«Киноспекуляции» Квентина Тарантино и еще 3 книги, написанные кинорежиссерами

Факт, который все еще не вполне умещается в голове, но к которому нужно привыкнуть: за последние десять лет Квентин Тарантино выпустил столько же книг, сколько и фильмов. Дальше по плану мокьюментари-биография «Фильмы Рика Далтона» и фильм «Кинокритик» (книга, скорее всего, выйдет раньше, особенно с учетом актерской забастовки) — и все, Квентин из режиссера, который еще и пишет книги, начнет превращаться в полноценного писателя, который на заре карьеры умудрился снять десяток отличных фильмов. Тут бы погоревать, но горевать не хочется.

Потому что Квентин Тарантино — ******** [превосходный] писатель.

Уже дебютный роман «Однажды в Голливуде» показал, что освоение новой профессии не придурь и не шутка. Он оказался не расширенным сценарием и даже не прямой новеллизацией одноименного фильма, а самостоятельной работой, которая превращала одного из героев в антигероя, оставляла за кадром кульминацию фильма и раскрывала в истории совсем другой сюжет, гораздо более личный и трогательный.

Одна из глав в самом начале этого романа по факту представляла собой эссе о фильмах Романа Полански — оказывается, это был тизер следующей книги. В «Киноспекуляциях» Тарантино наконец выходит на первый план и начинает просто рассказывать о том, что он любит больше всего.

Жанр книги определить непросто. Вроде бы это сборник разномастных эссе, а вроде бы и скрытые мемуары: рассказы о фильмах здесь неотделимы от личных впечатлений Тарантино о том, как он смотрел их в заштатном кинотеатре, а завершающая глава и вовсе оказывается самым личным высказыванием, которое автор вообще когда‑нибудь себе позволял. Важно вот что: это книга, которую мог написать только Квентин Тарантино.

На свете есть историки, которые знают больше фактов о кинематографе семидесятых и восьмидесятых; вполне могут существовать люди, которые любят их не меньше (но не факт); есть киношники, которые умеют рассказывать о своей работе. Но Тарантино — это всё сразу. Это двенадцатилетний мальчик, с восторгом поглощающий все жестокие фильмы, которые мама разрешала ему смотреть. Это зрелый зритель, умеющий анализировать кино с разных сторон. Это опытный режиссер, понимающий, сколько кругов ада может пройти сценарий, прежде чем превратится в фильм, который окажется лучше или хуже (а порой — и то и другое разом) оригинальной задумки. Это человек, лично знакомый с половиной Голливуда и знающий множество историй из первых рук. В конце концов, это абсолютно повернутый фанат, которого хлебом не корми — дай прочитать лекцию о расистском подтексте «Грязного Гарри» или повоображать вслух о том, что было бы, сними Брайан Де Пальма «Таксиста». Такой словоохотливый болтун-всезнайка может раздражать (и если читать книгу залпом, уже к середине от бесконечных отступлений, сравнений, баек и перечислений может начать укачивать) — но его обаяние заразительнее любого вируса.

«Киноспекуляции» нарочно избегают какой‑то единой концепции — точнее, едва кажется, что ухватил идею, как автор делает финт и уводит повествование в другую сторону. Это просто многословные и непредсказуемые истории о насилии на экране, о режиссерах, об актерах, о критиках, о чем угодно. Наряду с «Грязным Гарри» и «Таксистом» Тарантино нарочно выбирает для рассмотрения не самые очевидные фильмы: Брайан Де Пальма в оглавлении представлен фильмом «Сестры», Сильвестр Сталлоне — дебютной «Райской аллеей», Тоуб Хупер («Техасская резня бензопилой») — «Домом смеха». И дело не в том, что эти фильмы лучше более известных картин тех же режиссеров (часто наоборот: говоря о Хупере, автор сам на берегу признает: «ТРБ» была штукой настолько уникальной, что он при всем желании не мог бы удержаться на таком уровне»), просто иногда второстепенный фильм позволяет рассказать историю получше. А Тарантино обожает рассказывать истории.

