуанцы очень любят газовые бомбочки», — предупредил нас Мигель.

Мы вышли только к вечеру. Улицы были перекрыты, по ним шло несколько колонн протестующих, которые собирались объединиться в центре. Вдруг началась потасовка, и мы услышали несколько глухих взрывов. Облако газа пошло на нас, и в считаные секунды люди надели повязки, противогазы и медицинские маски. Мы побежали, а за нами прозвучало еще несколько взрывов. Через некоторое время напряжение спало, протестующие вновь подняли плакаты и начали выкрикивать лозунги. Мы потеряли Мигеля из вида, а к вечеру мы узнали, что ему удалось прославиться в телерепортаже. Когда одна из бомбочек попала в женщину и ранила ее, вокруг собрались фотографы, которые просто щелкали затворами, вместо того чтобы помочь. Мигель не смог на это смотреть, оттолкнул их и помог женщине встать, пока не пришла помощь.

В течение нескольких месяцев протесты повторялись снова и снова. В итоге 23 марта 2018 года действующему президенту Пабло Кучински пришлось уйти. Его обвиняли в коррупционных схемах с бразильской строительной компанией, но главным триггером послужило именно освобождение Фухимори и последующие за этим протесты.

Нашей первой большой историей в Латинской Америке стало расследование о том, как связаны вулканы с жизнью и традициями латиноамериканцев. По сути, мы хотели узнать, как природа формирует нашу жизнь. К сожалению, этой истории не суждено было выйти: я разбил жесткий диск со всеми исходниками, и он уже не подлежал восстановлению. Но истории остались.

Первым делом ради мощных кадров мы провели ночь на высоте 4000 метров с видом на активный Попокатепетль — самый известный вулкан Мексики, который находится прямо под боком у Мехико. К базовому лагерю на склоне Истаксиуатля, откуда открываются виды на вулкан, мы поднимались целый день. Но самое интересное мы нашли на западе страны, в штате Мичоакан. Это мой любимец — маленькая гора спрессованного пепла высотой всего 600 метров и самый молодой вулкан в мире Парикутин.

По одной из версий, в 1943 году фермер по имени Дионисио из поселка Сан-Хуан обнаружил дыру в земле, из которой шел дым с запахом серы. Через день дыра начала разрастаться — говорят, фермер решил, что открылись врата ада, и принес в жертву несколько куриц. В этот же день случилось первое извержение, которое сопровождалось землетрясениями. За год лава полностью накрыла Сан-Хуан, и жителям пришлось уйти оттуда. Сегодня о поселке напоминает только церковь, которая до сих пор торчит прямо из застывшей лавы, — она стала местной святыней.

Мы узнали, что профессор Ник Варли из института Колимы считает, что под Мичоаканом находится огромное лавовое озеро, поэтому вслед за Парикутином появятся новые вулканы, которые покроют лавой весь запад штата. Мы поехали с командой Ника замерять активность одного из самых активных вулканов в мире — Колима. Несколько дней мы провели у его подножия со спектрометрами, пытаясь собрать данные, которые помогут предсказать следующее извержение.

В Гватемале мы поднялись с индейцами майя на небольшую кальдеру (котловина вулканического происхождения. — Прим. ред.) под названием Серро-Кемадо (в переводе с испанского — «обгоревший холм»), которая осталась после извержения огромного стратовулкана Альмолонга. Вероятно, Альмолонга была для майя священным местом, где совершали жертвоприношения, потому что и через тысячу лет здесь собираются паломники. Сегодня индейцы стали христианами, поэтому теперь они совершают евангелистские обряды посреди гигантских лавовых полей. Приносят в жертву цветы, а также проводят ритуалы по изгнанию дьявола и злых духов.

