В основном конкурсе последнего берлинского смотра Элиза Хиттман состязалась в том числе и с Келли Рейхардт — классиком при жизни, с которым Хиттман путают всю профессиональную карьеру. У Элизы на этот счет есть даже смешная история: однажды на кинорынке ее перепутали с Рейхардт и чисто внешне, и еще потому, что оба их постоянных продюсера — индейского происхождения.
Даже в плане киноязыка и авторской оптики второй такой же конгениальной пары режиссерок просто нет. Великая Рейхардт двадцать с лишним лет снимает в плюс-минус той же тональности элегичной меланхолии: и несмотря на относительную известность, она неустанно упражняется в одном и том же кино, где маленькие люди оказываются беспомощными перед большими обстоятельствами (см. «Первая корова»). Хиттман в профессии уже десять лет — ее интерес до сих пор сосредоточен на подростках, находящихся на пороге важных перемен, с которыми практически невозможно совладать в возрасте тотального одиночества.
Первую пробу Элизы «Похоже на любовь» с избытком обуревали гормоны. Внимательное созерцание девочки-тинейджера в том странном состоянии, когда еще вчера с тобой было все окей, а сегодня невозможно мириться с инстинктами, не прошло мимо отборщиков «Сандэнса» и Роттердама. В следующих «Пляжных крысах» американка смогла удивительно тонко передать неустроенность внешне примечательного парня лет двадцати, на которого то и дело бросают взгляды девушки, но ему комфортней быть в компании парней с района и чате-рулетке с мужчинами постарше. Оба фильма — поразительная сакральность, переданная как есть.
Пробуждение сексуальности у Хиттман непременно соседствует с неприкрытой телесностью: совсем неслучайно герои этой сложившейся дилогии, Лайла и Фрэнки, половину своего времени проводят на берегу. Как только смолкает шум прибоя, тут же наступает момент для междометий, нулевой громкости, неловких ужимок и тех самых слов: с особым изяществом обе ленты раз за разом улавливают именно эту переменчивость нежного возраста, когда все так близко, но в то же время невероятно далеко. С такой же сокрушительной противоречивостью познание себя, своей сексуальности накладывается в картинах Хиттман на горечь личного принятия.
Но в «Никогда, редко, иногда, всегда» ставки повышаются, Элиза растет вместе со своими персонажами — появляются и соответствующие проблемы: сначала был бушующий пубертат, потом настал поиск идентичности, теперь — нежелательная беременность. Вторит повестке и заметно подросшая режиссура лауреатки Берлинале, ее третья картина — уже работа признанного мастера: безупречная внешне, выверенная внутри, технически совершенная. К сотрудничеству были приглашены и лучшие дамы смежной индустрии: видная арт-поп-дива Джулия Холтер занималась саундтреком, а сонграйтерка Шэрон Ван Эттен выступила в короткой роли.
Неприметная девушка с именем Отем (Autumn, то есть Осень в оригинале) всегда старалась держаться в стороне, но во время выступления на школьном вечере ей прилетела грубая сальность вместо аплодисментов. Вялая поддержка матери и токсичный отец, списывающий любое действие дочери на подростковую придурь, не прибавляют Кейт сил, когда тест на беременность дает положительный результат: от страха девушка панически действует кулаками, буквально пытаясь выбить плод из живота. От местной гинекологии пенсильванского захолустья нет абсолютно никакой пользы — в отделении сплошная декларативность на местах, провинциальный ригоризм да приторное снисхождение. Нежданно-негаданно на помощь приходит кузина Скайлар, укравшая немного денег на работе ради поездки в недружелюбный мегаполис — где как не в Нью-Йорке пытать удачу в конце концов.
На таком материале каждый второй постановщик моментально бы выкрутил ручки социальной громкости, Хиттман же и без того неприкрытой простоте картины добавляет документальную плоскость. Во многих сценах ленты можно заметить прохожих, спешно меняющих маршрут при встрече со съемочной группой; или кто‑то из зевак засмотрится на объектив — и Элайза не спешит подрезать художественные неточности в монтажной, а мудро оставляет все в кадре. И без того живое кино начинает буквально вываливаться с экрана, впуская каждого желающего в свой уютный мир человеческих несовершенств.
В копилку авторских штрихов Хиттман можно записывать еще один: вернее, она и раньше в своих минорных романах взросления умела добавить электричества, но «Никогда, редко, иногда, всегда» в этом плане достигает определенно новых драматических высот. Речь о кульминационной сцене на минут десять, снятой одним планом. В ней сотрудница клиники отработанным тоном зачитывает героине стандартный протокол, предваряющий процедуру аборта, с вопросами о самом сокровенном и личном — например, о сексе (когда, сколько, с кем). К концу психоаналитического экскурса по страхам и травмам детства девушка, естественно, не выдержит и разрыдается от такого напора. Вместе с ней, по идее, должен выпустить три ручья слез и зритель, решивший остаться с лентой до самого конца.
Романа Неловкина