Я с вами решительно не согласен: за и против «Дома Gucci» Ридли Скотта

Где‑то на задворках Милана 1970-х в папиной конторе суетится шустрая бухгалтерша Патриция (Леди Гага), умело подделывающая отцовскую подпись с его одобрения и подсчитывающая деньги в его пыльном бизнесе по грузоперевозкам. Вдруг ей выпадает шанс зацепиться за манящий мир роскоши, когда на светской вечеринке она перепутает скромного носителя известной фамилии Маурицио Гуччи (Адам Драйвер) с барменом, а тот откликнется и в шутку назовет ее Элизабет Тейлор. Инициативная Патриция быстро возьмет парнишку в оборот, и вот они уже оказываются на пороге дома отца Гуччи, Родольфо Гуччи (Джереми Айронс), который болен раком и, конечно, задумывается о том, кому передать наследство, но не в такие же ненадежные руки.

Без Гуччи-благословения Патриция и Маурицио поженятся и переметнутся на сторону дядюшки Альдо (Аль Пачино), который заведует американским отделением компании и уже потерял всякую надежду на нормального наследника бренда, ведь его сын Паоло (Джаред Лето) — чересчур безвкусный болван. А в лице Маурицио в лучах Патриции дядя видит идеальную версию отпрыска. Отныне делом жизни Патриции становится не просто подделать чужую подпись, а буквально присвоить чужую фамилию, то есть подстроиться под «фамилию», от итальянского «семья». Однако какие бы бурные чувства (собственничества или собственного достоинства) ею ни руководили, букву «я» еще можно попытаться вписать в слово «семья», но под заветную вывеску Gucci не влезает — сколько ни пихай, все разваливается.

Вам предстоит самим выбрать, чему здесь больше удивляться: тому, что Леди Гага уже второй фильм подряд после «Звезда родилась» прожигает экран и идет на оскаровский рекорд, или же тому факту, что режиссер Ридли Скотт на девятом десятке лет выпускает второй фильм за месяц, когда из кинотеатров еще не успел выйти первый — «Последняя дуэль» (и это притом что он еще параллельно продюсирует и снимает вместе с сыном второй сезон «Воспитанных волками»). Причем «Дуэль» и «Гуччи» разительно отличаются друг от друга на эстетическом и эмоциональном уровне — такая же пропасть пролегает между тосканским семейством Гуччи и героиней-простушкой Леди Гаги, путающей полотна Пикассо и Климта, что не помешало двум полюсам быть вместе.

Сюжет новой ленты Скотта начинается в 1978-м, неслучайно в том же году сэр Ридли снял первого «Чужого» — хищная обывательница Патриция тоже своего рода чужая для мира Гуччи. Она проникает в заветную семью, как инопланетная особь на борт, и при помощи одного реципиента вырастает в верховное существо, которое, вырвавшись на волю, пожирает своего носителя.

Показательно, что Патриция в исполнении Гаги сначала сама признается в своем желании приблизиться к величию Гуччи, но как только оказывается внутри и узнает, что другие простолюдины хотят быть причастными к бренду хотя бы иллюзорно через поддельные вещи, то яростно пресекает контрафакт, поскольку видит в них чужих со своим лицом. В то время как сами носители кода Gucci, Альдо и Маурицио, видят в этом лишь повод для ироничного шага в сторону новых горизонтов. Гуччи — семейство широких жестов, во многом благодаря этому оно и достигло того, чего достигло (и потеряло то, что потеряло). Героиня Гаги — тигрица, обхаживающая территорию «дома Gucci» и пуще всех имеющая нюх на чужаков, поскольку сама долгое время ночевала за его порогом.

В этой плотоядности она не только наследница аппетитов «Чужого», но и продолжательница вкусов Кэмерон Диас с леопардовой татуировкой из еще одного гениального фильма Ридли Скотта про власть, деньги и коварство приближенных — «Советника» 2013 года. Животный секс в кабинете или сцена, где экранная Леди Гага делает минет Адаму Драйверу во время вождения, — тот же гротеск и эквилибристика Диас с машиной, достойные сноровки лицехвата.

При этом Скотт не дает окончательной оценки по отношению к героине Леди Гаги, оставляя за ней право на собственную правду и финальный престиж. Тема достоинства, требующего доказательства смертью, — сквозная для творчества Скотта, от «Дуэлянтов» до самой «Последней дуэли», и здесь он ее успешно реализует в лице Патриции.

