— Вы давно болеете за ЦСКА, прекрасно знаете фанатскую кухню, атмосферу на трибунах стадиона и гостевых выездах. Не было ли желания перенести этот опыт в сценарий и снять околофутбольный сериал в своей фирменной стилистике криминальных драм?
— Вообще нет, потому что мне самому как фанату это неинтересно. Для фанатов боление, матчи и выезды — это настолько малый аспект жизни, что я не вижу здесь материала, не вижу, чем фанат отличается от обычного человека. На целый сериал не наберется, разве что можно сделать второй «Закон каменных джунглей», но все будут ходить в фанатских шарфах. Вот только зачем?
— В одном из интервью вы рассказывали, что снимаете вместе с ЦСКА сериал про регби. На какой он стадии сейчас?
— «Регби» уже на стадии завершения. Там просто огромный объем: 140 смен. Но процесс близится к финалу, и сейчас осталось смен 20, многое уже в монтаже. Надеюсь, что весной нас ожидает эфир на 16 серий. Съемки были сложными, потому что снять даже одну регбийную игру, как оказалось, — большая проблема. В кадре работают регбисты — кроме двух актеров, все реальные спортсмены. Дело в том, что каскадеры не могут достоверно изобразить игру. Они консультируют и регбистов, и актеров, чтобы никто не покалечился на съемках, но глобально на съемках задействовали все составы ЦСКА: и первый, и второй.
Понятно, что это сериал не только про регбийные игры. В сюжете много всего, но чтобы именно регби снять красиво, подробно и действительно хорошо, получается, что нужно 140 смен.
— В России уже вышло немало сериалов на спортивную тему — «Мастер», «Вне игры», «Крюк», те же «Дылды» на СТС. Это плюс для еще одного выходящего сериала про спорт или минус?
— По идее, это должно помогать. Меня не особо волнует, что выходило до или выходит после, поскольку на условно вытоптанной поляне гораздо проще. Никто уже не обращает особого внимания. У меня такое было с «Глухарем», когда мне говорили: «Что там? Очередной сериал про ментов. Да это вообще никто смотреть не будет». Все это ерунда. Так же и здесь — сериал же не про спорт, а про людей.
— Главный герой «Аль-капотни» — полицейский, в центре сюжета — отдел полиции по делам несовершеннолетних. Почему решили выбрать именно проблематику трудных подростков?
— Да потому что это реально важно. Это наше будущее поколение, у которого есть проблемы, и их много. Об этом надо нормально говорить в интересной форме — историями, которые каждый мог бы на себя наложить и задать вопросы: «Как бы я поступил? Что бы я сделал?» При этом в сериале нет детектива как такового, хоть это и полицейский сериал. Скорее «Аль-капотню» можно назвать социальной драмой о тех людях, которые будут делать наше будущее.
— На каких проблемах подростков делает акцент «Аль-капотня»?
— Здесь есть все: новомодные интернет-штуки, трэш-стримы, самоубийства и прочие угрозы, которые несут в себе сеть и знакомства с подозрительными личностями в интернете. Но, конечно, основная проблема — это черные рынки наркотиков. Но тут важно понимать, что проблема наркотиков сама по себе не появляется, а рождается в результате личных проблем у каждого. Подростки идут к наркотикам за каким‑то ответом, который им не дает семья, общество.
— «Аль-капотня» не похожа на стандартный контент «Пятницы». Как появился этот сериал — по запросу канала, или вы принесли проект на «Пятницу», и его купили?
— Этот проект появился путем совместного креатива с Колей Картозией (генеральный директор телеканала «Пятница». — Прим. ред.). Мы ужинали, обсуждали очередные планы по захвату вселенной и сериалы, которые будем делать. Коля предлагал сделать детектив, потому что это самый простой способ удержания внимания. Но я детективы просто ненавижу, поэтому я предложил сделать детективный движок максимально условным. То есть в сценарии будут какие‑то преступления, но они выполняют роль сеттинга и задают обстоятельства. Канал «Пятница» работает для молодой аудитории, и молодежь смотрит шоу, программы с блогерами и сериалы. Поэтому мы и сделали сериал про подростков с условно детективным движком.