При этом, надо отдать ему должное, несмотря на все мемуарные элементы, собственное эго автор засовывает куда подальше. Даже когда он рассказывает о собственных встречах с режиссерами или вспоминает, как выходил на сцену за «Оскаром», главными героями остаются актеры, режиссеры, сценаристы и критики. Даже когда он, рассказывая про полиэкранную сцену в «Убить Билла», пишет «а потом экран делится на две части — кажется, что Брайан Де Пальма ненадолго вырвал фильм у меня из рук», это не самолюбивый выпендреж, а комплимент Де Пальме. Вообще, ключевая эмоция книги — это благодарность всем тем люди, которые сделали Квентина Тарантино Квентином Тарантино.

Так что независимо от того, смотрели вы все эти фильмы или не видали ни одного, «Киноспекуляции» оказываются идеальной книгой, напоминающей о том, что в словосочетании «магия кино» ключевое слово — «магия».

За тридцать лет карьеры Миранда Джулай занималась миллионом вещей: riot grrrl роком и перформанс-артом (в девяностые), независимым кино и прозой (в нулевые), разработкой авангардных мобильных приложений (в десятые). Но, как ни странно, почти все ее разрозненное творчество сфокусировано на единственном феномене — неожиданной эмоциональной связи между самыми неподходящими для этого незнакомцами. Фильм «Я и ты и все, кого мы знаем», где школьники сближались с кураторшей на почве копрофилии (не спрашивайте), а продавец обуви влюблялся в таксистку, взрастил целое поколение инди-режиссеров, уверовавших в нью-эйдж-магию интернета. А джулаевский мессенджер для айфона Somebody заставлял, опять же, незнакомцев доставлять цифровые сообщения вживую.

Прозу с кинематографом Джулай чередует равномерно (за двадцать лет на три полных метра приходятся три книги) и никогда не переносит свои книги на экран — так что именно на бумаге ей удается описать самые невероятные человеческие сближения. В сборнике с гениальным переводным названием «Нет никого своее» таких удивительных случаев было описано около дюжины, зато в романе «Первый нехороший человек» единственный случай был наполнен самой большой глубиной. Сорокалетняя менеджерка карате-школы для женщин, страдающая от ОКР и многолетнего преследования призраком пока еще не рожденного младенца, вынужденно приютила у себя агрессивную тинейджерку — дочь босса. Сначала они дубасили друг друга, а потом становились ближайшими людьми.

Надо сказать, что вычурность и сентиментальность прозы, которая в пересказе может звучать невыносимо, Джулай, как и в своих фильмах, мастерски сбивает отличным чувством кринж-юмора: ее сборник нон-фикшен-заметок про авторов газетных объявлений «It Chooses You» и вовсе читался как печатный вариант шоу Джона Уилсона или Нейтана Филдера. В таком случае «Первый нехороший человек», оканчивающийся фразой «величественная музыка, ни одного сухого глаза в зале, титры, дождь аплодисментов», — нарочито неестественный метаситком образца «Навеки Салли» и шоу Криса Лилли.

(Никита Лаврецкий)

Кинорежиссеры делятся на два типа — тех, у кого ноутбук заряжен, и тех, кто снимает, не отвлекаясь на написание текстов. Ко вторым, скажем, относится Дэвид Финчер, который за жизнь не написал ни одной сценарной строчки, но активно взаимодействует со своими сценаристами-соавторами (оставляет на полях замечания, указания, пожелания; надо ли говорить, что больше всего вопросов во время съемок «Манка» у него было к сценарию своего давно умершего отца?). К первым — конечно же, Вуди Аллен, Квентин Тарантино и Дэвид Кроненберг. Аллен вообще, кажется, больше драматург, чем режиссер, а Тарантино и Кроненберг, судя по их литературным дебютам, еще и отменные писатели.

Первый печатный фикшен-роман канадца Кроненберга вышел почти десять лет назад и оказался ровно таким, как и его лучшие фильмы: умным, игривым, сатирическим и, разумеется, страшно технологичным (если Финчер — технолог-пессимист, то Кроненберг — технолог-оптимист). На первых же страницах режиссер вываливает на нас столько информации о фотоаппаратных объективах, что нет смысла лезть за справочной информацией в «Википедию». Собственно, технологии играют важную роль в романе, потому что его главные герои — любовники Наоми и Натан — американские журналисты-фрилансеры, которые помешаны не только друг на друге, но и на своей работе, завязанной на чудесах техники (они активно иллюстрируют свои материалы фото- и видеосъемкой).