На положение чужого фильм позволяет взглянуть и с другой стороны, ведь герой Адама Драйвера тоже во многом проживает не свою жизнь: он изначально не интересовался семейным бизнесом, все больше закапывался в юридических книжках и вполне мог стать успешным адвокатом. По сути, это Патриция и дядюшка Альдо плавно заставили его работать на бренд семьи наперекор желанию отца. Но то, что Маурицио посчитал юношеским бунтом и сепарацией от папы, оказалось точно такой же ловушкой с Патрицией, как и золотая клетка, в которой его воспитывал Родольфо Гуччи.

Вполне возможно, и сам Родольфо тоже занимался не совсем своим делом — неслучайно он до самой кромешной старости грезил тем, что в молодости был актером; где‑то там в прошлом осталась его настоящая жизнь. Так что чувство уникальности и одновременно нереализованности — настоящее наследие, которое он завещал своему сыну Маурицио (обратите внимание, что он назвал его в честь своего же киношного псевдонима). По-настоящему счастливым Маурицио начинает себя чувствовать только тогда, когда пробует делать то, что хочет, а не быть ведомым в чужих или фамильных желаниях. Однако другая сторона этого драматургического конфликта заключается в том, что семья — и есть твоя природа. Если слишком резво сепарироваться от родной ветки, то есть большая вероятность превратиться либо в буйно растущий сорняк, либо в засохший шип. В конце концов Маурицио лишается всего и, свободно паря за рулем велосипеда, получает свой пропуск в paradiso, которое выписывает ему прошлое.

Но Ридли Скотт не был бы собой, если к этим двум разным образам чужака не приткнул бы как минимум еще один сторонний ракурс, благодаря чему и складывается это кино. В «Последней дуэли» этот прием был реализован наиболее структурно: одно и то же событие последовательно было разобрано с трех точек зрения. В «Доме Gucci» таким своеобразным третьим измерением становится сам ироничный взгляд автора и выбранный жанр трагифарса. Это придает фильму особый лоск и дыхание, что сглаживает эмоциональные перепады и почти трехчасовой хронометраж. Весь этот парад актеров, париков и говоров чрезвычайно идет фильму про людей, вживающихся в чужие социальные роли. Ридли Скотт догадался, что при помощи вычурного итальянского акцента, сумбура, перековерканного Джареда Лето, от которого остались только глупенькие глазки (от образа реального Паоло Гуччи не осталось ничего, в реальности он был чуть содержательнее), можно гораздо «точнее» рассказать историю о людях, у которых изначально сложно отличить, где вместо личины бренд, а вместо бренда — личность. Звезды-бренды надевают маски и костюмы, превращаясь в людские костюмы и человекомаски. Основатель Гуччи сам начинал с синематографа, а теперь про противостояние его семьи и чужаков сняли фильм. Это кино получилось подлинным, несмотря на изначально выстроенную карнавальность и внутренние противоречия.

Именно Родольфо в исполнении Джереми Айронса задает важный для фильмографии Ридли Скотта вопрос: чем же человек-созидатель отличается от человека-обывателя? Разрабатывающий тему подлинности чувств человека и его копии с самого «Бегущего по лезвию», сэр Ридли в этот раз, кажется, отвечает, что по большому счету нет никакой разницы — родился ли ты с чувством высокой моды или с острой нехваткой этого чувства. Главное, насколько ты веришь, что оно исходит у тебя изнутри.

Идею экранизации «криминального чтива» Сары Гэй Форден «Дом Gucci: сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности» Ридли Скотт вынашивал больше десяти лет. То хотел лишь продюсировать картину, то поручал проект своей дочери, то звал на помощь Вонг Карвая, менялся с годами и гипотетический каст — Леонардо Ди Каприо, Анджелина Джоли, Пенелопа Крус и Марго Робби по очереди претендовали на роли, в итоге доставшиеся Адаму Драйверу и Леди Гаге. Когда наконец в прессе появились первые фото со съемок, благодарному зрителю и скептически настроенному критику показалось, что «Дом Gucci» станет тем самым долгожданным грузовиком с конфетами, который перевернется на экранах и будет нам феерия, как если бы именины сердца и Новый год случились в один день. Увы, случилось наоборот, как в жизни, когда и на день рождения, и на Новый год родители дарят тебе зимнюю куртку и еще ищут в твоих глазах отблески восторга.

Печальный и поучительный сюжет о падении одного тосканского семейства каждый может прочитать в «Википедии», как и сделал, собственно, сэр Ридли. Так что тут без спойлеров. В картине, правда, затакт трагедии (или фарса, но об этом позже) перенесен из 1970-го в 1978-й, а также из списка действующих лиц пропали четыре отпрыска Гуччи — трое у дяди Альдо и одна дочь убиенного Маурицио. Видимо, поджимал бюджет, время да и терпение. Если восемь лет предполагаемой брачной идиллии (по сюжету герой Драйвера знакомится с героиней Гаги на диско-вечеринке Сарцано не под The Jackson 5, а под Тину Чарлз), наверное, не так важны, то отсутствие остальных наследников в борьбе за право торговать лоферами и сумками bamboo явно вызывает вопросы. Хотя и без следования букве закона история модного дома в убедительный нарратив не складывается, остается, увы, бессвязным речитативом.

