Хватит слушать Москву! Вот важнейшие песни России: от Кавказа до Приморья

От редактора «Афиши Daily». Мы очень мало обращали и обращаем внимание на то, что происходит за пределами Москвы и Петербурга. Это большая проблема. За пределами нашего поля зрения остается огромная страна, в которой есть очень много музыки, которая и важная как культурный стейтмент (через нее мы можем познать взгляд региона на нас), и просто интересная сама по себе (мы можем пополнить свои плейлисты). Российской музыкальной индустрии и музыкальной журналистике очень нужна децентрализация. Поэтому выход очередного сборника «Новая критика» про музыку регионов — счастье (спасибо «ИМИ» за это самое счастье). Здесь про музыку не из Москвы и Петербурга пишут без колониальной надменности, без экзотизации. Черкесский поп советского времени и екатеринбургский авангард, вятский рейв и приморский гранж — мы просто не знаем страну, в которой живем. Давайте попробуем узнать.

Запись с одного из первых концертов «КРТ», а по эмоциям зала и проводам группы будто с последнего. «Все здорово» — бесхитростное, но эмоциональное инди с пылкостью постпанка в духе The Sound. Одна из немногих владивостокских песен, комментирующая беспощадную к маленькому человеку повседневность.

Ужасно записанный, криво сыгранный, плохо сбалансированный, словом, неприятный трек. Таким и должен быть правильный гаражный нойз-рок в России 2022-го. А еще он должен быть русскоязычным. Все-таки кому, если не адептам подвалов, отвечать за чуткость к внешнему миру. Кажется, что именно этому миру «Братья Грязь» и объявляют заклятую вражду.

Из всех представленных групп Okeanarium наиболее близки к типичной для Владивостока солнечной атмосфере. Тут и обрызгивающая мембраны гитара, и накатывающиеся, как прибой, ударные, и уверенный вокал, будто разлетающийся эхом по сопкам города. Однако в Okeanaruim нет попытки продать какие‑то банальные и часто не соответствующие реальности черты Владивостока. Никакой работы на дальневосточную экзотизацию: родные места здесь рассыпаются на звуковой фон, а авансцену занимает авторефлексия. В остальном — идеальный опенинг для аниме в стиле каких‑нибудь Nico Touches the Walls.

Гранж-группа Dwyer стала локальным эквивалентом «Нирваны», только с тем важным преимуществом, что на Dwyer можно было сходить. В целом эта группа — пример того, как мог бы звучать гранж, если бы остался в андеграунде, выкристаллизовался в полноценный жанр и не разменялся бы при этом на Nickelback и им подобных. Главный же боевик группы «Fuckshit Avenue» — до сих пор моя любимая гранж-песня. Без всяких скидок на дальневосточную солидарность.

Единственная группа списка, которая вызывает у людей открытое раздражение из‑за ужасных и скучных концертов. Но не отметить нельзя: Daybreak Pillars выпустили альбом на питерском лейбле Saint-Brooklynsburg Record Club, после чего стали чуть ли не местными Beat Happening, сильно повлияв на такие важные дальневосточные группы, как «Кошкин анус» и «Помер малыш», увы, уже почившие. Хотя в целом Daybreak Pillars звучат как вполне типичная для города группа, «Рыбки» — смурной акустический номер, напоминающий не столько о Владивостоке, сколько о лирических абстракциях Егора Попса из питерских «Электроребят».

Лучший дрим-поп-трек в истории Владивостока, записанный группой, которая ни до, ни после не играла дрим-поп. С океаническим вокалом фронтмена Никиты Кацмана можно было легко соскочить в эксплуатацию курортных, солнечных и прочих вальяжных образов, однако вместо типичных для многих владивостокских музыкантов клише Pill Couple предельно меланхоличны. Это чувство и сцепляет уникальный в дискографии группы «Isles of Dolor» с остальными их песнями.

Прошло много лет с тех пор как Ugly Snowflake стали пионерами слоукора во Владивостоке, а эстафета так и не была передана. Зато благодаря дефициту единомышленников уникальность группы становится с каждым годом все наглядней. «Your Light» — не самый характерный трек для «снежинок», да и в рамки слоукора не сказать что попадает, но в студийном отношении самый убедительный. В остальном, безусловно, музыку Ugly Snowflake нужно было испытывать живьем. Теперь, к сожалению, во Владивостоке нет ни одной слоукор-группы.

