Венеция-2024

Альмодовар, аборты и вуайеризм: топ-15 лучших фильмов с Венецианского фестиваля

В Венеции завершился 81-й Международный кинофестиваль, а авторы «Афиши Daily» Денис Виленкин и Анна Стрельчук рассказывают про лучшие, на их взгляд, фильмы смотра.

Выбор Дениса Виленкина

Денис Виленкин

1. «Сломленная ярость» («Broken Rage»), реж. Такеши Китано

Матерый и уставший киллер Незуми (Такеши Китано) привык получать контракты на убийство в кафе «Озеро» недалеко от дома. Однажды заказ проходит не так гладко, как хотелось бы. Хороший план — проследить за злодеем с татуировкой дракона в фитнес-центре, а потом обрушить вендетту на выходе из финской бани — неожиданно идет под откос из‑за случайного свидетеля. Его Незуми приходится неаккуратно устранить перочинным ножиком. На следующий день в «Озере» появляются копы, забирают Незуми под ручки и предлагают сделать выбор: гнить за решеткой или помочь накрыть якудза-наркобаронов. Незуми соглашается. Через полчаса зарисовка себя исчерпает и начнется то же самое кино, только с новыми вводными. Теперь у киллера не по плану идет примерно все, и «Сломленная ярость» из метабоевика превращается в слэпстик-комедию.

Такеши Китано без преувеличения снял самый лучший фильм 81-го Венецианского фестиваля. Невесомая уморительная картина длительностью чуть больше часа, примирившая, кажется, всех кинокритиков, рассорившихся из‑за «Бруталиста», потому что это праздник кино, межжанровое безумие фантазии и идей французского философа Жиля Делеза об образе-импульсеОбраз-импульс, согласно Жилю Делезу, располагается между образом-эмоцией, отождествленным с идеализмом, и образом-действием, отождествленным с реализмом. Таким образом, образ-импульс представляет собой «„вырожденный“ аффект или действие „в зародыше“», это уже больше, чем образ-аффект, но меньше, чем образ-действие. и образе-времени«Образ-время» — одно из ключевых понятий Жиля Делеза: иной способ мыслить время, исходя из хаотической системы образов, не имеющей центра. В этом случае зритель прикасается ко времени, но не создает себе о нем никакого систематического представления, которое бы подменило собой воспринимаемое время.. Такого абсурда от Китано мы не видели со времен его «Ахиллеса и черепахи» и «Банзай, режиссер!». А может, и никогда. Причудливые находки и гэги из второй половины «Ярости» наглядно демонстрируют, как легко на одном и том же материале можно менять жанр, если режиссер прекрасно понимает его законы, любит кино и своих зрителей больше, чем самого себя.

2. «Бруталист» («The Brutalist»), реж. Брейди Корбет

1947 год. Из утробы корабельной машинерии в Нью-Йорк прибывает новорожденный житель США — известный на родине венгерский архитектор Ласло Тот (Эдриен Броди). Высоким иммигрантским надеждам суждено разбиться о голодные очереди, безработицу и отсутствие крыши над головой. Однако знакомство с сыном (Джо Элвин) американского магната ван Бюрена (Гай Пирс) привносит в жизнь Тота старые-новые краски. Архитектурный заказ: сын делает сюрприз отцу. Ласло Тот выписывает гигантский купол, ставит распахивающиеся двери, делает из темного хранилища практически библиотеку Алвара Аалто — в общем, старательно применяет навыки, полученные в БаухаусеГосударственная высшая школа строительства и формообразования (Баухаус) — учебное заведение, работавшее в немецком городе Дессау с 1919 по 1933 год.. Для режиссера Брейди Корбета важна не только грандиозность повествования, но и личностная монументальность его героев, их божественная недосягаемость. И «Бруталист», помимо прочего, — кино о крахе этой монументальности, сломанном макете человека. «Я тоже не тот, кем ожидал быть», — говорит Ласло, ставший заложником зависти и амбиций начальника, оплаченной игрушкой ван Бюрена, детскими саночками гражданина Кейна.

