Чуда не случилось: Манижа заняла на «Евровидении» 9-е место, что, учитывая предыдущий опыт участия России в конкурсе, можно даже считать провалом. Но и черт с ним. Как я и говорил, это ничего не значит.
Долгое время «Евровидение» было для нас выставкой достижений нашего поп-хозяйства (за неимением лучших или незнанием нашей индустрии об этих лучших). Мы старались, мы напрягались, мы рвались туда, посылали лидеров чартов в белых майках со скрипками и бабушками, группу «Тату» и Илью Лагутенко.
Незачем стараться. Участвовать в карнавале можно, если у тебя есть подходящие костюмы, в которых ты себя нормально чувствуешь. У нашей поп-музыки таких костюмов сейчас нет: условия изменились.
Трек Манижи говорит о нашей поп-музыке куда больше, чем любой танцевальный номер с подтанцовкой. Нервный, полиритмичный, цветастый трек о силе тех, кого принято считать слабыми, — это правильное лицо российской музыки, которая за последние годы стала все меньше походить на Лазарева с Полиной Гагариной. Дерзость этой сцены совсем не карнавального свойства. Это дерзость сказать, что ты против, или дерзость признать, что ты потерпел поражение, или дерзость отчаяния.
Это во многом отголоски не только культурных трендов. Когда страна выбирает особый путь, ее музыка тоже идет по особому пути (первый со вторым не совпадает, но отличается от общеевропейского, например). Это нормальная реакция на реакцию. Песня Манижи оказывается удивительно четким отражением этой реакции. Послали бы кого‑то более благостного, выглядело бы абсолютно неестественно (см. большую часть наших номеров на «Евровидении» за последние восемь лет).
«Евровидение» все еще остается для нас площадкой для репрезентации, только мы уже не стремимся к победе. Нам просто хочется себя показать и как‑то зафиксировать момент. Ну и ладно. Когда придут другие времена, мы снова будем веселиться, красочно страдать и кататься на коньках. Но это потом.