Пожалуй, самый известный электронщик из Владивостока. HKG Knights — это второй проект Ильи Беспалова после культовой в российском витч-хаусе группы Crossparty. HKG Knights тоже избегает пляжных клише: музыка Беспалова переполнена намеками на урбанизацию в киберпанковском будущем, где неон становится роднее глазу, чем солнце или небо. Впрочем, это не исключает следа восточной стороны Владивостока: некоторые треки HKG Knights наполнены японской речью и звучат как лучший саундтрек для полетов с небоскребов Мотоко Кусанаги из культовой ленты «Призрак в доспехах». Снятой, надо понимать, не слишком далеко от берегов столицы Приморского края.

Главная сладж-команда города, совсем недавно прекратившая существование. За несколько лет смогла наладить весьма прочную DIY-связь с другими городами, собирая в некое подобие комьюнити схожие группы. Музыкально JWH собрана полностью по канонам: вы услышите все, что ожидаете от сладжа, и ничего больше. Очевидно, что для людей за пределами метала JWH интересней своей организационной деятельностью, чем музыкой. Зато на этом поприще JWH в авангарде.

Для FunkGanG хип-хоп-нарратив кончился где‑то на заре 90-х. Участников группы явно не смущает, что за последние 30 лет жанр прошел множество трансформаций: для них олдовый саунд — явно критическое высказывание в сторону современного, коммерческого, как бы не аутентичного рэпа. Минимум локальной адаптации (в их треках до сих пор можно встретить телеги про гетто в России), но харизматично.

Слушая единственный альбом барда «СС», в миру известного как Сергей Иноземцев, кажется, будто это очередная теневая запись поздних 80‑х или 90‑х. Его лирический герой разделяет мироощущение, рифмующееся с поэтическими образами Летова, Янки, Д’ркина и частично Александра Васильева, однако сейчас Иноземцеву нет и 30 лет, а его альбому от силы два года. Хороший поэт обладает умением спеть о личном как об общем, вне зависимости от возраста, и стихи Иноземцева прекрасное тому подтверждение: проникновенное «Поле» поражает не столько словами, сколько их вокальным воплощением. Примерно так мог бы звучать Илья Мазо, если бы эмоций в нем было побольше, чем концепций.

Старик Б.У.Кашкин — культовый персонаж неформального искусства Свердловска — Екатеринбурга. В его синтетическом творческом наследии есть стрит-арт, фотография, поэзия, а также песенки, которые он исполнял вместе с участниками созданного им общества «Картинник». Они называли свои выступления «панк-рок-скоморох-шоу». Простая мелодия и текст оркеструются импровизацией самодеятельных участников, музыка обрастает перформативными дополнениями в духе «Поп-механики». «Любаша» — хит «Картинника», затяжной и одновременно залихватский плач, который въедается в память слушателя.

Концерт для необычного ансамбля, в котором электрогитары и духовая секция задействованы вместе с мотобензобаком и циркулярной пилой. «НХА» шьет лоскутное одеяло из известных мелодий, авторских музыкальных эпизодов и импровизации, соединяя песни The Beatles, музыкальный минимализм, фри-джаз и шумовые эксперименты. Нарочитая цитатность перформанса отражает постмодернистскую парадигму, в которой творец не создает новое, а компилирует. Форма перформанса отсылает к балагану и к ярмарочным действам.

Vitamin Youth — многоликая группа. Они могут исполнять и городской романс, и каверы на русские поп-хиты, и абстрактный нойз, и драйвовый рок. Тема Урала и Свердловска — Екатеринбурга сквозная для их творчества. Песня «Я Свердловск» из последнего альбома группы «Они — это мы» похожа на коллаж из разнохарактерных частей: кантиленные инструментальные эпизоды сменяются дикими песенными.

VIA Avtozagar представляют себя как «первый живой танцевальный автотюн-проект на Урале кибер-шансон-секстет». Блатные корни шансона вдохновили создателей коллектива на два основных творческих принципа: «воровство» музыки и самодеятельность. Солисты не умеют петь и играть на инструментах, поэтому группа использует инструментальные версии известных композиций и добавляет к ним вокал, обработанный автотюном. Песня «Киберказак» иронизирует над активной борьбой нового казачества за нравственность не только на улицах города, но и в интернете.