3. «Комната по соседству» («The Room Next Door»), реж. Педро Альмодовар

Нью-Йорк. Две давние коллеги по газете Ингрид (Джулианна Мур) и Марта (Тильда Суинтон) почти не видятся, но хранят друг о друге лучшие воспоминания. Ингрид теперь пишет книжки и подписывает их на автограф-сессиях, а Марта, объездившая весь мир как военный корреспондент, борется с раком шейки матки и задумывается об эвтаназии. Встреча за встречей, слово за слово, разговоры по душам об искусстве, отношениях и бывшем любовнике (он у женщин один на двоих и играет его Джон Туртурро) приводят к теплым доверительным отношениям, из которых, зная характеры героев Альмодовара, мог бы родиться предсмертный квир-адюльтер. Однако вместо этого крепкая женская дружба оборачивается авантюрой для Ингрид. Марта просит ее пожить в соседней комнате, пока та будет готовиться к эвтаназии.

Педро Альмодовар впервые получил главный приз большой тройки фестивалей (Берлин, Канны, Венеция). Формула победы оказалась довольно простой: Педро адаптировал роман «Через что ты проходишь» Сигрид Нуньес, в третий раз в жизни поработал на английском языке (до того были короткометражные фильмы «Человеческий голос» и «Странный образ жизни») и неожиданно сменил обычную для себя внешнюю пассионарность на внутреннюю. «Комната по соседству», как это часто бывает с лучшими фестивальными триумфаторами, кино о многом. Но что важнее всего — о меланхолии как терапевтической форме принятия, о коже, в которой я живу, боли и славе и, конечно, разомкнутых объятиях.

4. «В конце концов» («Finalement»), реж. Клод Лелуш

Адвокат Лино (Кад Мерад) после обвинений в харассменте от монашки оказывается вынужден пуститься в роуд-трип по Франции, чтобы разобраться в себе. Впрочем, про обвинения мы знаем только с его слов. Как и про то, что он не только адвокат, но еще порнорежиссер и сексоголик. Жанр «земную жизнь пройдя до половины» — излюбленная штука в оптике почетных умудренных классиков. Клод Лелуш решил не церемониться и снял безумную, фривольную, громоздкую комедию, в которой грустный комик Кад Мерад — лирический герой-плут и обманщик, а известная артистка Барбара Прави в роли его дочери поет про «la vie, l’amour, la mort»«Жизнь, любовь, смерть» с французского., пока тот страдает от глупости, мелочности и жалости к себе. Кажется, это такой извинительный фильм для родных и близких, в котором и детям, и любовницам достаются теплые слова: там недоглядел, тут ошибся. Но самый весомый прикол «В конце концов» как раз заключается в том, что, несмотря на настроение «кино последней воли», в нем предостаточно истинной экранной свободы и декамероновской энергетики.

5. «Я все еще здесь» («Ainda estou aqui»), реж. Вальтер Саллес

Рио-де-Жанейро, 1970-е. Эуниче (Фернанда Торрес) проводит беззаботный день на пляже. О режиме военной диктатуры ей напоминает пролетающий вертолет. Спустя несколько дней в ее дом придут люди в гражданском и заберут мужа (Селтун Мелу) по подозрению в пособничестве военному перевороту и уже не вернут обратно. Вальтер Саллес, не снимавший после «На дороге» полнометражных фильмов двенадцать лет, когда‑то был одним из немногих бразильских режиссеров, попадавшим в конкурсы Канн, Венеции, Берлина и получившим номинацию на «Оскар». Долгое молчание прервалось пронзительной, основанной на реальных событиях историей о репрессированном отце. Саллес во многом тематически наследует бразильскому классику Глауберу Роше («Земля в трансе») и умело расставляет режиссерские и актерские акценты. Фернанда Торрес, вне сомнений, заслужила актерский Кубок Вольпи, который в итоге ушел Николь Кидман за «Плохую девочку».

6. «Мария» («Maria»), реж. Пабло Ларраин

Париж, 1977 год. Мария Каллас (Анджелина Джоли) давно не появлялась на сцене из‑за проблем с голосовыми связками. Робкие попытки репетиций лишь усугубляют ее депрессивное состояние: петь как раньше не выходит. Ее редкими слушателями остаются лишь два самых близких человека — личный консьерж Ферруччо (Пьерфранческо Фавино) и домоправительница Бруна (Альба Рорвахер). Однажды в дом Каллас постучатся тележурналисты, а интервьюер Мэндрекс (Коди Смит-МакФи) с порога начнет задавать глупые вопросы в стиле «Каково быть Марией Каллас?». Артистка взбесится, но реальный это человек или просто мысли, звучащие у нее в голове? Ведь Mandrax — название снотворного, от которого она никак не может отказаться.

