«Блинная машина» (реж. Олег Мавроматти)
Четвертый фильм акциониста Олега Мавроматти, снятый по правилам авторского манифеста «Пост-синема». Согласно авторскому методу, за основу всякий раз берутся образы видеоблогеров с ютьюба (известных и не очень), после чего к реальной истории добавляется большая или малая доля фантастики. Манифест «Пост-синема» гласит, что именно это есть путь достижения максимального реализма в (жанровом) кино. Первый фильм цикла «Дуракам здесь не место» был полностью монтажным, где фикцией было лишь неаутентичное сочетание аудио- и видеоряда. Два следующих хоррора — «Обезьяна, страус и могила» (про телепата из ЛНР) и «Полупроводник» (про колдуна Кулебякина, наложившего порчу на поездоманку) — были полностью постановочными: актеры (Виктор Лебедев, Анна Дэн) разыгрывали сюжеты, лишь отдаленно связанные с влогами прототипов. Новый фильм, «Блинная машина», совмещает два метода: за первой монтажной частью нагло следует постановочный третий акт.
Главный герой — юный влогер Максим Шалько из Бердянска, который поклоняется печально известному интернет-герою Алекстайму (последний в какой‑то момент сошел с ума и зарезал человека в Мексике). У Алекстайма Шалько позаимствовал интерес к бодибилдингу и исламу; его длинные монологи включают в себя критику капитализма, восхваление сталинизма и фрустрацию по поводу своей маскулинности. Несмотря на все усилия, он не может найти для себя девушку, поэтому в какой‑то момент сообщает зрителям, что ему «надоело быть мужиком». Он экспериментирует с гендерными перевоплощениями, принимает нелегальные гормональные препараты, берется за селфхарм. В последней трети фильма зритель наблюдает за Машей Самоваровой — фантазией автора на тему будущего Шалько, где исполнилась его мечта. Актриса Кана Се воспроизводит маньеризмы Шалько с пугающей достоверностью.
Первая часть фильма состоит не только из влогов героя, но и из случайных видео из Бердянска (пожары, рынок, поездка по бесконечной разбитой дороге), рисующих нудный образ провинции, похожей на чистилище. Куда более саспенсовой выглядит концовка фильма, в которой перебравшаяся в Москву героиня наконец достигает самореализации и возмездия. Последнее состоит в планировании теракта в Третьяковской галерее, направленного против образа Иисуса на одной из картин. Все логично: как неоднократно говорил Шалько, именно Иисус виноват в его несчастье быть рожденным мужчиной.
Сам Мавроматти был вынужден покинуть Россию два десятилетия назад после акции-перформанса «Не верь глазам», имитировавшей распятие. Его кино о радикализме можно обвинить в трансфобии (слишком тесно здесь сплетены явное психическое расстройство и трансгендерный переход), неэтичности по отношению к субъектам документалистики и соавторам (Максим Шалько все видео, показанные в фильме, успел удалить; сценарист Po98 и актриса Кана Се накануне премьеры прекратили общение с Мавроматти из‑за творческих разногласий). Но точно нельзя обвинить его в бесчеловечности — режиссер сам слишком хорошо знает, что именно радикальное сопротивление порой является единственным выходом из политической безысходности, которая столь остро ощущается в провинции.
«Зима» (реж. Вадим Костров)
Вадим Костров, который, напоминаем, в этом году поставил рекорд по фестивальным премьерам (шесть полных метров за полгода), в отличие от жанровика Мавроматти, делает кино не нарративное, но образно-статичное. Он не рассказывает, а показывает: в «Зиме» нет диалогов, а есть только чуть меньше десятка долгих неподвижных планов. Чудо кинематографа Кострова состоит в том, что эти планы застревают в головах зрителя на годы вперед (или даже на всю оставшуюся жизнь). Не будет большим преувеличением сказать, что его цикл «Времена года», посвященный воссозданию на экране картин собственного тагильского детства, обладает мощью заместить или как минимум перекрасить воспоминания всех людей, подаривших этим фильмам внимание.
В отличие от снятого в лоуфайном формате miniDV «Лета», «Зима» снята на HD-камеру — пускай и раннюю, еще несовершенную. Это уже не комфортная поездка маленького мальчика на дачу к бабушке, а зимняя экзистенциальная безысходность подростка. Монументальные образы, показанные на экране, включают в себя: игру в Counter Strike в темной комнате с видом на огни панелек; рисование кривоватых граффити на гаражах и заброшках; отчаянные попытки согреться у костра на снегу (после центральных сцен «Зимы» и «Лета» становится понятно, что фамилия у режиссера — говорящая). Истинную мощь изображения обретают, когда начинают постепенно мутировать в неожиданных эстетических направлениях. Второй план из темной комнаты включает в себя длинный-предлинный зум камеры, фокусирующийся на одном мерцающем огоньке за окном. В конце концов фотоувеличение достигает такой степени, что ни огонька, ни комнаты, ни компьютерного монитора не остается, лишь гигантские пиксели мерцают электричеством — режиссер говорит, что это кино о веке цифровизации.
Хроники граффити в определенный момент перестают показывать подростка, криво малюющего тэги, и переключаются на повзрослевшего героя, в реальном времени на глазах у зрителя создающего искусные абстрактные работы. Как и само кино Кострова: это чистое искусство ради искусства. Ни у абстракций на заброшках, ни у экспериментальных фильмов, показанных в тагильских гаражах и на нишевых лиссабонских фестивалях, никогда не будет массы зрителей. И поэтому большая красота перед глазами трогает еще сильнее.