DAS MAN — это философские тексты, положенные на техно и постпанк. По их собственному определению — «проект, инспирированный Хайдеггером и прямой бочкой, зовом бытия и всевозможными музыкальными клише от постпанка до прототрэпа». В основе песен DAS MAN лежат переживания лирического героя, которого можно охарактеризовать как богемно-маргинальную фигуру. Персонаж, который хочет найти признание в тусовке и описывает несостоятельность своих попыток. Он испытывает сильную усталость от культуры и демонстрирует ее никчемность.

Пермская «Лилия» — нечто среднее между электронной группой и коллективом художников, исследующих звук. Они развиваются в логике коллективной электронной импровизации, создания и прочтения абсурдистских партитур, звуковых интервенций в разные среды.

Герои моей статьи — сообщество Vovne, объединившее музыкантов (и не только музыкантов — художников, философов, театральных режиссеров, фотографов) из нескольких сибирских городов, Кемерова, Томска, Новосибирска, Юрги. Всех их объединил интерес к экспериментальным формам искусства и импровизации как основополагающей форме организации своей творческой деятельности. Первые встречи между участниками произошли в районе 2005–2006 годов, совместная деятельность началась где‑то с 2007-го и продолжалась вплоть до 2016-го — центральной точкой сообщества был студенческий театр «Встреча» в Кемерове. На сегодняшний день абсолютное большинство участников сообщества из Сибири разъехалось.

«Студия неосознанной музыки» — своего рода флагманский проект сообщества. Эта пластичная по устройству формация начинала свой путь в качестве импровизационного состава, но постепенно коллектив нажил себе комплект песен, сочиненных двумя разными вокалистами. Полностью от импровизационного принципа отказываться они не стали — по сути, песни перепридумываются каждый раз, сохраняя текст и прочие структурные особенности, но при этом и трансформируясь тоже, в том числе и в зависимости от состава участников. На этом концерте в Новосибирске с «СНМ» играют местные музыканты, Дмитрий Смирнов и Глеб Фещенко, которые привносят в нервный и шумный техно-панк живительные фри-джазовые нотки.

В рамках сообщества Vovne, о котором идет речь в моей статье, собрались вместе музыканты Кемерова, Томска и Новосибирска — и некоторые из них развивали подобные направления в своих городах до того, как влились в общий коллектив. Отличный пример — томская индустриальная формация «Секта Феникса», умудрившаяся в свое время устроить скандал в стенах Томского госуниверситета одними только наклейками со своим названием; преподаватели не на шутку всполошились, решив, что кто‑то зазывает студентов во всамделишную секту.

Еще один важный томский музыкант, не столько начинавший в составе сообщества Vovne, сколько присоединившийся к нему уже с солидным собственном опытом за плечами — это Глеб Успенский. Лидер интересного томского коллектива «Будни лепрозория», появившегося в конце 1980-х, но всю дорогу остававшегося слишком уж своеобычным, чтобы быть зачисленным в ряды сибирского панка, после распада «Будней» Успенский двинулся в сторону такой том-уэйтсовской хриплоголосой песни, в равной степени романтичной, ироничной и брутальной. «Собачий триндем № 2» — кемеровский проект Успенского, в рамках которого вся эта жестокая лирика (так сам Успенский называл свою программу) уместно подкреплялась поющей пилой, гремящими по железу цепями и прочим интересным инструментарием.

Электронный проект Дениса Ахунова и Максима Евстропова, возникший после распада «Секты Феникса». Именно в составе этого проекта томичи стали выступать на мероприятиях Vovne — а позже Евстропов не только влился в состав «Студии неосознанной музыки», но и стал одним из самых активных участников сообщества, наряду со следующим музыкантом.

В любом сообществе есть такой человек, на котором держится львиная доля всего того, что делается, и без которого все рискует развалиться — в составе Vovne такую роль выполнял именно Александр. А послушаем мы композицию с его сольного альбома, целиком исполненного на препарированной акустической гитаре.

Когда экспериментальные музыканты из разных городов обнаружили друг друга, они довольно быстро начали делать совместные проекты — и одной из первых таких междугородних историй стал фестиваль «Тапер», стартовавший в 2007-м, проект по созданию нового музыкального сопровождения для классических и экспериментальных немых фильмов. Эту музыку к короткометражному фильму Хермана Дж. Вайнберга «Осенний огонь» исполняет кемеровский музыкант Егор Мирошник, занимавшийся в рамках своего сольного проекта Inorganic Blossoming аналоговой электроникой свободных форм.