Третий байопик чилийца Пабло Ларраина в трилогии про скорбных дам, как и предыдущие два («Джеки» и «Спенсер»), далек от конвенциональной драматургической структуры про взлеты, падания, мужа, любовников и духовное прозрение. Если «Джеки» была историей мифотворчества, «Спенсер» — сказкой про принцессу Диану в стране призраков былого и настоящего, то «Мария» — фильм про артистку, проверяющую реальность на прочность. В вихре воспоминаний Каллас режиссер проносит нас чуть ли не через все оперные хиты Джакомо Пуччини: «Тоску», «Мадам Баттерфляй» и «Богему», — но не дает возможности остаться с Марией хотя бы на целую арию. И дело далеко не в том, что Анджелина Джоли (очень классная) слишком очевидно открывает рот под фонограмму. Для режиссера важны мелочи, вспышки ушедшего времени, из которых состоит наше представление о собственном «я».

По Ларраину, Каллас никогда не любила, а только позволяла себя любить, но пела так, словно знала о любви все. И когда голос стал ее подводить, Мария начала увядать. Взяв кинодиву Джоли на роль оперной дивы, Ларраин не прогадал. Редкие авторы позволяют своим артисткам чувствовать себя богинями. Ларраин делает это уже в третий раз и находит точную параллель между оперой и кино. Конечно, в кино чилийца по-прежнему сложновато влюбиться без памяти. Основной прием его работы — видеохореография, кадры, ритмично танцующие друг с другом в монтаже. Для кого‑то — клипы, для кого‑то — пошловатый высокий люкс «авторского кино». Но тут правда как с оперой: некоторым и «Аиду» Джузеппе Верди высидеть довольно затруднительно.

Выбор Анны Стрельчук

Анна Стрельчук

1. «Изображая Бога» («Playing God»), реж. Маттео Бурани

Короткометражная анимация итальянца Маттео Бурани, открывшая в Венеции Неделю международной критики. Утонченное аудиовизуальное произведение, полностью сделанное из глины в трех разных техниках стоп-моушен-анимации. Персонажи фильма — антропоморфные фигуры, напоминающие скульптуры Джакометти или картины Фрэнсиса Бэкона и Люсьена Фрейда. Картина рассказывает не столько о самом акте творения, сколько о человеческой экзистенции: кровопролитии, выстраивании иерархий и системы угнетения в слепом стремлении стать богами — и последующем распаде, уничтожении себя через уничтожение другого. Это также история об ужасе знания и видения, желании забвения, рассказанная визуально, без единого слова.

2. «Песни медленно горящей Земли» («Songs of Slow Burning Earth»), реж. Ольга Журба

Документальное и монтажное кино, сделанное в направлении cinéma véritéТермин, обозначающий экспериментальное направление, первоначально сформировавшееся в кинодокументалистике Франции, связанное с обновлением выразительных и повествовательных возможностей кинематографа. и напоминающие ранние работы киноковТворческое объединение советских документалистов 1920-х, сформировавшееся вокруг фигуры режиссера Дзиги Вертова. Опубликовали серию манифестов, противопоставляли себя традиционным кинематографистам.. В фильме в авангардистской манере, с длинными медитативными сценами, звуковыми пустотами и завораживающей внутренней архитектоникой повествуется о войне в сердце Европы. Вообще, лучший способ говорить о ней — молчание, анализ, наблюдение… Кажется, только так можно быть услышанным в нестихающем плаче и всепоглощающих страданиях. «Песни медленно горящей Земли» — эмоциональный и одновременно интеллектуальный фильм, сколь политический, столь и поэтический, с исключительной режиссурой и монтажом. Ольга Журба начинала именно как монтажерка, в частности на фильме Алины Горловой «Этот дождь никогда не закончится», и перенесла все красноречие декупажа в свой режиссерский дебют.