События нас встречают и провожают — сценарий предсказуемо закольцован — у входа в генеральную квартиру Гуччи в центре Милана. Пару лет назад похожий прием использовал Райан Мерфи в сериале «Убийство Джанни Версаче». Адам Драйвер с улыбкой Моны Лизы, очень ему удобной в ситуации совершенно не прописанной роли, допивает утренний эспрессо, подгибает брюки специальными зажимами, прыгает на велосипед, подкатывает к монументальному палаццо, и тут уже прыгает действие — на двадцать лет назад, чтобы предъявить публике судьбу Адама, его смерть, что ездит в красном «фиате»-кабриолете с ветерком. Зовут ее Патриция Реджани, ей 25, она с одинаковой легкостью подмахивает за отца подписи в бухгалтерских книгах и снимает кружевные чулки. Она настроена решительно — преуспеть во что бы то ни стало. А самый короткий путь к успеху для молодой и привлекательной женщины испокон веку, к сожалению, лежит через постель. Допустим, супружескую.

Череда красочных махинаций — свой номер она пишет на лобовом стекле помадой, свою честь отдает на офисном столе под арию из «Травиаты», свою любовь она выражает сугубо орально — за рулем на трассе и на веслах в буколической тишине. И вот Маурицио уже ведет Патрицию к алтарю. В церкви, однако, со стороны жениха довольно пусто. Папа Маурицио Родольфо (Джереми Айронс), этакий умирающий от рака Рудольф Валентино, сноб и эксцентрик, в гроб сходя, единственную кровиночку проклял за неравный брак. Зато брат Родольфо Альдо (Аль Пачино), напротив, молодоженов в Нью-Йорке приютил и даже ввел в семейный бизнес. Далее следуют сцены материального блеска и духовной нищеты, в ходе которых мы должны догадаться, кто именно жаба, а кто гадюка. Догадываемся же в итоге мы совсем о другом. Во-первых, что Ридли Скотт и в Милане, и в Нью-Йорке бывал лишь туристом: более позорного локейшен-скаута трудно себе представить. А во-вторых, что Ридли совсем не интересен мир моды, а значит, показ Джанни Версаче можно снимать, как «мерседес-бенц»-фешен-уик в московском Гостином Дворе.

Это обескураживает. Да, опыт в рекламной индустрии позволяет временами Ридли Скотту нас порадовать, богатый саундтрек, напоминающий сборник «Союз-26», тут ему в помощь. Гага эффектно позирует на фоне Эмпайр-стейт-билдинга, утопающего в осеннем тумане, за кадром надрывается Энни Леннокс с «Here Comes the Rainy Day». Недурен и Санкт-Мориц в лучах мартовского солнца, недурна и Сальма Хайек, личная гадалка Гаги, расплачивающаяся с киллерами таким манером, будто снимается в камео у братьев Коэн. Но в целом «Дом Гуччи» остается мемоемким и бессмысленным набором недружественных шаржей, нарисованных причем не по памяти и не с натуры, а по трафарету, да еще и халтурно. Трагедия, несмотря на множественные схватки и маркетинговое подбадривание, так и не рождается ни из звуков дважды платиновой музыки, ни из страз, пайеток или тонко выделанной буйволиной кожи.

Звезды у Скотта переглядываются, не понимая, что именно им играть, кроме группового портрета-карикатуры на приключения итальянцев в Америке, в школе жизни и у себя дома, в ренессансном палаццо. Аль Пачино, например, мыслями еще в «Однажды в Голливуде», Джаред Лето — попросту шел в цирк, но невнимательно слушал навигатор.

Его герой, сумасшедший кузен Паоло, интересен лишь одним: его безумные и, по мнению родственников, безвкусные наряды слишком сильно напоминают нынешние хиты продаж Гуччи от Алессандро Микеле. Сокрушаясь, что Господь послал ему такого бездарного и бестолкового сына, Аль Пачино несколько раз за фильм повторяет: ты идиот, но ты мой идиот.

Так же хотелось бы сказать и Ридли Скотту, великому международному режиссеру, в этом году выпустившему абсолютно гениальную «Последнюю дуэль»: сэр Ридли, с «Домом Gucci» вы выглядите по-идиотски, но это наш идиотизм, родной, мы вам его прощаем, снимайте, пожалуйста, свое кино еще, а модные коллабы оставьте Гуччи с Баленсиагой.