Я уже упоминал, что музыканты Vovne не ограничивались одной только музыкой — многие их мероприятия были полноценными междисциплинарными проектами, совмещавшими музыку, театр, видео, мелодекламацию и что только не. Хороший пример — празднование 105-летия Даниила Хармса, выпущенное целиком под коллективной вывеской «Херувимы».

Магистральный проект Vovne — фестиваль «Тезисы», выросший за шесть лет своего существования из скромного концерта пары-тройки местных групп в многодневную историю, объединявшую музыку, театр, перформансы и визуальные искусства и проходившую с участием международных гостей вроде саксофониста Матса Густафссона. Эта запись с «Тезисов» 2012 года фиксирует фестиваль в переходном состоянии — здесь вместе с Siberian Improvisation Company, импровизационным проектом Vovne со свободным составом, впервые играют музыканты из Питера, Москвы и Польши. Говорят, когда флейтистка Эдита Фил, приехавшая вместе с гостями фестиваля, московским «ГАМ-ансамблем», рассказала о странном сибирском фестивале импровизационной музыки у себя дома, многие европейские музыканты выразили желание немедленно поехать на него в эту загадочную Сибирь.

Еще один междисциплинарный проект «СНМ» — совместное выступление с Сергеем Лавлинским, преподавателем, литературоведом и земляком.

После «Тезисов-2012» сибирские музыканты стали не только приглашать к себе коллег из других городов и стран, но и выезжать на собственные гастроли и совместные выступления и записи с этими самыми коллегами. Летом и осенью того года «СНМ» и SIC! откатали тур по 10 российским городам, выступили на фестивалях «Апозиция» и «Длинные руки», а также выпустили совместный студийный альбом с питерским саксофонистом Белоруковым.

Эта песня из репертуара «Студии неосознанной музыки» не сказать что иллюстрирует собой какой‑то важный этап эволюции сообщества или еще что‑то такое. Скорее это личный момент — впервые «Студию неосознанной музыки» я услышал в 2014-м в Красноярске, на фестивале «Кулик-фест», и именно эта песня запала в душу сильнее всего.

Томский проект Юрия Турова и Вадима Дикке, присоединившийся к Vovne уже в первой половине 2010-х.

Музыка к танцевальной постановке по мотивам фильма «Аэлита», показанной в 2014 году.

В 2016-м сибирская страница истории Vovne закончилась на довольно неприятной ноте. Фестиваль «Тезисы» жил и развивался на базе студенческого театра «Встреча», структуры Кемеровского государственного университета. Но новый ректор, заступивший на свой пост в 2016 году, решил, что университету не очень-то нужны какие‑то странные ребята, устраивающие на университетские деньги непонятные мероприятия с непонятной музыкой. Театр «Встреча», существовавший почти 30 лет, закрылся (как позже выяснилось, временно), а несколько сотрудников, в том числе и Александр Маркварт, уволились и уехали из Кемерова. Жизнь самого сообщества и нескольких его коллективов, впрочем, продолжилась за пределами Сибири — эта запись, на которой «Студия неосознанной музыки» собралась практически в том же составе, в котором впервые выступала под таким названием, была сделана на квартирнике в Питере в 2018-м.

В Сибирь музыканты, понятное дело, периодически возвращаются — эта запись была сделала в родном Кемерове в 2020 году. Можно сказать, что этот гибрид импровизации и полевой записи является своего рода критическим высказыванием — в своей физической форме этот альбом представляет собой баночку с мутной водой, получившейся после таяния набранного на месте записи кемеровского снега.

«Жертвоприношения» — проект, организованный участниками Vovne, Александром Марквартом, Максимом Евстроповым и Степаном Качалиным, уже в Питере, с участием множества активных деятелей местной андеграундной сцены (например, Николая Рубанова, Владимира Лучанского и группы Weezdüm). Впрочем, после февраля 2022 года творческое ядро проекта уехало и из Питера тоже — кто в Тбилиси, кто в Стамбул, кто в Берлин. На петербургской сцене произошло то же, что и за несколько лет до этого на кемеровской, — ровно то, что вынесено в заглавие этого трека.

