Оказывается, София Коппола не соврала вообще ни в чем: в Токио действительно чувствуешь себя не иначе как герой Билла Мюррея из «Трудностей перевода», особенно если приехал по работе — никому ты не нужен, никого не понимаешь, и тебя никто не понимает. Самоощущения как у героя Шона Пенна из фильма «Древо жизни»: грустный командированный сотрудник в неправильном часовом поясе, потерявшийся в лифтах бесконечных небоскребов. Город бессмысленного и беспощадного ретрофутуризма в феврале 2020-го выглядел как вымирающий: на улице не было ни единого человека без маски, и тогда это воспринималось как азиатское чудачество — особенно когда перепуганные новостями из соседнего Китая горожане отходили от меня, недоумевающего и без намордника, подальше на светофорах.
Голливудская компания Paramount Pictures привезла меня туда по довольно нелепой причине: там доснимали новый фильм франшизы по мотивам солдатиков G.I. Joe — прилетели мы всего на два дня ближе к завершению работ. Поэтому коллеги-журналисты, явившиеся на съемочную площадку, начинали из‑за адского джетлага засыпать и заваливаться вперед во время групповых интервью (ладно, это был я). Отчего именитые актеры и продюсеры начинали пугаться и звать скорую и охрану.
Та поездка вообще воспринимается как случайно навеянное сновидение — сегодня невозможно представить, что ты все же поедешь в Японию. Бесконечно длинная, как ядерная зима, эпидемия окончательно убила всякую надежду на лучшее завтра. Но тогда и кино снимали будто бы совсем иначе, и мы были другими. Тогда, к примеру, в недрах одной голливудской студии могла родиться идея снять, внимание, приквел для дилогии околосупергеройских фильмов по мотивам пластиковых игрушечных фигурок, причем в стиле гонконгских боевиков и однообразных картин про якудза и сенсеев, в Токио, а на главную роль взять англо-малайзийца Генри Голдинга.
Разумеется, эта идея плоха сразу по многим причинам. Странно, что еще не предъявили за эту множественную культурную апроприацию и кастинговый расизм хитрейшему продюсеру наших дней Лоренцо Ди Бонавентуре, который однажды уже работал над переложением на большой экран феномена мальчишеских детских комнат — в смысле, над «Трансформерами». Но, видимо, этому улыбчивому американцу все сходит с рук — любая кинематографическая коммерциализация.
Вообще, локализированное название этого фильма, как и его концепция, лучше всего описывается заглавием той же картины Копполы — все это одни сплошные «трудности перевода». Первая часть называлась просто «Бросок кобры» — в России никто никогда не играл в фирменных суперсолдатиков бренда Hasbro. Тогда и картина воспринималась скорее как спинномозговой нарочито глупый блокбастер, который в любом случае соберет 300 миллионов долларов. Во второй части на российские постеры добавилось загадочное «G.I. Joe: Бросок кобры-2» — впрочем, тогда еще пригласили Дуэйна Джонсона, Брюса Уиллиса и оборотистого режиссера тошнотного, но популярного мейнстрима Джона М.Чу. Так что сборы были еще больше.
К счастью, продюсеры не оказались в иллюзии того, что хоть кто‑то помнит глобальный сюжет их восторженно бессмысленной франшизы — да и диспозиция изменилась. До 2020 года чудилось, что нужно поскорее и поубедительнее выходить на азиатские рынки, с чем‑то таким, что там понравится. До сих пор в прокат регулярно выходят такие придержанные из‑за пандемии проекты, в которых азиатского не больше, чем в сетах роллов из доставки, — уже вышло игровое переложение «Мулан», скоро будет «Шан-Чи». На самом деле за этой бизнес-диверсификацией не видно никакой толерантной интенции — просто очередной виток корпоративного лицемерия.
Каждый, кто бывал на хоть сколько‑нибудь масштабных съемочных площадках, знает — нет места тоскливее. Понятно, что в России этот депрессивный эффект усилен общей неустроенностью — холодно, голодно, грязно, шумно, все недовольны своей жизнью и выбранной еще во вгиковские времена специальностью. Но вообще любая киносъемка в декорациях отдает мертвечиной: несчастные, размалеванные и разодетые люди тужатся изобразить кого‑то, кем они не являются, посреди ненастоящей и заведомо плохо отображенной реальности, на фонах, что выглядят жизнеподобными, если только к ним не присматриваться.
Тем сложнее работать на намеренно коммерческих проектах за много денег — да, неприлично хорошо платят, но никто и ни от кого не ждет больших свершений, и каждый вынужден причесывать свой гипотетический талант под фасон стандартизированного профессионализма.
«Снейк Айз» снимали в арендованной под ключ этнографической китчевой деревне — у каждого дома узнаваемая крыша, декоративные речки и мостики. В общем, хорошее место, чтобы провести там японизированный фестиваль с ряжеными и викторинами. На одной из улочек полвечера готовили съемку сцены — герои выходят с разных сторон и пафосно идут в ряд навстречу, очевидно, разнообразным врагам (кажется, она вовсе в фильм не вошла — или сокращена до неузнаваемости).
Актеры начинали много раз — все играли и играли этот бессловесный эпизод во всполохах бутафорского огня. В перерывах между этим духовно богатым занятием артистов по одному приводили в журналистскую избу, где они устало, но уверенно, обученные голливудскими пресс-агентами, рассказывали, что раньше G.I. Joe никогда не увлекались, но теперь им очень нравится.
