«Черная Пантера» — третий фильм 31-летнего режиссера Райана Куглера («Станция «Фрутвейл», «Крид: Наследие Рокки») стал самым кассовым супергеройским сольником в истории Marvel. Не за горами взятие миллиардного рубежа по итогам проката и покорение мирового рекорда, пока что принадлежащего первым «Мстителям».
— Я слышала, что вы очень хорошо разбираетесь в боксе, смотрели все бои вместе с отцом и что «Крид» был чуть ли не посвящением ему. Во всех ваших фильмах сыграл Майкл Б.Джордан — не ваше ли он альтер эго?
— Не думаю, что Майкл — мое альтер эго, потому что все персонажи, которых он играет в моих фильмах, не похожи на меня — это и Оскар Грант в «Станции «Фрутвейл», и Адонис Крид в «Криде: Наследие Рокки», и сейчас в «Черной Пантере». Вы правы, я очень близок со своим отцом, а «Крид» был в первую очередь историей отцов и детей — образ Рокки был суррогатом моего отца. Но у Адониса была другая судьба. Его отношения с отцом были односторонними, если можно так выразиться. Крид его никогда не встречал, но тот в определенной степени затмил всю его жизнь, дал ему мотив и цель, заставил найти самого себя, свой голос и предназначение. Такого у меня в жизни не было. Мой отец всегда был рядом. Я думаю, что любой режиссер или сценарист всегда старается привнести элементы самого себя в кино, но случаются и исключения.
— Так получается, что «Черная Пантера» — это снова история отцов и детей?
— Конечно! Я понимал каждого из своих персонажей. Это чувство испытал и Джо Роберт Коул, с которым мы вместе писали сценарий, и исполнительный продюсер Нейт Мур и Кевин Файги. Ведь я очень волновался перед встречей с Marvel, думал о ней как о большой машине, крупнейшей студии в мире, но, по сути, Marvel — это Кевин и двое его друзей!
— На вопрос о том, почему это практически первый фильм в истории Marvel о политике, Кевин Файги сказал, что в 1960-е, когда создавались эти комиксы, не стеснялись говорить о политике — и вы при создании фильма не могли этим поступаться.
— Все верно, мы стараемся вдохновляться тем же, чем и авторы комиксов о «Черной Пантере» в 1960-е. Чем меня заинтересовала киновселенная Marvel, так это тем, что все происходит в мире, который кажется нам всем очень знакомым. Так легче ассоциировать себя с героями, смеяться над их шутками. Я думаю, что именно так и надо снимать кинокомиксы. В киновселенной Marvel весь мир кажется узнаваемым, и мы решили, что все политические моменты и споры должны быть знакомы зрителю по реальности, в которой мы живем. Когда вы смотрите на Железного человека, вы можете поверить в то, что он мог бы жить в наше время, — я вот могу себе представить, что Тони Старк может ходить среди нас. То же самое я испытывал при просмотре фильмов Кристофера Нолана, там Готэм ощущался как Чикаго. То же самое и в «Черной Пантере». Первый вопрос, который у меня возник: как Ваканда может существовать в нашем мире таким образом, чтобы люди о ней не знали. Ваканда — это страна, которая держит сам факт своего существования в секрете. У Ваканды очень четкая политическая позиция по отношению к миру — и это все было в комиксах.
— Ваш фильм один из самых дорогих в истории Marvel, а однажды Фрэнсис Форд Коппола сказал, что хороший художник богатым быть не может. На вас как режиссера как-то повлияло ваше прошлое? Ведь вы не из привилегированной богатой семьи, выросли в не самом благополучном районе Калифорнии.
