Всегда довольно сложно писать о людях, чьи взгляды тебе идеологически не близки. Можно сколь угодно долго спорить о том, чем была для Хаски поездка на Донбасс — мальчишеским желанием, журналистским заданием или чем‑то еще, — вспоминать или не вспоминать песню со словами «Пора валить тех, кто говорит: «Пора валить». Можно рассуждать о том, насколько стоит отделять творчество от создателя, насколько лирический герой равен автору, насколько героя стоит делать узнаваемым при помощи слов, которые ты бы сам не сказал, насколько острые шутки — это просто шутки, ну и так далее. Но вместо этого я расскажу немного о себе.
Меня зовут Артем Макарский, и мне 28 лет. Мои взгляды скорее близки к социалистическим, но так и не сформированы до конца, уже полгода я мучаю «Общество спектакля» и думаю о том, что один мой товарищ перестал быть левым, когда дочитал эту книгу. Я не пошел на факультет журналистики, потому что меня отговорил отец, я ходил на протесты последний раз в 2012 году, где видел вживую плакат «Вы нас даже не представляете». Я ненавижу войну, но при этом не понимаю, насколько возможен мирный протест, да еще и считаю, что информирование и участие в сборах — это легитимная форма помощи. Я дружу с анархистами и не понимаю до конца свои собственные взгляды, потому что постоянно сомневаюсь в себе, — словом, я полная противоположность Хаски. И да, я всецело понимаю, насколько это саморазоблачающий абзац.
И тем не менее второй альбом Дмитрия Кузнецова, который все по привычке называют дебютным, «Любимые песни (воображаемых) людей», мне кажется одной из самых интересных работ в русском рэпе десятых. Это несмотря на кучу вопросов к его автору, особенно к песне «Мой фюрер», чудовищной в первую очередь с музыкальной точки зрения. Хаски там удалось совместить нарочно грубый, грязный звук со смесью подъездного рэпа и поэзией членов Южинского кружка.
Помимо мамлеевщины, поджидающей нас в каждом дворе, рэперу удалось немного сломить привычный для русского хип-хопа образ лирического героя. У него грубость сочеталась с прямым желанием принадлежать, а не обладать, он требовал от женщин доминирования, а не подчинения, считал себя мальчишкой, не боялся быть одновременно слабым и уязвимым и вместе с тем бравировать и показывать силу. Это была довольно впечатляющая запись о кризисе маскулинности твоего соседа, о вещах, о которых не принято говорить, но о которых все как‑то догадываются.
Отсутствие продюсера QT, практически в одиночку сделавшего выдающийся звук на «Любимых песнях (воображаемых) людей», на «Хошхоноге» сразу бросается в глаза. Трек «Люцифер», единственный, к которому он приложил руку, резко выделяется среди остальных не в последнюю очередь благодаря концовке практически в стиле Канье, с резким развитием оригинального семпла.
На этот раз музыку писали Бхима, новый любимый музыкант Хаски, White Punk, с которым в прошлом году у него вышла примечательная совместная работа, старый товарищ BollywoodFM, яркий новичок zavet и SP4K, в этом году поработавший с кучей больших рэперов — также он делал продакшен ЛСП и Boulevard Depo. При этом поначалу звук «Хошхонога» кажется довольно бедным, пластмассовым, усредненным, но постепенно в нем проявляется что‑то интересное: шорохи, скрипы, отголоски лейблов PAN и PC Music (трек с SP4K и вовсе семплирует Flume).
Музыка — возможно, самое интересное, за чем хочется наблюдать на «Хошхоноге», иногда это даже спасает не самые занятные композиции. Вот zavet, иронизируя, добавляет многократно повторяемое «tits» в конце проходного трека «Комната скомкана». Вот аккордеон группы «Залпом» вытягивает одну из многочисленных — и оттого утомительных — антиутопий альбома, «Реванш».