— Говоря о сериале, вы описываете главного героя как «полицейского в детской комнате, который кажется неприятным, злым типом». Это воспоминание из детства?
— Больше собирательный образ, но я искал актера, который вроде обаятельный, но при этом немножко грубый с отрицательным обаянием, если можно так сказать. Я вспомнил Макса (Костромыкина — звезду сериала «Ольга». — Прим. ред.) и решил, что это будет он. В итоге чуть ли не под него писал образ, под его органику.
Инспекторы ПДН в детстве всем разные попадались. В моем случае в полиции всем было просто на тебя плевать. Что‑то записали и рукой махнули. Кому‑то попадались принципиальные люди, которые пытались чему-то научить.
— Сколько реальных историй в сценарии?
— Да почти все там реально. Где‑то это история из новостей, где‑то история из жизни, где‑то история из молодости моей или моих авторов.
— Как отбирали музыку для сериала? Из чего складывалось звучание — в данном случае это работа композитора или режиссера?
— Звучание — это отдельная история. Мой друг — Никита Легостев, он же ST1M, написал мне трек «Окна» для «Аль-капотни». Он спрашивал меня, что я ищу по настроению, и мне важно было передать и жесткость улиц, и напор, и драйв молодости, чтобы в треке была энергия. На его треках, на его битах лежит костяк саундтрека.
Потом мы отдельно встретились с музыкальным продюсером и прорабатывали музыку, которая должна была работать на драму. Я хотел добиться эффекта, когда зритель не погружается в какие‑то сцены, а, наоборот, смотрит на них со стороны. Так, например, когда в кадре драка, мы не подчеркивали ее жесткой или быстрой музыкой, а шли в контрапункт с помощью фортепиано.
— Когда работаете над сценарием, слушаете музыку?
— Только не на русском языке, потому что в мысли текст попадает. Ты сам пишешь слова, а тебе другие слова вклиниваются и мешают. В рабочем плейлисте обычно инструментал или иностранная музыка не очень быстрая.
— Можно ли сказать, что сериал про работу полиции всегда будет актуален и интересен зрителю?
— Конечно. Есть острые профессии, как полицейский или врач скорой помощи. Их истории зритель всегда будет охотно смотреть, поэтому они никуда не денутся. Ничего в этом плохого нет. Если говорить о полиции, скорой или о чем‑то еще через новую призму и новых героев, то сериал дойдет до зрителя и, возможно, даже как‑то изменит восприятие людей.
— Насколько важно делать героя-полицейского неоднозначным?
— Очень важно, потому что я, например, не могу поверить в полицейских, которых показывают абсолютно положительными. Когда они при слове «взятка» белеют от ужаса и говорят «да как ты, мерзавец, можешь брать взятку», сразу уши вянут, и ты понимаешь, что это неправда. Все знают, что эта система состоит из оборотней. Но все также понимают, что в ней есть нормальные люди, которые понимают суть системы и умеют в ней нормально работать.
— Говоря про взятки, перейдем на персонажа Володи Яковлева. Впереди приквел «Милиционер с Рублевки». Это будет история только Яковлева, или мы увидим других персонажей?
— Мы увидим Володю Яковлева, Машу Гудкову. Как они познакомились, как вместе работали — он как опер, она как следователь. Увидим его брата, который потом стал генералом ФСБ.
Мне очень нравится этот приквел, он душевный и смешной. Дело происходит в девяностые, и я хотел показать это время не совсем настоящим — точнее, совсем не настоящими. Хотелось оставить романтику — все то хорошее, что было в девяностых, хотя, по сути, там ни хера хорошего не было. Но это были годы детства и молодости, когда вся дичь девяностых воспринималась по-другому: все эти палатки, которыми была вся Москва заставлена, кассеты с «Горбушки», приставки, люди в малиновых пиджаках, шестисотые мерседесы и прочее. Мы собрали весь этот абсурд и накинули на него флер сказочности, отфильтровав все плохое и сделав мир, в котором ничего плохого произойти не может.
