Искусствовед, специалист по исследованию арт-рынка, научный сотрудник Государственного института искусствознания, владелец компании «Арт-бюро „Классика“»
Российский арт-рынок, как и вся экономика страны, находится в жесткой санкционной блокаде. Почти два месяца «осадного положения» — достаточный срок, чтобы оценить ситуацию и попробовать сделать прогнозы. Начнем с основного.
Чем теперь торговать?
Главной проблемой внутреннего постсоветского рынка антиквариата всегда было то, что на нем мало товара, — так сложилось исторически. Произведения искусства (именно светского, не религиозного характера) стали активно создаваться в России примерно с середины XVIII века. Меньше трех столетий — очень мало по сравнению с временем, которое для этих же целей было «в распоряжении» европейских стран — на то, чтобы появились все картины, скульптуры, фарфор, мебель, стекло, которые сегодня и составляют художественное наследие русской культуры. А еще в ХХ веке по территории России прошли две революции, две мировые войны, война гражданская, массовая эмиграция, национализация и реквизиция ценностей для передачи в музеи и продажи за границу, в результате чего в частных руках осталось (по оптимистическим оценкам) процентов десять произведений искусства, которыми и может оперировать российский антикварный рынок.
Поступление антиквариата из‑за рубежа, которое началось в 1990-е годы, как только у российских покупателей появились деньги, в определенной степени улучшало ситуацию, но первые признаки «обмеления» рынка появились около 2010 года. Тем более что из‑за особенностей законодательства российский арт-рынок продолжал оставаться достаточно автономным; и, несмотря на экономические кризисы, коллекционеры, сформировавшие свои собрания в 1990-х, не спешили их массово продавать и возвращать в оборот.
И вот теперь отменены традиционные лондонские «русские недели», проводившиеся дважды в год, когда одни за другими шли «русские» торги четырех крупнейших международных аукционных домов, работающих с русским искусством: Sotheby’s, Christie’s, Bonhams и MacDougall’s. Можно даже предположить, что произведения авторов, связанных с Россией, не будут включать в международные торги, посвященные модернизму и современному искусству. Более того, Европа и США практически полностью прекратили продавать произведения искусства русским покупателям, нет возможности проводить платежи, и нарушена логистика.
Практически полностью — это важное уточнение.
Ведь никто не запрещает галереям, дилерам и аукционным домам продавать произведения русских авторов (особенно в режиме частных сделок) покупателям из третьих, «нейтральных», стран, принимать от них оплату и в эти страны покупки отправлять. А дальнейшая доставка произведения реальному заказчику в Россию будет только вопросом надежной организации. Скорее всего, то же самое постепенно начнет происходить и в отношении зарубежного антиквариата, хотя он в России востребован меньше, чем отечественный. Вполне вероятно, что по той же схеме, изменив траекторию движения и увеличив стоимость, в Россию будут попадать менее дорогие (по сравнению с антиквариатом) и очень популярные европейский и американский винтаж и бижутерия.
Да, возможно, что сегодняшняя «турбулентность» все-таки заставит некоторых владельцев антиквариата в России активнее продавать принадлежащие им произведения (экономическая ситуация у всех разная), но принципиально больше антиквариата на внутреннем рынке не станет, а интерес к тому, который есть, — возрастет.
Что с международными аукционами и проектами?
Бобби Аксельрод, герой сериала «Миллиарды», прячет купленные шедевры во фрипорте, в фильме «Довод» Кристофера Нолана фрипорт берут штурмом, чтобы достать оттуда важную для сюжета картину. Достоинства фрипортов (по сути, являющихся складами, идеально оборудованными для хранения произведений искусств, вина, сигар, драгоценностей, автомобилей) состоят в том, что любые ценности, прибывающие на их территорию, считаются транзитными товарами, находящимися в пути, и не облагаются налогами и пошлинами. При этом «находиться в пути», в случае необходимости перемещаясь между фрипортами, они могут очень долго.
Российские коллекционеры, совершавшие многомиллионные покупки на международных аукционах, тоже используют возможности и конфиденциальность этих хранилищ, но сегодня для «русских» картин фрипорты уже не так безопасны: судя по всему, любая страна может пожертвовать уважением к частной собственности в зависимости от политической конъюнктуры.
В марте этого года некая международная рабочая группа под названием «Российские элиты, доверенные лица и олигархи» (РЕПО), созданная в США, заявила, что ее основная цель — поиск и арест активов российских чиновников и бизнесменов (из санкционных списков) на Западе. И что крупнейшие международные аукционные дома будут с этой группой сотрудничать, сообщая имена своих русских клиентов и адреса, по которым доставлялись их покупки.
