Медицинский директор «AНН Медикал», эксперт Университетского госпиталя Страсбурга
— Известно, появится ли у переболевших иммунитет?
— Было много противоречивой информации. Но сейчас уже ученые считают, что иммунитет есть. Значит, повторной вспышки инфекции в ближайшее время не должно быть. Единственное, что пока неизвестно, — это как долго иммунитет сохраняется: пару недель, несколько месяцев или год? Пока никто не может однозначно ответить на этот вопрос. Первые случаи заражения были в декабре — это всего лишь полгода назад, — и нужно куда больше времени, чтобы утверждать, сколько он будет действовать.
— Жесткие меры карантина — это действительно необходимость или были другие варианты сдержать распространение вируса?
— Это трудный вопрос. Надо понимать, что коронавирус слишком опасный: случаи пневмонии и смертности в два-три раза выше, чем у гриппа. Также у нас еще нет вакцины и антивирусных препаратов, которые лечат инфекцию или ускоряют оздоровительный процесс. Сейчас мы ждем выводов на уровне доказательной медицины. Поэтому без возможности профилактики или активного лечения мы оказываемся в XVIII веке, когда единственная возможность сдержать эпидемию — социальное дистанцирование. На примере Италии мы увидели, что у систем здравоохранения есть слабые стороны: больницы переполнены, не хватает ИВЛ. Если появляются новые пациенты, то они могут умереть, потому что нет возможности помочь всем.
— Социальная дистанция определенно необходима. Ее степень зависит от уровня подготовки медицинской системы?
— Например, в Италии санитарная система рухнула и не было другого варианта [кроме изоляции]. В Нидерландах продолжали жить в привычном режиме, но через пару недель заболеваемость резко выросла, и все перешли в более закрытый режим. А, например, в Швеции, наоборот, не было строгой изоляции из‑за низкой плотности населения.
— Что можно сказать про меры, принятые в России?
— Они очень эффективны и аккуратны со стороны государства. Это видно по статистике [заболеваемости] Москвы и Подмосковья, где высокая плотность населения и ситуация изначально опаснее. В маленьких городах вирус распространяется по-другому. Кроме того, многое зависит от менталитета. Если сказать шведам, что надо соблюдать расстояние в два метра, носить маску и мыть руки, они просто сделают это. А в южноевропейских странах так не работает. Самоизоляция необходима, когда жители недостаточно самодисциплинированны.
— Когда ожидать второй волны и какой она будет?
— Сейчас это похоже на ставки: одни говорят, что будет вторая волна, другие — что эпидемия прошла. И обе стороны имеют аргументы, но необходимы факты. В Европе немного облегчили самоизоляцию, и надо подождать минимум две недели, чтобы посмотреть, будет ли обострение. Если снова будет вспышка, то, скорее всего, динамика останется такой же, как и в первой волне.
— Еще одна проблема, с которой смещен фокус: что будет с теми, кто не мог лечиться и наблюдаться во время COVID-кризиса? Ведь это существенное количество людей.
— Да, об этом почти не говорят. Это люди с онкологией, сердечно-сосудистыми и хроническими заболеваниями дыхательных путей. За 30 лет работы я не видел, чтобы пациенты оказывались в больнице спустя четверо суток после инфаркта. Это могло быть когда‑то в прошлом, но в современной медицине подобного не было. Так что подобные случаи, которых достаточно, могут стать второй волной для медицинских учреждений. Я добавил бы, что это тоже своего рода тестирование потенциала системы здравоохранения. Сможет ли она лечить всех больных, которым требуются операции (не обязательно большие): все, которые мы не сделали во время COVID-19, чтобы сберечь места в палатах интенсивной терапии.
— Это кажется важным, потому что люди с другими заболеваниями лишились лечения в полной мере.
— Есть разные причины, почему люди не попали в больницы. Во-первых, все отделения скорой помощи были крайне нагружены. Во-вторых, многие говорили, что боятся идти в больницу, потому что могут заразиться там вирусом.
— Можно ли предположить, что во время второй волны границы снова закроют и самоизоляция повторится?
— Если вторая волна будет, то важно знать, появится ли к этому моменту вакцина. Если ее изобретут, то все пройдет гораздо проще: мы сможем просто массово предоставить ее населению, как при гриппе или полиомиелите. Если не будет прививки или эффективного препарата, то, без сомнения, возможен такой же хаос, как и сейчас.
— Известно ли что‑то про осложнения на организм, которые появляются у переболевших?
— Вирус преимущественно респираторный, потому что чаще всего заражение происходит через дыхательные пути, поэтому первое осложнение — пневмония. Около 20–30% пациентов в нетяжелом состоянии теряют вкус и обоняние. А пациенты, которые попадают в реанимацию, чаще других испытывают спутанность сознания. Есть и другие тяжелые последствия вируса — проблемы с сердцем (миокардит, аритмия), также врач при осмотре больного коронавирусом может обнаружить стоматит с язвами — это также относится к основным симптомам.
— Есть ли предположения о том, кто болеет бессимптомно, а кто в более тяжелой форме?
— Трудно определить количество таких заболевших без массового тестирования. Хотя данные из других стран, где его проводят, позволяют оценить положение глобально (из Южной Кореи, Германии, Люксембурга). Но у любой вирусной инфекции есть целый диапазон. Пациенты без симптомов — самые опасные: они передают вирус, даже не зная этого. Дальше — легкая, атипичная и типичная пневмония. А есть тяжелые пациенты с угрозой летального исхода и нуждающиеся в реанимации — их меньше 10%. Последнее, это особый вариант — super carrier (суперносители. — Прим. ред.) — люди, которые вылечились, но продолжают переносить и передавать вирус.