Пластиковый, совершенно дурацкий звук в духе Кейна (да, не Канье) Уэста в «Частушках» затмевает причитания о поэзии и музе (но к этому я еще вернусь). Где‑то, наоборот, превосходный продакшен только подчеркивает удачные треки (их, к сожалению, не так много): «Мир мух» и «Ода ничему» были бы явно не такими впечатляющими без музыки BollywoodFM и White Punk, а вязкое вступление «Афериста», сделанное тем же White Punk, настраивает на нужный лад.
Но все слушают Хаски не из‑за музыки, так ведь? Тут возникает одна из основных проблем альбома.
Смешение низкого и высокого превращается на «Хошхоноге» в какую‑то самопародию. Набор бессмысленных, пустых слов, за которыми не стоит ничего, кроме обличения мира потребления и создания антиутопий (как это свежо!). Россия для грустных — примерно это пытается сообщить нам Хаски, попутно говоря о том, как Путин насилует его и страну, намекает в рамках одного трека на дело Голунова и танец Дрейка для тиктока, сравнивает себя со старухой.
Поначалу это озадачивает, затем ненадолго заинтересовывает, к третьему прослушиванию уже утомляет. Хаски становится лишь чуточку лучше Фейса и его альбома «Пути неисповедимы». Да, на этом альбоме тексты посложнее, а музыка поинтереснее, но фактически их протест довольно схож между собой, разве что Хаски добавляет своему посылу метафор, предлагая слушателю их разгадать.
Было бы что разгадывать — на весь альбом есть всего пара интересных историй, за остальными видится лишь ворох самоповторов и отсылок к самому себе: что удивительно, повторов даже в плане интонации. Нарочитая грубость Хаски и его так называемая близость к народу наверняка заставит кого‑то, кроме меня, покривиться при слове «хач» (в «Мире мух» у него нет спасительного контекста, которым оправдывают его употребление в «Бесконечном магазине»). За этой близостью, в отличие от «Любимых песен», не видится чего‑то реального, лишь сконструированность, деланность, сплошная игра.
Есть что‑то невыразимо грустное в том, что в и так небогатый на события в русском рэпе год альбомом года (а есть уже и такие возгласы) может считаться пластинка, на которой есть «протестный» трек о том, как лирического героя трека насилует человек с именем Владимира Путина. Да, для условного мейнстрим-рэпа это, наверное, событие, но подпольные игроки вроде Овсянкина и Саши Скула читали о вещах и похуже, не говоря о том, что делали со своими героями Мамлеев и Сорокин.
По-настоящему удачная игра здесь возникает в «Оде ничему», в которой описание природы практически по Паустовскому вновь выходит на социальщину, — но Хаски слишком сильно упирает на то, как человечество исчезнет, а на его место придут собаки, мухи, птицы, кто угодно еще, с этой мыслью он и бродит на альбоме вокруг да около. «Хошхоног», записанный вместо выброшенного альбома «Евангелие от собаки», кажется высказыванием о том, что любой творческий поиск тщетен, пониманием того, что от судьбы и русского рэпа не убежать.
Я не вижу суровых российских реалий в этих песнях: мне кажется, большинство из них Хаски похоронил за ворохом отсылок и иносказаний.
Можно сколько угодно говорить о том, что ты поэт, своем предназначении, читать на политические темы, но если это неинтересно, то никакого смысла в этом нет и не возникнет. «Хошхоног» очень многое говорит о состоянии русского хип-хопа, русского протеста, о том, в каком кризисе мы сейчас все находимся. Альбом назван в честь бурятского блюда из кишок, но любая метафора и попытка объяснения названия альбома будет бесконечно пошлой — впрочем, все же попробовать стоит: если в нынешних треках Хаски и есть мясо, то практически нет крови. России, безусловно, не хватает злой популярной музыки — но здесь злость мальчишеская, пытающаяся быть серьезной. Хаски удачно сбивал свою собственную спесь в отличном прошлогоднем фильме «Люцифер», полном самоиронии и издевательства над самим собой, — очень жаль, что в музыку это впустить ему совсем не удалось.
