В семье Энтони (Яхья Абдул-Матин II) и Брианны (Тейона Пэррис) все до зависти ладно: она куратор галереи, а он художник, который там выставляется. Молодожены на днях заселились в облагороженную высотку, возведенную на месте бывших чикагских трущоб, полны энергии, планов и внешне счастливы. Вернее, как, она за все платит, пока он выходит из творческого кризиса в мастерской на втором этаже их уютного лофта с большими окнами.
На званом ужине по случаю заселения брат девушки как‑то некстати перескажет местную байку о леди-убийце Хелен Лайл. Согласно поверью, та похищала детей, не щадила собак и в конечном счете прыгнула в костер на глазах жителей городка во время народных гуляний. Энтони историей загорится, двинет в архив и раскопает легенду о Кэндимене — призраке с крюком в руке и конфетами с лезвием в кармане. Казалось бы, банальная страшилка для детей, согласно которой для вызова духа достаточно встать перед зеркалом и пять раз произнести его имя. Первым повторит ритуал как раз Энтони — и из него прямо-таки польется творческая фантазия: парень по мотивам фольклора придумает перформанс с зеркалами и активистскими смыслами, выставится с ним, а утром после его экспозиции найдут два трупа. «Искусство, стало быть, убивает», — скажут в экстренном выпуске новостей.
Новый «Кэндимен» — ремейк вполне забытой классики 1992 года. Ее, с одной стороны, и возрождать вряд ли стоило, а с другой — идеальней материала для переосмысления в эпоху расцвета социальных хорроров и не придумать. Та работа славна не только тем, что достойно смотрится сегодня, удачно запечатлев в моменте 1990-е, но и выделялась выраженным антирасистским посылом. То есть кино, по сути, решало те задачи, какие активно ставит в современном кинематографе Джордан Пил, продюсер современного «Кэндимена».
В оригинале канон Кэндимена держался на истории о темнокожем сыне бывшего раба, к несчастью, имевшего виды на дочь зажиточного землевладельца: юноша виртуозно рисовал, и поэтому его пригласили снять портрет девушки. Молодые друг друга полюбили, но подобный союз не вписывался в планы отца: помещик, заплатив вышибалам, приказал парня проучить. Юношу в итоге зверски изувечили, а потом обмазали медом. Умер он от укусов пчел, прилетевших на сладкий запах.
Нынешний релиз, стоит отметить, крайне аккуратно принимает эстафету у той ленты Бернарда Роуза. Для его героини придумали изящную побасенку, описанную выше, а роль Кэндимена во флешбэках преемственно исполнил Тони Тодд, игравший его тридцать лет назад. Правда, отсылок на «Кошмар на улице Вязов» совсем не осталось, как и саундтрека, на минуточку, Филипа Гласса. Композиторскую функцию взял на себя перформансист Роберт Айки Обри Лоу, больше известный под псевдонимом Lichens.
Неплохо сработала и постановщица Ниа ДаКоста: у нее получилось визуально запоминающееся зрелище, по полной отрабатывающее внушительный по меркам даже коммерческих хорроров бюджет. Тут и изысканные титры, обыгрывающие основную символику фильма, и силуэтная анимация, и куча панорам чикагских небоскребов: их крутят и так и сяк, то развернут на 180 градусов, то покроют густым туманом, демонстрируя как бы бездну. Картину, к слову, много хвалит американская пресса, а бокс-офис показывает впечатляющие цифры. Уже известно, что дальше ДаКоста будет ставить сиквел «Капитана Марвел», что, в общем-то, вписывается в тренд крупных мейджоров — подхватывать инди-режиссеров на самом старте. Да и в Disney любят актуальных авторов, выделяющихся четкой социальной линией.
Из хорошего вроде бы все — дальше сплошные вопросы буквально ко всему. «Кэндимен», к его чести, очерчивает довольно много тем: кроме ключевой проблемы системного расизма, речь идет и о бесконечной городской джентрификации и реновации. Заметны нападки и на мир искусства, эксплуатирующего страдания других. Но вместе с этим тут зачем‑то существуют моменты откровенного дурновкусия.
Вот владелец галереи с очередной ассистенткой — та, конечно же, услуживает ему не только в профессиональном плане. Вдобавок она носит принт с «Unknown Pleasures» Joy Division, что само по себе жуткое клише, но над футболкой обязательно пошутят еще, как и над внутриматочной спиралью помощницы.
А вот критикесса, будто сбежавшая из «Бердмэна» Иньярриту. Новое видение Энтони ее не впечатляет, а месседжи явно не заботят: он ей про угнетение и застройку, а она его метко пресекает мыслью о том, что именно его коллеги-художники первыми окучивают дешевое жилье ухоженных районов. Потом дама, естественно, оживится, когда пойдут смерти, но все равно — неужели критик, дающий оценку чему-либо в 2021 году, действительно имеет какую‑то силу?
Понятно, что и Кэндимен ДаКосты — уже больше миф, ставший аллегорией борьбы, голос тысяч людей из гетто. Историю можно присвоить, память стереть, а предание должно жить, но есть что‑то жуткое в примирительном пафосе фильма и его нравоучительном тоне. Убивают здесь, кажется, исключительно белых персонажей: в сцене призыва фантома темнокожими детьми камера выхватывает только часть окропленной кровью ноги.
Но самое поразительное, что это кино продают как ужасы, хотя в режиссерских методах ДаКосты моментально отзывается школа Джордана Пила. Политически заряженный комик однажды решил, что он — хоррормейкер, следовательно, сеет кошмары. Но американец абсолютно не умеет обращаться с жанром, совершенно его не чувствует, мало в него погружен, более того — всегда проваливает ритм и не знает меры.
Весь хваленый хоррор Пила — выпученные глаза Дэниела Калуи и Лупиты Нионго; в лучшем случае — прямое прочтение брошюр еще одного напрасно коронованного трикстера полуночных сеансов Джеймса Вана. Пил, как и Ван, считает, что пробиться к зрителю можно лишь через пробитые ушные пробки, вывалив на него стену неимоверного шума и крика. Так и у «Кэндимена» нет ничего, кроме зловещего образа героя и грозного жужжания пчел, и то унаследованного у оригинала.
Романа Неловкина