Владимир Барагунов (1939–1997) известен прежде всего благодаря оркестровым и хоровым обработкам черкесских традиционных песен. С одной стороны, это все вполне вписывалось в линию встраивания фольклора в академическую традицию, в целом характерную для советского времени, с другой — во многих его композициях присутствовал экспериментальный элемент. Не менее интересна и другая сторона творчества певца — эстрадная. Песня «Родная сторона», написанная Билялом Каширговым на слова Георгия Тлостанова, получила известность именно в его исполнении. Это хороший образец кавказской эстрады «на экспорт» — песня о красотах родного края на русском языке.

Благодаря таким песням многие кавказские артисты получали известность за пределами родных республик. «Родная сторона» очень хорошо сделана — здесь есть и кавказский колорит, и особое светлое настроение, характерное для советской популярной музыки 1960-х.

Заур Тутов — наверное, самый известный и популярный эстрадный исполнитель родом из Кабардино-Балкарии. С песни «Уи деж» («К тебе»), написанной Зауром Жириковым на слова Петра Кажарова, когда‑то все начиналось. Тогда певец, которому не исполнилось еще и тридцати, стал звездой и вскоре был приглашен на работу в Москонцерт. В 1970-е эта песня звучала очень актуально: оказывается, черкесская и вообще кавказская эстрада может звучат так — современно, но в то же время с ярко выраженной национальной спецификой.

Борис Кужев — заслуженный артист Кабардино-Балкарии, чьи песни когда‑то гремели на республиканском радио. К сожалению, на «Мелодии» не было выпущено почти ничего, и имя певца сейчас почти забыто. Эта запись конца 1960-х — одна из немногих, что сейчас есть в свободном доступе в интернете.

Нурбий Емиж — наверное, самый необычный представитель позднесоветской и постсоветской адыгейской эстрады. В своем творчестве он шел не от фольклорной традиции и не от советских эстрадных стандартов, а от западной музыки. Он показал, что на родном языке можно петь, не сползая в стереотипы. Такие песни хорошо бы смотрелись на сборниках романтических рок-баллад, которые были популярны в начале и середине 1990-х.

К сожалению, Нурбия Емижа затронула общая беда региональной эстрады в России: отсутствие грамотного продюсирования. При наличии огромного потенциала (красивые мелодии, необычный подход к звуку, романтически-лирические тексты) певцу не удалось записать полноценного альбома. Отдельные песни попадали в сборники, которые выпускались либо на кассетах, либо в формате mp3, — но этого явно недостаточно. Надеюсь, что на сегодняшней волне интереса к локальным культурам кто‑нибудь наконец возьмется издать сборник его записей.

Как ни иронично, начать подборку, описывающую современную сцену Кирова, мне придется с клипа московского хаус-продюсера Александра Лейфа. Все дело в том, что так проще всего бегло познакомиться с предметом моего исследования — рейвами на одной из местных автомоек. В исследовании я анализирую то, как это место стало центром городского музыкального ландшафта, а сейчас расскажу о нескольких артистах, из которых этот ландшафт состоит.

Клип кировского брейкбит- и джангл-продюсера, подписанта английского лейбла Kniteforce и диджея «Мойки» Александра Кстенина (Ant to Be), кажется, всеми силами избегает использования локальной идентичности. Киров, оказывается, легко спутать с Миннесотой из «Фарго» — достаточно сменить надписи на зданиях, и вот уже готовы декорации к классическому американскому триллеру. Но, возможно, детская любовь к американским триллерам или, например, группе Prodigy тоже являются значимой частью нашей идентичности. Музыка позволяет смотреть на город по-новому и свободно собирать его образ.

Музыкант с совершенно другим бэкграундом, IDM-продюсер Рома Цепелев (Illuminated Faces), прочно закрепившийся в театральной среде. Периодически выступает диджеем «Мойки» и востребован на локальных рейвах — потому что в диджей-сетах драматургия оказывается не менее важна, чем в театральных постановках.

«Суперкозлы» — крайний проект выходца из панк-хардкор-тусовки, повара «Мойки» и автора лучших комментариев для ее исследования Павла Мятного. Павел известен за пределами Кирова за счет этого и других гитарных проектов («Операция: алмазное бикини», «Сельская молодежь»), но, как и все посетители «Мойки», тоже любит электро. Пусть и по-своему.

