По какой‑то злой иронии судьбы этим летом с разницей примерно в две трети месяца идут годовщины смерти важных для определенного поколения музыкантов. Сперва было 20 лет со смерти Юрия «Хоя» Клинских — народного певца девяностых, озвучившего постперестроечный раздрай; в августе будет 30 лет со смерти Виктора Цоя — народного певца восьмидесятых, подготовившего людей к свободе. Сегодня — 40 лет смерти Высоцкого, народного певца шестидесятых-семидесятых, человека, каталогизировавшего застойную советскую жизнь, написавшего про все и про всех и высказавшегося от имени всех и сразу. Не хочется чересчур увлекаться нумерологией, но уход каждого из них был символом конца очередной эпохи. В случае с Высоцким, который умер в дни московской олимпиады, это был конец времени вымученной стабильности. А в новое время брали не всех.
Семь лет назад Юрий Сапрыкин еще для другой «Афиши» написал текст, в котором объяснял, почему Высоцкий оказался совершенно невостребован в наше время. С ним отчасти хочется поспорить. Его перепевают не только стареющие рокеры, но и вполне себе популярные рэперы, его жегловский образ все еще определяет отношение граждан и к правоохранительной системе и к тем, кого она перемалывает, его цитаты вымирают, но не полностью. С ним отчасти хочется согласиться: мы действительно не мыслим словами Высоцкого, а описанные в его песнях реалии подчас совершенно непонятны даже тем, кто хоть немного застал советское время.
Интереснее понять, почему так происходит. И, возможно, дело не только в самой лирике и не в героях, но и в образе, который после смерти Высоцкого стали мигом канонизировать все кому ни попадя (что вызывало оправданное отвращение современников). Высоцкий как миф и памятник — фигура однозначная и односложная, его произведения легко расщепляются на хлесткие цитаты, не предназначенные для оспаривания. Наряду с Гошей из «Московских ворот» (тоже, кстати, 1980 год) он стал символом маскулинного дискурса, которого остро не доставало в слабеющей и дряхлеющей стране (недаром его песни любили потом вворачивать в титры перестроечных детективов и боевиков, недаром за его Жеглова были готовы голосовать в 1999 году). Эта односложность и одномерность — вымышленная во многом — наряду с анахронизмами в лирике и превратила Высоцкого в памятник прошлой эпохи. И это плохие новости и для тех, кто ту эпоху не любил, и для тех, кто по ней тоскует. Не за что зацепиться.