— Насколько тестирование совершенно и качественно сейчас?
— Во-первых, хочу сказать, что американские, китайские и итальянские тесты лучше, — это большой маркетинг и борьба за рынок. Важно определить, что мы хотим ими добиться. Сейчас есть два варианта тестирования. С помощью первого тесты мы можем узнать, есть ли у человека вирус. Такое тестирование полезно в большом масштабе: так мы можем найти 20–40% пациентов без симптомов и сможем оставить их в самоизоляции до полного выздоровления. С помощью второго мы можем проверить, есть ли у человека иммунитет (или антитела).
Потому что иногда вирус не находится в носоглотке, а прошел ниже, или врач неаккуратно сделал мазок. Если говорить про массовое тестирование, то нельзя забывать про необходимость обучать тех, кто его проводит, чтобы избежать технических ошибок.
— Как должно проходить массовое тестирование?
— Сейчас многие страны занимаются случайным тестированием. Они без логики выбирают пару людей и проверяют, есть ли у них вирус. Еще один вариант — наблюдать, есть ли у человека антитела. Проблема в том, что для этого нет достойного теста, но мы все равно сможем определить людей, которые не создают угрозу для остальных. Даже если их меньше 10% населения, они все равно смогут каким‑то образом спасать экономику.
— Если вторая волна будет, в какой стране прогнозируют следующий очаг эпидемии?
— Это трудно прогнозировать. Был SARS-CoV в Китае в конце 2002 года, MERS на Ближнем Востоке в 2012 году. Значит, каждые восемь-десять лет что‑то происходило. Но с другой стороны, вирусы MERS и SARS оставались на региональной и национальной территории и не распространялось по всему миру. Возможно, сейчас люди больше путешествуют, чем десять или двадцать лет назад, но тогда, по крайней мере, люди уже переезжали с одного континента на другой. Так что это не единственный фактор. Может быть, просто этот вирус, SARS-CoV2, опаснее, чем предыдущие. Один из факторов, который помог распространению пандемии, — это недооценка эпидемиологов, которые думали, что новый коронавирус в Китае — опять тот же SARS-CoV, который снова останется проблемой китайцев, а не всего мира.
— Как объяснить, что в Гонконге, который находится недалеко от Уханя и где живет восемь млн человек, — плотнее, чем на Манхэттене, — умерло в шесть тыс раз меньше человек, чем в Нью-Йорке? Притом, что из Уханя до Гонконга нужно лететь на самолете час, а до Нью-Йорка — семнадцать часов. Такая математика не очень понятна.
— Есть разные факторы. Скорее всего, в Китае политический режим авторитетнее, чем в Америке. Возможно, власти Гонконга, видя ситуацию в Ухане, решили ввести ряд обязательных мер и дали людям больше инструкций. Поэтому меры самоизоляции и самозащита там эффективнее. А президент Америки сначала говорил, что коронавируса нет, это все пустяки и американцы сильнее него. Там было безответственное поведение со стороны государства.
— Чем объясняется такой масштаб вируса в США? Есть мнение, что это связано со здоровьем нации и там много людей расположены к инфицированию.
— Я думаю, что тут много факторов, — плотность населения, отсутствие конкретных инструкций и эффективной социальной системы. Когда пандемия началась в США, каждый штат решал проблему по-своему: одни говорили, что самоизоляция необходима, другие, что в ней нет смысла. Также существенно и то, что самоизоляция в тех странах, где были выплаты для людей, — один разговор, а там, где их не было, — совершенно другой. Число безработных в США превысило 40 млн. человек, это 12% населения. Поэтому было сильное давление от тех, кто хотел вернуться к работе, чтобы прокормить семью. Из‑за этого же многие остались без денег на маски и санитайзеры, это тоже существенный фактор.
— Действительно ли нужно носить маски и перчатки на улице? Обязательно ли делать это после снятия карантина?
— Я думаю, что лучше ставить жесткие правила для всех. Если на улице не надо будет носить маску, то люди просто могут забывать надевать ее в автобусе, метро или магазине. Перчатки защищают, например, если кто‑то покашлял на полку в супермаркете. Но люди должны понимать, что надо использовать их аккуратно: нельзя касаться лица, потому что можно занести вирус через слизистые. После использования их надо выбросить и сразу тщательно вымыть руки: вирус с перчатки запросто может оказаться на теле.
— Сейчас в России обсуждается постепенное снятие карантинных мер (с 9 июня в Москве отменили режим самоизоляции — Прим.ред). Какие из них будут необходимы?
— Мы не должны жить с мыслью, что государство все сделает за нас. Ответственное поведение крайне важно: в конечном итоге это жизнь наших друзей, родственников и наша собственная. Вы говорите, что самоизоляция в Москве заканчивается в начале июня, — мне кажется, что это разумный срок. Во всех странах она продолжалась примерно два месяца, и пока там нет катастроф. Тем более что эпидемиологи наблюдают за ситуацией. Они каждый день должны докладывать политикам, как все развивается в России и в других странах, чтобы решения были своевременными, ведь это связано и с экономикой.
— Завершающий вопрос — когда люди снова смогут путешествовать за рубеж?
— В середине июня в Европе будет эксперимент по открытию границ. Некоторые авиакомпании, такие как Lufthansa, Air France, KLM, уже сообщили, что запускают внутриевропейские рейсы. Однако нет способа прогнозировать, насколько успешно это осуществят.