Через месяц мы наконец увидели извержение: наблюдали за вулканом Фуэго (или вулканом Огня) с вершины другого вулкана — Акатенанго. Он мирно выплескивал лаву, и вдруг прогремел взрыв, а над вулканом образовался столб пепла, который двигался в нашу сторону. Пришлось убегать, но по пути нас все равно накрыло вулканическим пеплом. Нам повезло, потому что взрыв Фуэго в июне этого года оказался гораздо мощнее. Он уничтожил несколько поселков и убил более ста человек.

Мы прилетели на остров Роатан в Гондурасе за пожертвованиями для клиники Виктории Валиковой. Она построила и открыла больницу для индейцев в гватемальских горах, и на первых порах ей нужны были лекарства. Их предоставила американская клиника Esperanza, расположенная на Роатане. Там в течение двух дней мы, раздетые, в душной комнате переупаковывали коробки с таблетками, чтобы избавиться от лишнего объема. Чем-то мы напоминали наркоторговцев.

Потом мы загрузили семь огромных баулов с лекарствами в кабину фуры, которую остановили посреди трассы в Гондурасе. Фура ехала в Гватемалу, куда мы и везли лекарства. Пересекать границу мы собирались в полночь — в надежде, что никто не полезет в кабину. Водителю было все равно, что мы, автостопщики, там везем.

В течение месяца мы снимали репортаж о жизни Вики, которая осуществила свою мечту: построила собственную клинику и стала помогать тем, кому помочь больше никто не может. В Гватемале очень дорогая и недоступная медицина, и часто люди там умирают от излечимых болезней. Вика уже давно работает врачом в Центральной Америке, и повидала она достаточно. Однажды в окно клиники, где Вика работала врачом, бросили коктейль Молотова. С открытием собственной больницы нестандартных проблем не убавилось.

Поездка на Огненную Землю, в аргентинский город Ушуайя, стала для нас чем-то вроде гранд-финала. На самой южной точке континента мы закрыли для себя Латинскую Америку, путешествие по которой начали на Кубе.

Ушуайя оказалась очень похожей на Аляску: и образом жизни, и пейзажами, и ценами. Каждое утро мы просыпались, топили печку, собирали еду на день и шли в горы. Было начало зимы: в это время в Ушуайе нет туристов и зона снега начинается очень низко в горах, буквально над городом. Если погода хорошая, то любой трекинг к горной лагуне или леднику превращается в просто приятную прогулку по заснеженным пейзажам.

Затем мы отправились в Патагонию (большой регион в Южной Америке, разделенный Андами между Аргентиной и Чили. — Прим. ред.). Доехать до нее было тяжело: дороги пустые, попутки поймать нельзя, поэтому иногда мы просто шли пешком. Благодаря ходьбе мы оказались рядом со стадами диких гуанако, увидели страусов нанду и покормили сосиской красную патагонскую лису.

Вскоре мы добрались до ледника Перито-Морено, как раз в последний теплый солнечный день, и ушли в горы. Закончили мы на чилийской стороне, застряв посреди заповедника Торрес-дель-Пайне. Зимой здесь ни души, поэтому, с трудом добравшись туда, мы поняли, что не уедем в этот же день обратно, и пошли пешком. Была потрясающая звездная ночь, самая яркая из тех, что я когда-либо видел. Можно было разглядеть все созвездия, которые не видно в нашем полушарии. В конце мы валились от усталости, волоча ноги по грунтовке. Когда до города оставалось 80 километров, нас, к счастью, подобрали рабочие.

В конце путешествия мы с Леной почувствовали некоторое опустошение: впереди нет новых целей, пора возвращаться домой, чтобы работать над новыми проектами. Но план мы выполнили: путешествовали от одной истории к другой и жили этим. Мы не сдавали квартиру, у нас не было постоянной работы на удалении. Порой мы с трудом сводили концы с концами, а иногда жили в роскошных отелях при поддержке министерств по туризму. Мы познакомились со всеми тропическими животными и с пятью племенами. В общем, попробовали все, что нужно попробовать в Латинской Америке, и сделали большую работу про амазонскую культуру, которую еще предстоит закончить.