— О, я встречал Фрэнсиса, очень умный человек, так что не буду с ним спорить на эту тему! (Смеется.) Я думаю, что страх — большой двигатель прогресса, особенно когда речь идет об искусстве. Каждый раз, когда я начинаю работать над фильмом, я напуган до ужаса, волнуюсь, что фильм не получится. Я пытаюсь всегда как-то утихомирить этих внутренних демонов, но в то же время не представляю, как можно снять фильм без страха. Вдруг будет столько денег, что меня больше уже не будет волновать итоговый результат? Вот тогда будет по-настоящему плохо, потому что тогда я просто перестану подталкивать себя к лучшему, бросать самому себе вызов. Но мне интересна перспектива Фрэнсиса на это, я сам считаю себя еще в какой-то мере новичком, все еще пытаюсь разобраться в кинобизнесе, пока только одной ногой в этом.
— Вы же из Окленда, разве вас так легко напугать?
— Окленд — он совсем как любой другой большой город, думаю, что у вас России есть подобные города (смеется). Тут, как и в Филадельфии, и в Нью-Йорке, ты все равно всегда немного боишься улиц. Покажите мне самого сильного парня на свете, и все равно он будет побаиваться этих городов.
— В «Черной Пантере» получилась практически оскаровская команда: ваш оператор Рейчел Моррисон получила номинацию на «Оскар» за «Ферму «Мадбаунд», у Дэниела Калуи номинация на лучшую мужскую роль за «Прочь». Считаете ли вы это определенными маркерами, что в обществе и кинематографе происходят перемены? Или это просто единичные явления и пока говорить о каких-то больших изменениях рано?
— Я думаю, что сейчас пришло время киношников, которым повезло родиться в очень многоликом поколении. Может, не настолько, насколько это должно быть, но уже гораздо лучше, чем это было раньше. По крайней мере, ситуация лучше, чем она была у предыдущего поколения, мы наконец-то видим на экране и за экраном людей с разным бэкгранудом — они делают то, чего мы не привыкли видеть, и круто, что их заслуги наконец признают. Я знаю Рейчел очень хорошо, мы знакомы лет шесть-семь, и за это время у нее прибавилось опыта. Но вот что важно: она всегда была очень умна и даже гениальна, и когда я нанял ее работать над «Станцией «Фрутвейл», она была большой умницей, но сама мысль о том, что она наконец получила заслуженное признание, очень впечатляет. Дэниела Калую впервые я встретил, точнее увидел, в 2012 году — в короткометражке. Тогда он меня загипнотизировал, я не мог глаз оторвать. В каком бы фильме он ни играл, с ним всегда так — вы просто не можете от него отвести взгляд. И то, что Джордан Пил снял с ним фильм в главной роли, — это же фантастика!
— А есть ощущение, что вы, Джордан Пил, Ава ДюВерней пишете историю кинематографа прямо сейчас?
— Да, я часть волны, часть этого комьюнити. Прямо сейчас я могу взять телефон и написать сообщение всем этим ребятам. Когда мы встречаемся, мы обязательно крепко обнимаемся и постоянно спрашиваем друг у друга, как у нас дела, как поживают наши друзья и члены семьи. Я пытаюсь не рассматривать это в перспективе, не хочу мыслить такими категориям. В этом плане я как спортсмен — очень суеверен. Мы все еще в середине пути, и пока рано судить, надо не задирать нос и продолжать работу. Ну и болтать друг с другом, а время покажет.
— Расскажите, как вы познакомились с Кендриком Ламаром?
— Я с ним подружился через Энтони Тиффита, босса Top Dawg, а вот с ним меня познакомил Чарлз Кинг, который управляет кинокомпанией Macro («Ограды», «Роман Израэл, Esq.»). Мне всегда было интересно поработать с Кендриком. Я был его фанатом довольно долго и все думал, как бы это организовать. И два года назад, примерно тогда же, когда я взялся за работу над «Черной Пантерой», мы сели с Кендриком и договорились быть на связи. А когда время пришло, я просто начал подстраиваться под его расписание, чтобы он смог стать частью этого фильма. Сценарий я ему не давал, но у меня на тот момент уже был отснятый материал, так что показал ему фильм, когда пришло время писать саундтрек.
Что говорят актеры о фильме
«Я знал, что Райан способен изменить наши жизни, — понял это при первой же встрече с ним, когда он еще учился. Тогда я думал, что он перевернет мир с картиной «Станция «Фрутвейл». Он предложил этот проект, верил в него. Нам повезло, что он доверил нам продюсирование картины. Насколько же Райан быстро растет!»