3. «Городская аллегория» («Allégorie Citadine»), реж. Аличе Рорвахер и Джей Ар

Короткометражка Аличе Рорвахер («Чудеса», «Химера») с забавным камео французского режиссера Леоса Каракса. Фильм на новый лад перекраивает платоновский миф о пещере. Вообще, Рорвахер не впервой заниматься современным мифотворчеством. При этом ее эксперименты не взгляд, обращенный в прошлое, но кропотливая работа с вечным омутом памяти, сосуществующим со здесь и сейчас. Действие происходит в Париже и следует за маленькой балериной и ее матерью. Картина смешивает классический и современный балет с уличным искусством и урбанистикой. Предлагает историю наивную и мудрую, легкую и глубокую, смешную и трагическую — об индивидуальной свободе, невозможной без коллективного освобождения.

4. «Комната по соседству» («The Room Next Door»), реж. Педро Альмодовар

Настоящее ars moriendi, «искусство умирания», и самый неальмодоваровский фильм Альмодовара, который понравился даже тем, кто не является поклонниками его стиля. Здесь испанский режиссер отходит от привычной интенсивности цветов, форм и переживаний. Значительно меняет свой киноязык. При этом Альмодовар сохраняет эстетическое сходство с художником Эдвардом Хоппером. Симметричные перфекционистские и по-своему торжественные сцены делают «Комнату по-соседству» одним из самых утешительных фильмов о смерти. По сюжету две подруги, писательница Ингрид (Джулианна Мур) и военная журналистка Марта (Тильда Суинтон), встречаются спустя годы из‑за неизлечимой болезни последней. Они отправляются в замок, чтобы провести вместе последние дни Марты, сожалеющий о разрушенных отношениях с дочерью.

Альмодоваровские «женщины на грани нервного срыва» тут превращаются в стоиков, принимающих жизнь во всем ее несовершенстве и смерть как неотъемлемую ее часть. Личная трагедия героини перекликается с трагедией коллективной. Пока человечество застыло в ожидании климатической катастрофы, подруги оказываются в метафорическом лимбе между жизнью и смертью. Превращаются в призраков самих себя. Мы все смертны, наша планета обречена на исчезновение, но все же, как говорит один из персонажей фильма, есть масса способов существования внутри трагедии.

«Комната по соседству» — картина о смерти, воспевающая жизнь. Она напоминает греческую трагедию, где эстетический жест позволяет найти красоту в страдании, где осознанная необходимость — единственный способ взять под контроль неконтролируемое, принять его и пережить на своих условиях. Именно это и делает Марта. И хотя герметичное пространство уединенного дома и изолированные от внешнего мира женщины напоминают «Персону» Ингмара Бергмана, Альмодовар не слишком серьезно относится к этому бытию к смерти, что является несомненным достоинством фильма. Юмор здесь последняя форма бунта, провокация, улыбка на устах повешенного. В этой легкости существования есть бесконечная сила, где сама смерть превращается в политический смех, условие человеческой близости.

5. «Апрель» («April»), реж. Дея Кулумбегашвили

Драма о нелегальных абортах грузинской режиссерки Деи Кулумбегашвили, эстетически перекликающаяся с такими картинами, как «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджиу, «Клео от 5 до 7» Аньес Варда и «Никогда, редко, иногда, всегда» Элизы Хиттман. При этом фильм выходит за пределы дозволенного, с ходу шокируя зрителя натуралистичными, в духе Бодлера сценами появления мертворожденных детей, кесарева сечения и прочими физиологическими подробностями. «Апрель» погружает в мучительное, тревожное состояние ожидания между существованием и несуществованием — в частности, в центральной сцене аборта, показанной в реальном времени.

Фильм совмещает хирургически выверенные мизансцены и отсылки к румынской и французской «новой волне». Один из завораживающих персонажей фильма — загадочный монстр, заставляющий вспомнить роспись Франсиско Гойи «Сатурн, пожирающий своего сына». Он репрезентует чувство стыда, внутренний конфликт героини, ее дисморфофобию и неприятие себя. Радикальная экспериментальная операторская работа Арсения ХачатурянаНью-йоркский оператор родом из Минска, который уже работал с Кулумбегашвили над ее дебютным фильмом «Начало», а затем сотрудничал с одним из продюсеров «Апреля» Лукой Гуаданьино на каннибальском роуд-муви «Целиком и полностью». со статичными кадрами, снятыми на ручную камеру, подчеркивает нестабильность мира и внутреннюю хрупкость персонажей. Мощный, не менее экспериментальный саунд-дизайн Мэттью Херберта напоминает работы композиторки Джонатана Глейзера Мики Леви. Фильм опирается на социологический анализ правовых реалий современной Грузии, где аборты легальны, но по-прежнему социально стигматизированы. А заодно демонстрирует, что самый страшный боди-хоррор — телесная жизнь женщины в глубоко мизогинном обществе.