— В пятом сезоне «Полицейского с Рублевки» пропал персонаж Измайлова, и сериал стал еще отвязнее и безумнее, когда сюжет сосредоточился только на Яковлеве. История про молодого Яковлева метнется в еще большую отвязность и безумие?
— Безумнее он стать не может, потому что в старости у Яковлева колпак слетает окончательно. Но здесь мы увидим, как закладывались все эти страхи и желания. Несмотря на то что сериал — приквел, он имеет очень точную связь с продолжением, и люди будут узнавать любимые моменты, словечки. Мы увидим, как Яковлев первый раз услышал про «пропеллер», как у него появился страх тюрьмы, как он узнал про коррупцию.
— После выхода второй части «Новогоднего беспредела» был анонс мюзикла по «Полицейскому с Рублевки». Что сейчас с этой задумкой?
— Мы уже закончили историю «Полицейского с Рублевки». Думали, можно ли что‑то еще к ней добавить, но случилась пандемия, и момент ушел. Сейчас к этому уже нет смысла возвращаться. Быть может, было бы и неплохо сделать мюзикл, но уже неактуально, а желания делать на скорую руку никакого нет.
— Есть ли у сериалов срок годности? К примеру, снят пилот, но его не взял заказчик, для которого изначально снимали: какое временное окно есть у продакшена, чтобы его пристроить?
— Есть, любые сериалы устаревают: и на стадии сценария, и на стадии отснятого пилота, и даже на стадии целиком отснятого и выпущенного продукта. Для сценария это в меньшей степени характерно, потому что его проще редактировать. Если это хорошая драма, проблематика жизни одна и та же. Можно взять любой роман Диккенса или Достоевского, переписать на наше время, и мы увидим, что простые человеческие сумасшествия, порождающие дичь, никуда не делись. Замени лошадей на машины, и все будет работать.
У отснятых сериалов меняется киноязык. Условно, у продакшена есть пара лет, чтобы пристроить уже отснятый пилот на канал или платформу. Потом тоже можно, но нужно будет переснимать пилот — изменится киноязык, появятся новшества. Я бы сказал, что продолжительность окна зависит от качества сериала. Но даже очень хорошие сериалы устаревают. Возьмем ту же «Ликвидацию». Мне кажется, что если ее сейчас смотреть, то киноязык уже не тот и способы построения. Кино сейчас вышло на другой уровень.
— Беспокоил ли вас тогда кейс сериала «Взрыв», который долго лежал на полке?
— Еще как — он устарел в плане киноязыка и манеры съемки. «Взрыв» был заточен под телевидение того времени. Он примерно был сделан году в 2016-м или 2017-м. Еще не было платформ, и сериалов на других каналах не так много выпускали. «Взрыв», безусловно, получил своего зрителя, и людям все равно понравились истории и персонажи, но киноязык устарел.
— «Аль-капотня» будет выходить в формате «18+» с матом на Premier. На ваш взгляд, насколько плотно мат вжился в повседневность и нужна ли эта лексика в каждом сериале?
— В каждом не нужна. Сначала мне казалось, что без мата не такие сочные шутки, но потом поменял свое мнение. Мат должен быть там, где он нужен. Когда я делал «Мылодраму» для «Пятницы», я понимал, что на телевидении на мате разговаривают: я работаю на ТВ и знаю, по-другому я это рассказать не мог. Сейчас, когда я делаю для СТС сериалы, мне говорят, что можно сделать «18+» и выпустить на платформу без цензуры, но я вдруг почувствовал, что, размышляя на другие темы и работая с другим юмором и другой средой общения, мат мне не нужен. Не надо думать, что мат смешной сам по себе. Он должен быть оправданным, уместным и правдоподобным.