«Ваканда — это нация, которая никогда не была покорена, колонизирована, здесь каждое следующее поколение умнее предыдущего, превосходит его во всем. Все мы хотим, чтобы наши сыновья и дочери были лучше, чем мы сами, — в этом вся Ваканда! Концепция самой страны Ваканды — это концепция Африки. Старшее поколение смотрит на новое поколение и говорит: «Мы знаем, что вы нас уважаете нас и ориентируетесь на нас, но мы также смотрим на вас с восхищением и ориентируемся на вас!»
«Мне понравилось в сценарии то, что мужчины здесь всегда вместе с женщинами, никто ни выше, ни ниже. Здесь нет мужчин, которые говорят: «Ты не можешь быть инженером, да и математикой ты заниматься не должна». Напротив, они говорят: «Вперед, это твое, а мы постараемся помочь чем сможем». Так думал ТʼЧалла по отношению к моей героине, так мыслят короли. Так что — да, моя героиня Шури круче Черной Пантеры, но не умнее его. Кстати, мне повезло познакомиться с Робертом Дауни-мл., он устроил для нас обед, теперь жду не дождусь, когда с Шури познакомится и сам Железный человек».
«Я полюбила саму идею о «Дора Миладже», я же была первой, кто побрился наголо. В теории это звучало круто, но вот на деле, когда я зашла в ванную руки помыть и по привычке посмотрела в зеркало, у меня была реакция: «Что за…?» И так продолжалось несколько дней. Потом ко мне присоединились еще несколько потрясающих девушек, нас всех побрили наголо, одну за другой. Но это символ силы этих женщин! Это был такой переворот в хорошем смысле: чтобы быть красивой, совсем не обязательно иметь волосы. Мне очень понравилось, что моя героиня не хочет носить парик, — ее счастье и ее гордость заключается в том, что она ходит c бритой головой с татуировками».
«Ваканда — страна с огромными внутренними ресурсами. Но если они отдадут хотя бы малую их часть, к чему это приведет? Это та тема, которая привлекла меня в фильм, а именно разговор с Райаном Куглером о Катанго, непризнанном государство Конго, — своего рода воплощении Ваканды в реальном мире. У них было очень много природных ресурсов, но они пожертвовали этим ради блага всего мира. Ваканда старается сохранить все эти ресурсы внутри себя. И я как любой творческий человек испытываю что-то подобное: ты отдаешь и отдаешь себя, идешь на компромиссы, жертвуешь собой до тех пор, пока уже не можешь двигаться и делать что-либо. ТʼЧалла и Киллмонгер разные люди, но происходят из одного рода. Они оба пережили одну и ту же утрату, но разница в том, что Киллмонгер не может преодолеть эту боль, потому что рос в западном обществе, где эта боль стала интуитивной».
«Эрик — сложносочиненный персонаж, он пример того, как у каждого спора может быть два решения, две правды. Он представляет собой воплощение США. Если задуматься, прошлое героев, то, как они росли, формирует их настоящее. Мой герой рос в затяжной депрессии, у него многое отняли. Так что вопрос только в том, как далеко он пойдет, чтобы исполнить свои мечты. Он хочет, чтобы его поняли, чтобы его услышали, в том числе и ТʼЧалла».
«Помню, съемки только начались, ко мне и Мартину Фриману подошел Райан, наш режиссер, и говорит: «Вы знаете, я до этого никогда не режиссировал сразу двух белых парней» (смеется). Это было и смешно, и трагично в то же время. Этот фильм невероятно важен, и его нужно было снять много лет назад, но, видимо, время пришло только сейчас, во времена больших перемен в кино. А в итоге работа с Райаном обернулась прекрасным опытом».
«На самом деле, мы говорили с Райаном о моем герое, и я не хотел, чтобы он был каким-то комическим персонажем. Поэтому в конце фильме он настоящий герой, почти что Хан Соло!»