6. «Плохая девочка» («Babygirl»), реж. Халина Рейн

Роми (Николь Кидман) — известная и очень влиятельная CEO крупной компании по автодоставке. На людях она ведет идеальную семейную жизнь, однако в глубине души не удовлетворена отношениями с мужем, театральным режиссером Джейкобом (Антонио Бандерас). Тогда она решает переосмыслить свои сексуальные желания, которые исследует вместе с наглым стажером Самуэлем (Харрис Дикинсон). «Плохая девочка» — не столько кинки-пати, сколько трогательная рождественская история о семье, принятии и прощении. О том, что секс не так уж и важен, хотя в фильме можно найти много референсов к фетишизму: от знаменитых «Влюбленных» Магритта и «Дневной красавицы» Бунюэля до менее известных фоторабот Уильяма Сибрука. Важны близость, любовь и уважение к себе и другому, а все остальное просто дело вкуса.

7. «Глаза незнакомца» («Mo Shi Lu»), реж. Ео Сью Хуа

У молодых людей на детской площадке пропадает дочь. Пара начинает расследование, подозревая своего соседа, глаза которого срастаются со взглядом камеры. Новый фильм сингапурского режиссера Ео Сью Хуа («Воображаемая земля») исследует природу вуайеризма в кино с использованием минималистичных, созерцательных сцен, причудливой системы двойников, двойных посланий и прочих амбивалентностей, которые показывают, что в конечном итоге все несчастные семьи несчастны схожим образом. Перед нами открывается «окно во двор» типичной сингапурской семьи, в котором досуг, еда, секс и жизнь онлайн становятся элементами причудливого, перверсивно-шизофренического портрета.

8. «Планета Б» («Planète B»), реж. Од Леа Рапен

Группа экоактивистов попадает в виртуальное пространство, своего рода итерацию бентамовского паноптикона — тюрьмы, где заключенные всегда под наблюдением. Днем героев ждет райский сад, а ночью кошмары с допросами, цель которых — подорвать их самообладание. Фантастический триллер с Адель Экзаркопулос и Сухейлой Якуб, размышляющий о власти и контроле в эпоху новых технологий. Од Леа Рапан вслед за Мариной де Ван, Жюлией Дюкорно и Корали Фаржа продолжает развивать феминистское жанровое кино на французском языке. Ее утопическая драма о будущем активно затрагивает экологические и социальные проблемы.

9. «Свидетельница» («Shahed»), реж. Надер Севар

Фильм Надера Севара, написанный и смонтированный совместно с Джафаром Панахи, рассказывает на примере конкретной семьи историю мирового женского движения «Женщина, жизнь, свобода», начавшегося со смерти Махсы Амини от рук полиции нравов в Иране. Преподавательница истории Тарлан становится свидетельницей убийства своей подруги, названной дочери Зары, ее авторитарным и ревнивым мужем. В центре повествования — героини, борющиеся за справедливость, готовые рисковать чем угодно, кроме чувства собственного достоинства. Этот фильм — дань памяти всем женщинам, погибшим за право распоряжаться своим телом.

10. «Тихий сын» («Jouer avec le feu»), реж. Дельфина и Мюриель Кулен

Социальная драма режиссерского дуэта сестер Дельфины и Мюриель Кулен, снятая со внимательностью к человеку, присущей братьям Дарденн. Фильм исследует истоки фашизма и развитие ультраправого движения в современной Франции через взаимоотношения отца с двумя сыновьями, один из которых поступает в Сорбонну, а другой примыкает к праворадикалам. В амплуа любящего и понимающего бати Венсан Линдон, взявший Кубок Вольпи за лучшую мужскую роль. Как и в «Титане», Линдон хорош в образе нетоксичного родителя. Любопытно, что «Тихий сын» — история о мужском мире, опыте и гендерной социализации, снятая двумя женщинами. Сестрам Кулен удается в этом беспросветном мире жестокости ухватиться за ниточку сострадания, выбрать человечность, хотя порой это невероятно сложно.

Расскажите друзьям