Особенно грустно было смотреть на приятного парня Генри Голдинга, которому здесь по сюжету приходится играть загадочного японца — не на своем месте он оказался после того, как ромком «Безумно богатые азиаты» с ним в главной роли стал международным феноменом. То ли утешая себя, то ли напоминая о том, что же ему пришлось пережить, Голдинг рассказывал, что уже полгода работает на этом проекте, что долго тренировался боевым техникам, что его персонаж — лучший из всего набора G.I. Joe (хотя вряд ли кто‑то вспомнит остальных), наконец, демонстрирует насмотренность в жанре, упоминая о «Бродяге Кэнсине» Кэйси Отомо. После многочасовых бдений все облегченно идут в столовку — вот там, в меню, и проявляется, кажется, единственная «японскость» всего этого продакшена.
Разумеется, получившийся фильм по мотивам игрушек выглядит именно так, как и ожидалось. «Снейк Айз» посвящен тому из персонажей, который вольно стилизован под всевозможных мастеров боевых единоборств из примерно всех азиатских фильмов. Впрочем, местный сюжет по степени ленивости напоминает о каких‑нибудь российских недоблокбастерах нулевых-десятых вроде «Скалолазки»: герой пытается отомстить за гибель отца, для чего становится двойным агентом, работает одновременно и на влиятельный клан Арашикаге, и на якудза, что обещают ему найти убийцу с игральными костями. Он предлагает всем жертвам бросить кубики, и у них всегда, разумеется, выпадают две единицы — это проигрышная комбинация и называется «глаза змеи», и на разжевывание этой чрезвычайно остроумной метафоры фильм тратит неприлично много времени. У этого клана где‑то за ДНК-замком лежит чудо-камень (почти что алатырь), при помощи этого читерского артефакта можно силой мысли поджигать любые предметы — и людей в том числе.
Наверное, простота хуже воровства, но раньше эта интеллектуальная редукция срабатывала. «Снейк Айз» — это и о простоте, и о воровстве. Единственное, что остается хоть сколько‑нибудь примечательным, — боевые сцены, в которых оказываются заметными Эндрю Кодзи из сериала «Воин» и Ико Ювайс из «Рейда». Но это максимально неймдропперское описание — единственное возможное выигрышное для «Снейк Айз». Больше там нечего искать, просто актеры снялись в привычных ролях.
Есть ощущение, что за карантинное кинематографическое голодание (все сидели на хлебе и пошлом Netflix) люди все же подустали от ожидаемых зрелищ. Впрочем, непримечательный режиссер Роберт Швентке и не собирался здесь ничего выдумывать — просто поманипулировать чувствами ностальгирующей аудитории, которой лишь бы посмотреть чего похожего на якобы старое и доброе мордобойное кино эпохи VHS.
Голдинг, быть может, действительно полгода тренировался, но в фильме так много профессиональных дублеров и неубедительных спецэффектов, что это не удается экспертно разглядеть. Голливуд изо всех сил имитирует заметную публичную заинтересованность в роли для своих актеров — вот, мол, смотрите, они учились боевым искусствам, они пытаются подражать великому Брюсу Ли. И это явно не тот случай, когда Дэниел Дей-Льюис в поисках образа для фильма «Последний из могикан» выдалбливает из цельного куска дерева себе настоящее каноэ.
От «Снейк Айз» просто опускаются руки. Это порождение эпохи bullshit jobs, когда людей нанимают на никому не нужные должности, съело столько жизненного времени каждого из участников действа, причем на каждой стадии задумки все думали сделать что‑то небесполезное, как минимум в коммерческом плане.
Вот как сегодня устроена голливудская система — краткий курс. Студия изначально хотела опереться на устойчивый, крепко стоящий на ногах IP — intellectual property, некую сценарную основу с якорем для потенциальной аудитории. Подразумевалось, что у всего в нынешнем безумном мире найдутся поклонники — даже у пластмассовых солдатиков. Из героев предыдущих частей выбрали самого колоритного — это очевидный расизм, но сегодня его можно выгодно замаскировать под заботу о внутрикадровом расовом разнообразии. Голдинг согласился на роль потому, что ему нужно было как‑то монетизировать успех предшествовавших фильмов и закрепиться в Америке. Журналистов в Токио привезли потому, что всему этому нужен хоть какой‑то пиар.
В итоге из‑за приверженности студийных боссов проверенным схемам, которые в изменившемся мире не сработали, никто на самом деле не пострадал — все получили зарплату, журналисты после Токио чудом выспались, зритель вяло на это все сходил в кино.
И понятно, что фильмы снимаются очень тяжело, даже такие дорогие и с таким продуманным столовским меню на съемочной площадке — да, киношники много зарабатывают, но все, кажется, научились из‑за призрачного, но постоянного страха скорой смерти ценить то недолгое время, что нам отпущено. А от «Снейк Айза» остается лишь одно ощущение — будто быстро стервенеющий мир наложил на нас какое‑то странное заклинание, из‑за которого нам всем приснилось в джетлаговом бреду, что никакой пандемии нет, что кино можно по-прежнему снимать конвейерным методом, что фильм «Снейк Айз» хоть кому‑то нужен.