— Существует ли сценарий продолжения «Закона каменных джунглей»?
— Существует в формате полного метра. Я его уже давно сдал, но новостей по нему, насколько знаю, нет. Я — наверное, единственный человек, у которого нет сожалений, что продолжение не вышло, потому что у меня это все сбылось и я знаю, что произошло дальше. Я свое кино «посмотрел», когда писал сценарий. Единственное, мне кажется, что можно было бы опубликовать сценарий, если его не собираются снимать — зрители бы почитали, но я этого сделать не могу, сценарий мне не принадлежит.
— Как появилась идея сделать двухлинейный сценарий про трагедию на Перевале Дятлова? Почему решили выбрать именно такую форму?
— Мне хотелось, чтобы история отличалась от того, что на тот момент уже вышло. Фильма «Тайна Перевала Дятлова» еще не существовало, но было много документальных материалов. Мне хотелось сделать что‑то супернестандартное, и в какой‑то момент я столкнулся с дилеммой — про что делать: про туристов или про расследование. Дилемма не решилась. Точнее сказать, она решилась в формате двухлинейности. Кто сказал, что я не могу сделать так, как раньше не делали, разделив сериал на четные и нечетные серии?
— Какие последние фильмы и сериалы посмотрели?
— Из‑за работы сейчас не так много времени смотреть что‑то в свое удовольствие. В последнее время часто смотрю документалки Netflix — последнюю посмотрел про Японию и век самураев, про маньяка «Ночной сталкер» в Лос-Анджелесе 1980-х. Чем больше их смотришь, тем чаще тебе платформа подкладывает документалки в рекомендации.
— Сами бы хотели вернуться к работе над документальным кино?
— Нет, это сложнее в десять раз, чем художественное кино. Я делал документалки и помню, как разрывалась моя голова. Нужно, чтобы картинка соответствовала эпохе, фактологии, и все происходящее сверялось с кучей документов. Ты не можешь написать сценарий, потому что, по сути, это журналистская работа с киноязыком. Нужно сначала собрать материал по теме, понять, чего в нем не хватает, написать сценарий и добрать материал. Это адская работа, к которой я сейчас не готов. Зато весной должен быть сериал «Документалист» про ребят, которые делают документальное кино.
— Наоборот, если уходить от реалистичности, думали написать сценарий к видеоигре?
— Ой да, видеоигры — это интересно. Так или иначе к этому мы придем. С игровой индустрией уже есть какие‑то контакты — отчасти за этим будущее, потому что уже есть поколение, которое с детства играет. Надо начать со знакомых жанров — триллеров или мистики. Я недавно чисто для себя делал веб-сериал мистический для своего ютьюб-канала.
— Почему для своего канала — не предлагали платформам?
— Он в итоге частично выйдет на платформе, за счет чего его удалось окупить. Но изначально я задался целью сделать веб-сериал на свои деньги. Меня всегда смущало, что люди используют слово «веб-сериал» как отмазку для оправдания плохого качества — плохую, зато бесплатно актерскую игру или плохо снятую на мобильный телефон картинку.
Единственное, на что влияет приставка «веб», — это хронометраж. Больше 10 минут вряд ли кто‑то будет смотреть с телефона или на ютьюбе. Мне это кажется идеальным форматом, когда школьник или студент садится, берет наушники и смотрит серию на перемене.
— О чем этот сериал?
— Это полумистический триллер про школьников, убийства, исчезновения детей в классе и расследования. В нем 8 серий по 10 минут. Мы потратили на него порядка 10 съемочных дней.
— Любимый полицейский персонаж или полицейский сериал?
— Мне нравится фильм «Патруль», где Роман Васьянов был оператором, в нем что‑то было. Еще отмечу сериал «Саутленд» про полицию Лос-Анджелеса. Он рассказывает историю так, как я люблю это делать. В нем практически нет детектива и расследований, там чистая человеческая драма.
Смотреть «Аль-капотню»
на Premier