Реакция аукционных домов была предсказуемой: Christie’s, Sotheby’s и Phillip’s ответили исключительно аккуратными заявлениями, а MacDougall’s и Bonhams от комментариев воздержались. Это понятно: конфиденциальность клиентов всегда была основой основ аукционного бизнеса. Тем более что сейчас за ситуацией, ударившей по русским покупателям (которые прекрасно себя проявляли не только два раза в год на «русских торгах», но и в других сегментах арт-рынка), внимательно наблюдают крупные китайские, арабские и южноамериканские клиенты аукционов. Среди них не только увлеченные коллекционеры, но и чистые инвесторы, те самые клиенты фрипортов, для которых произведения искусства — это альтернативный вид активов, вложение средств. Если какие‑то клиенты аукционных домов или фрипортов будут раскрыты, инвесторы с большой долей вероятности уйдут в другие виды активов, например в криптовалюты, что, конечно, станет ударом для всего мирового арт-бизнеса.
За пределами России у российских бизнесменов есть немало коллекций отечественного (и не только) искусства, которые, как и любое имущество, находятся в зоне риска и могут быть арестованы (как это уже произошло с зарубежными активами Романа Абрамовича, Михаила Фридмана, Петра Авена — список можно продолжить). Стоит ли ожидать появления выставок этих собраний в России, их продаж на внутреннем рынке, а может быть, и открытия частных музеев? В ближайшее время — маловероятно, но с течением времени не стоит исключать и такого развития событий, с учетом того, что русское искусство всегда интереснее отечественным покупателям. Впрочем, как и китайское — китайцам, а американское — американцам, это общее правило арт-рынка.
Вряд ли кто‑то из российских бизнесменов-коллекционеров рискнет сегодня вложиться в крупные западные арт-проекты. Еще в прошлом году, когда Петр Авен, владелец прекрасной коллекции русского искусства, заявил о создании собственного музея в Риге, выбранное место казалось по меньшей мере странным для такого проекта. Но желание коллекционеров сделать свои собрания публичным достоянием и получить общественное признание никуда не исчезает, а частный музей — лучший, хотя и дорогостоящий способ это сделать. Открытие новых частных художественных музеев в России вполне реально, и вот тут очень кстати была бы надежная защищенность частной собственности. А кроме того — введение, если так можно выразиться, «иммунитета» от ареста и конфискации для полноценно действующих арт-институций, созданных частными лицами (чтобы не повторилась история с закрытым в одночасье Институтом русского реалистического искусства, основанным бизнесменом Алексеем Ананьевым и его собранием).
Где будет продаваться искусство?
Арт-ярмарки всегда были проблемой для внутреннего российского художественного рынка — их просто было очень мало, совершенно недостаточно для развития рынка. Прошедшая недавно в московском Гостином Дворе ярмарка «Арт-Москва», объединившая антикваров, современных ювелиров и современное искусство, открылась при внушающем оптимизм ажиотаже. Если отвлечься от скандала из‑за работы Олега Кулика (разгоревшегося уже после закрытия ярмарки), который к продажам отношения не имеет, можно сказать, что покупатели есть, и они как минимум готовы прийти на ярмарку. Вопрос в том, поддержит ли государство какие‑то новые инициативы ярмарочной отрасли?
Современное отечественное искусство, конечно, появлялось на международных аукционах и ярмарках, но в достаточно ограниченном количестве. Западные ярмарки для наших галерей и художников сейчас закрыты, и время покажет — препятствие это или возможность, и сможет ли современное русское искусство заинтересовать покупателей на других континентах. Самостоятельные продажи зарубежным покупателям ранее тоже имели место.
Насколько травматичной окажется «блокада» для современных авторов? Да, часть зарубежных покупателей может отказаться от покупки их работ именно по политическим мотивам. Часть — из‑за логистических проблем. Но все-таки основная часть заказчиков в этой сфере арт-рынка — отечественные покупатели, в большинстве своем находящиеся внутри России. Рискну предположить, что современное русское искусство может получить приток новых покупателей: приобретение произведений искусства всегда было хорошим антидепрессантом, работы наших современников стоят ощутимо меньше антиквариата, и немало авторов уже имеют хорошие реальные показатели на вторичном рынке.
То, что, перефразируя Ленина, важнейшим из каналов продаж для нас является интернет, подтвердилось во время пандемии, ставшей настоящей стресс-тренировкой для всей экономики и для арт-рынка в том числе. Конечно, частные дилеры и офлайн-торговля в галереях никуда не исчезнут, но всем любителям искусства стоит расширить зону поиска в интернете — там явно вырастет предложение. И конечно, продолжит увеличиваться количество интернет-аукционов, которыми сейчас обзаводятся многие частные галереи. По данным международного агрегатора аукционов Bidspirit.com, на их площадке работают около 250 российских арт-аукционов, и только в марте 2022 года прошло около 100 торгов.
В ситуации долгосрочного кризиса удерживать высокие цены и не торопиться могут себе позволить только продавцы с хорошим финансовым запасом прочности. Так что покупателям стоит активнее изучать рынок, а продавцам — активнее привлекать покупателей. В общем, как Алисе в Стране чудес, арт-рынку придется не просто бежать со всех ног, а делать это в два раза быстрее.