В какой‑то момент «Мойка» из места для рейвов трансформировалась в концертную площадку. Англоязычная ретро-инди-группа Pikes Jr. — один из лучших живых коллективов Кирова прямо сейчас, а их концерт на «Мойке» — одно из лучших воспоминаний прошлого лета.

В этой песне Марии Кононовой (Maria Kon) фолковые мотивы оказываются в приятном соседстве с современной электронной музыкой. У нее есть гораздо более изобретательные клипы, но «На крючок» интересен здесь тем, что его существенная часть была отснята на рейве.

Строчка из этой песни послужила заголовком моего материала. «Река» была написана после одного из кировских рейвов несколько лет назад и отлично отражает настроение закончившегося праздника.

Возможно, ощущения, которые настигают после вечеринки, бывают такими тягостными от того, что все произошедшее на ней теперь кажется проваленной попыткой эскапизма. С другой стороны, возможно, так мы испытываем всего лишь мимолетную тоску по испытанному коллективному переживанию, которое способно когда‑нибудь изменить не только нас, но и наши общественные отношения. В песне «Черной речки» уживаются оба этих «возможно» — и разочарование, и надежда.

Альбом с записями, которые мы сделали с французским документалистом к одноименному фильму. Фильм получился знаковым, так как местные музыканты узнали о том, что их музыка интересна далеко за пределами России, и увидели, как можно по-разному работать со звуком, картинкой и пространствами. Это сомнительный момент с точки зрения деколонизации — снова пришел француз и всех спас. Но фильм и аудиозаписи к нему стали важным событием для черкесской музыки. Особенно интересны тут записи ансамбля «Жъыу» в «золотом составе».

Сольный альбом музыканта из Кабардино-Балкарии, которому пришлось создать оригинальную манеру исполнения не из художественных вызовов, а по бытовым причинам. Темболат не мог найти постоянный состав для того, чтобы петь песни ансамблем (как это и принято в черкесской музыке), поэтому ему пришлось заполнять все звуковое пространство голосом, скрипкой-шичапшиной и флейтой-камылем. Как это часто бывает, ограничения позволили создать что‑то новое и самобытное.

Второй альбом группы, который уверенно закрепил в музыкальной среде термин «посттрадиционная черкесская музыка». Слушатель, особо не включенный в адыгский контекст, может подумать, что на альбоме фольклор в каноничной форме. Но если углубиться в детали и послушать самих музыкантов, то можно обнаружить, что на «Taboo» влияла разная музыка: от черкесских этнографических архивов до анатолийского рока, дроун-эмбиента и даже блэк-метала. Однако все эти влияния не создают эффект фьюжна и гибрида «архаики и современности», а органично вписаны в традицию.

Главный хит группы. В нем участники в образе маргиналов описывают и показывают их образ жизни на фоне «живописных» кадров неблагополучных районов Улан-Удэ. Трек полюбился поклонникам группы, одним за то, что в нем они увидели себя, другим из‑за отражения ужаса происходящего, третьим он просто показался веселым. Напрашиваются параллели с ВИА «Веселые ребята», на фоне распада государства появились новые «Веселые ребята», уничтожающие старые устаревшие нормы экстремальными методами под звонкий, озлобленный, истеричный смех.

Трек, в котором Угол провозглашает себя «философом подвалов помоек», и предсказывает свою гибель от алкоголя. Беглая задорная мини-автобиография о том, как «в прошлом примерный сынок» стал создателем анархо-аморализма, как противостоял он социуму (или социум ему) и в каком состоянии разворачивалась эта драма.

Ничто не в безопасности, нет ничего святого во время разложения социальных, культурных, поведенческих норм. Вот и кукольный театр пострадал из‑за глубокой неудовлетворенности сторожа Маркела своей жизнью. Так дети остались без одного из немногих мест для проведения культурного досуга, а значит, ближе к дворовой/уличной жизни…

Жизнь аморала коротка, в какой‑то момент силы его покидают, и он умирает. Смерть его одинокая, медленная и мучительная. Соратники его оставляют, продолжая бесконечный кутеж, а другие жители города только и рады и активно учувствует в его умирании, показывая свою звериную жестокость, прячущуюся под маской «нормальных» людей.