Трилогия «Народная» — «После „Народной“» — «Комета» (реж. Вадим Костров)
Если обманчиво простая «Зима» — это серия видеокартин, скорее мини-выставка искусства, чем какое‑либо повествование, то музыкально-документальная трилогия «Народная» — «После„Народной“» — «Комета» есть полноценный кинороман в трех частях.
Как и полагается первой части романа, «Народная» несколько сухо излагает факты о месте действия предстоящего повествования. Речь идет об андеграундной галерее искусства, открытой молодыми тагильчанами в одном гараже: та называется «Народная», то есть «для народа» и «созданная народом». В фильме можно увидеть художников и кураторов импровизированной галереи, всевозможных музыкантов, дающих там концерты (рэперы, панки, шугейзеры), прочих героев, которые пройдут через все фильмы трилогии (включая, собственно, режиссера). Это в меру познавательный, но довольно банальный док: есть и говорящие головы, и музыкальный монтаж. Впрочем, кульминация фильма убеждает, что перед нами все-таки что‑то особенное: ни в одном нетфликсовском доке о музыке и молодежной культуре вы не увидите получасовой план панк-джема, где возрастающая агрессия артистов становится символом приближающейся кончины галереи (спойлер: во всем виновата ледяная тагильская зима).
Вторая «книга» цикла «После „Народной“» — это, во-первых, один длинный описательный абзац, а во-вторых, несколько философских монологов. Описательная часть — скрупулезная видеофиксация прощальной вечеринки-квартирника, где публика подпевает любимым песням локальных артистов, обменивается сливающимися в стену звука репликами и просто находятся в моменте, не замечая камеру в руках человека, которого все привыкли видеть исключительно с камерой (это ли не ближайший в истории кино аналог невидимого героя-рассказчика из различной классики русской литературы?). Во второй половине несколько героев из окружения режиссера гуляют вдоль зимней реки, обсуждая извечную, но все еще неразрешимую провинциальную дилемму «уезжать нельзя остаться».
Первые два фильма трилогии — трудное зрелище, требующее серьезных зрительских усилий. Однако щедрость читателя здесь будет компенсирована сполна, ведь третья картина «Комета» — это полноценный роман в романе, доводящий все темы и мотивы, заявленные ранее, до душераздирающей кульминации. Шугейз-группа «Ленивая комета» отправляется в Москву, чтобы выступить на разогреве перед парой кинопоказов Вадима Кострова. Столица сама по себе становится драматическим катализатором и моментально обнажает провинциальную неуверенность, юную неоперенность, рыхлую творческую одухотворенность героев. Случайный прохожий пускается в нравоучения о необходимости «оставаться зарабатывать» в Москве, в ответ музыканты только смеются, но из дальнейших разговоров понятно, что слова прохожего их задели. Неужели в Нижнем Тагиле и правда нет будущего?
Думать нет времени, потому что за один вечер нужно сыграть два концерта — один в театре, один в сквоте. Не просто видеографом, но настоящим режиссером Кострова делает способность заставить героев-артистов выразить на экране то, что они сами по себе выразить не в силах. Динамичные съемки шоу (ручной камерой Костров-оператор орудует, как живописец-экспрессионист — кистью) чередуются с будущими кадрами, где члены группы с широко открытыми глазами смотрят на сам фильм в процессе монтажа. В середине второго концерта Вадим Костров сам выходит на сцену, чтобы спеть одну песню — та оказывается 15-минутным перформансом на грани физических возможностей. Костров срывает голос, бегает и падает, повторяя снова и снова строчку припева «Я и друзья». Вокруг действительно все его друзья: музыканты на сцене, гости концерта по другую сторону, передающие из рук в руки камеру, чтобы снять режиссера без профессиональной искусности, зато с искренностью. Эти кадры — поистине экстатическое изображение дружеского единства, не имеющее особых конкурентов в более профессиональном, а значит, менее личном кино.
Особую ценность образу дружеского единства добавляет концовка картины, разбивающая сердце констатацией конечности и хрупкости такого дружеского контакта. После впечатляющего перформанса музыканты предлагают Вадиму стать постоянным членом группы и вместе отправиться в летние гастроли — зрители уже знают, что через несколько дней после указанных в фильме дат наступит COVID-апокалипсис, но и без него реалистичность этого предложения трудно оценить. Костров провожает друзей на поезд, жадно снимая длинные кадры-портреты их молчаливых лиц в метро — самое время проглотить первые слезы. Долгие проводы в вагоне, традиционный бег с камерой за составом, наконец зум на скрывающийся за поворотом поезд. За кадром начинает играть последняя печальная песня сета вчерашнего дня — ей только и остается, что звучать в воображении, зато там она можно звучать бесконечно. Самое время разрыдаться.
Фильм «Народная» можно посмотреть онлайн до 12.00 3 ноября на платформе Nonfiction в рамках программы кинофестиваля «Послание к человеку».
Также «Народную» покажут 6 ноября в Екатеринбурге в рамках Уральской биеннале.
Трилогия «Народная» — «После „Народной“» — «Комета» Вадима Кострова будет показана в Центре документального кино с 18 по 20 декабря