Итак, пока Натан пишет (в идеале для New Yorker, но как пойдет) статью про подпольного хирурга из Будапешта, Наоми в Париже и Токио раскручивает историю супругов Аростег — философов и профессоров из Сорбонны, состоявших в свободных отношениях, пока муж не съел жену, но это не точно! Уже в завязке узнается типичный Кроненберг: каннибализм, как в «Судорогах», и парочка героев, помешанных на виртуальной реальности, как в «Экзистенции». Режиссер настолько хирургически точен в описаниях деталей, что перед глазами сразу же возникает картинка. Этот роман — проза кинематографиста, а не литератора. Готовый черновик фильма, который Кроненберг хотел экранизировать для «Нетфликса» (как и новые «Преступления будущего»), однако стриминг пошел на попятную, поняв, какой боди-хоррорный хардкор ему предлагает канадский визионер.

Фильм, впрочем, все равно будет, а как он будет выглядеть, можно понять из трейлера романа, который Кроненберг поставил собственноручно. Там режиссер играет хирурга (с которым его всегда сравнивают кинокритики), но нужно четко понимать, что кинематографист, а теперь и писатель, — не только формалист и мыслитель, но еще и страшно чувственный художник. Собственно, в «Употреблено» рассказывает не только про технологии, но и про то, как чувства и близость меняются под их воздействием.

(Евгений Ткачев)

Оливер Стоун — не просто режиссер, а личность, каких мало в современном кинематографе. Ветеран Вьетнама, который увековечил свой посттравматический опыт во «Взводе». Прочно сидевший на наркотиках сценарист, который написал «Лицо со шрамом» Брайана Де Пальмы. Завзятый конспиролог, который дважды снимал кино про убийство президента США Джона Ф.Кеннеди — игровой фильм «Джон Ф.Кеннеди. Выстрелы в Далласе» и документальный «Как убили Джона Кеннеди». Автор «Уолл-стрит», который, обличая капитализм, создал его ролевую модель и икону на несколько поколений вперед — Гордона Гекко в исполнении Майкла Дугласа.

В Америке Стоун считается неудобной парией, нерукопожатным леваком, который прививается «Спутником» и берет интервью у Путина. При этом в его картинах (на что еще давным-давно указала критикесса Полин КейлПолин КейлЛюбимая критикесса (и даже больше — любимая писательница) Квентина Тарантино, жизнью которой, по-видимому, будет вдохновлен его последний фильм (прим. Егора Михайлова).) правый мачизм парадоксальным образом сочетается с левой полемикой. В конце концов, Стоун — режиссер жутко недооцененного «Александра», который может похвастаться зашкаливающим уровнем исторической достоверности. Если вы хотите увидеть в кино, как на самом деле выглядела древнегреческая фланга, то вам непременно стоит посмотреть этот байопик про Александра Македонского. Кстати, диктаторы — еще одна страсть Стоуна.

«В погоне за светом» — не просто автопортрет режиссера, это его исповедь. На страницах книги Стоун выворачивает душу наизнанку: рассказывает про родителей, войну и съемки, съемки, бесконечные съемки фильмов. Режиссеры могут по-разному писать про кино. Кто‑то, как, например, Пол Шрейдер, делает это с киноведческим задротством (см. его «Трансцендентальный стиль в кино: Одзу, Брессон, Дрейер»). А кто‑то описывает работу над фильмом как одно большое приключение. Стоун из вторых: так, съемки его «Сальвадора» напоминают настоящий триллер.

Вообще, режиссер, кажется, объехал полмира, а все потому, что его главное врожденное качество — любопытство. И в 70 с лишним лет Стоун не перестает удивляться, не перестает искать истину. Легко потешаться над этим кинематографистом. Гораздо труднее жить его насыщенной жизнью.

(Евгений Ткачев)