Документальная иллюстрация того времени: день города, полная площадь людей, антураж, обратите внимание, как ведущий объявляет группу «Оргазм Нострадамуса», выступление группы, толпа людей сначала просящие, затем вопящие трек «Веселые ребята» — время, в котором можно все! Но, выступая, участники группы устроили постановочную драку, что не понравилось организаторам, и больше на такие мероприятия их не звали. Так, Улан-Удэ в этот раз в лице властей города снова не приняло Угла и его соратников, что вынудило их поехать по России.

Калининград — это море и синти-поп. Если с первым все понятно, то со вторым стоит дать немного контекста. Традиции синти-попа здесь необычайно сильны: в старейшем клубе «Вагонка» уже больше тридцати лет проводится ежегодный съезд фанатов Depeche Mode, приуроченный ко дню рождения Дейва Гаана; в город привозили Camouflage, Mellotron и De/Vision; в клубе на 2000 человек диджеил Энди Флетчер; а когда можно было выбираться на концерты в Европу, то на выступления DM в Литве и Польше из области выезжали десятки автобусов, груженные подпитыми и шумными фанатами в застиранных футболках с давних туров. Так что Калининград — это море и синти-поп, и мало кому удалось воплотить это столь же точно и гармонично, как «ЛондонParis» — заслуженным романтикам, написавшим не менее полутора десятков нежно любимых локальных хитов.

Главный объект исследования в статье о калининградской независимой сцене для третьей части сборника «Новая критика». Редко записывающаяся, но регулярно выступающая с мощными полуимпровизационными концертами группа из Светлогорска, плетущая самобытную мифологию, в которой встречаются море и холмы, высоты и низины, изоляция и оторванность от большой страны и балтийская природа. Подробнее — в книге.

Тесно связанная с «Темноямском» инди-группа (двое участников группы курсируют между проектами). Композиция «Лес» соединяет коллективы: Hellomishel обращаются в этой размашистой психоделической композиции к природной тематике «Темноямска», а последние по-своему интерпретируют и цитируют песню на концертах.

«Провинция моя», в версии самого важного рэп-исполнителя, которого подарила миру калининградская земля. За нагромождением тюремной лексики, опасных панчей про «арийскую землю» и «хрустальную ночь», а также упоминаний группы Gorgoroth и «дистрофана Вэнса из „Дома-2“» скрывается необыкновенно точно переданная серая, провинциальная, но такая родная и такая уютная калининградская тоска.

Дуэт «Лаванда» опередил время на двадцать лет. Ретровейв с его «мальчиками на „девятках“», а также рэперы-мажоры из богатых семей — это ключевые теги отечественной сцены прямо сейчас, но Фил Гуд и Фред Колесников проработали эти темы еще в начале 2000-х. Сингл «Московский, 33», помимо упоминаний калининградской топографии, еще и здорово описывает насыщенные выходные в городе: начавшись с покупки польского рома в ночном гастрономе, на следующий день вечеринка продолжается выездом на дачу с Южного вокзала. Лето, любовь, молодость! А весеннюю сессию оплатят родители.

Кто застал 1990-е в Калининграде, знают, что это было удивительное время. Кажется, впервые за десятилетия жители города ощутили его своим и, несмотря на повальную бедность, шумно гуляли и тусовались. На День города центр Калининграда был буквально усыпан «грибами» — импровизированными летними верандами, украшенными зонтиками с логотипом Holsten. Пиво лилось рекой, люди выходили и жарили шашлыки прямо на Ленинском проспекте, а на Острове, у могилы Канта, гремела главная группа эпохи «Гитары и джинсы», позже переименованная в «ГитарыStereo».

Песня «Любовь и барабан» записана живьем именно в этом месте и вобрала в себя дух этого времени: группа «Браво» пополам с Blur, с головокружительным текстом, рождающим сотни ярких ассоциаций. В то время проще простого было нарваться на неприятности и получить по лицу, но вместе с тем чувствовалось народное единство, которого не было ни до, ни после.

«It Was a Good Day» в версии артиста, родившегося в Грозном и переехавшего в Калининград в возрасте восьми лет. Агрессивные зарисовки с калининградских улиц: снова Остров, расположившийся под эстакадным мостом, снова усыпанные брусчаткой подворотни кирпичных домов, в которых «пальцы мнут пластик», дамочки, поднимающиеся на лифте в пафосное и давно уже почившее кафе «Бон-Бон». Классика жанра, как читает сам рэпер.