Поколение блейзера: интервью с актерами сериала «Трудные подростки»

— Что, как вам кажется, делает подростков трудными? Почему их можно так назвать?

Владимир: «Трудный» — это лишь клише, которое просто заюзано и все. Это обычный подросток. Такими их делает жизнь и отношение к ним. Возможно, когда их родители были маленькими, у них были проблемы, а теперь они сами проецируют агрессию на собственных детей.

Мила: Это неудобные люди.

Святослав: Неудобный человек — тот, сопротивляется, идет против общепринятых моральных устоев.

Алена: Не такой, как все. Он ни хороший, ни плохой, просто не вписывается в общепринятый формат.

Мила: Все идет из семьи. Бывают такие ребята, которые видят только отрицательную модель поведения. Они думают, что все так живут.

Святослав: Меня тоже родители наказывали до слез и синяков на заднице, но я вырос и понимаю, что я так не хочу воспитывать своих детей.

Владимир: А кого‑то бьют ремнем по любому поводу. Я недавно видел ситуацию: мама на сына орала, потому что он неправильно надел маску. Как будто нельзя ребенку спокойно объяснить.

— Может ли в примерной семье появиться трудный ребенок?

Алена: В моей семье было достаточно много жести, и когда я взрослела, то должна была сделать выбор: пойти по такой же дороге, что и моя матушка, либо пойти по другой. Я выбрала иной путь. Мы всегда можем быть не такими, как наши родители. Нам могут навязывать любую модель поведения, но только мы определяем, какие мы есть на самом деле.

Святослав: А я вырос в среде, где пятиклассники дерутся с восьмиклассниками просто потому, что кто‑то на кого‑то не так посмотрел.

— Вы все рассказываете грустные истории, но это, наверное, потому, что вы все родились в 1990-е.

Анастасия: Я выросла в хорошей семье. Да, не в полной. Мой отец погиб, когда мне было два года. Но мои бабушка, дедушка и мама всегда были мне настоящими родителями. Так сложилось, что проблем и конфликтов в семье не было. Но благодаря сериалу я поняла многих ребят, почему они совершают те или иные поступки, которые не нравятся обществу.

Правильно Вова сказал, что они трудные, потому что их так называют в обществе. Трудно — это в первую очередь для взрослого, который забирает своего нетрезвого несовершеннолетнего ребенка с очередной тусовки.

И у некоторых есть очевидные причины быть трудными. Эти причины показаны в нашем сериале, я не буду их все перечислять. Например, родители с алкогольной или наркозависимостью или отсутствие родителей. Да, таким ребятам надо помогать. Но им самим просто нужно быстрее взрослеть и помогать самим себе.

Сейчас многие ребята пишут мне в инстаграме, как им плохо, что они хотят умереть. Таких историй очень много. Я стараюсь всем отвечать, но не призываю к конкретным действиям, а скорее посылаю какую‑то светлую энергию. «Блин, тебе 12–15 лет, у тебя есть молодость, мозги, невероятная сила и целая жизнь впереди. Обними своих близких людей, все будет хорошо».

Вот кто действительно не вызывает уважения, это подростки, которые становятся трудными в благополучных семьях. Они становятся такими от скуки, пресыщения.

— Вам всем пишут поклонники сериала? Они воспринимают вас как персонажей и поэтому просят помощи?

Святослав: Они ищут внимания, им не хватает любви. Мне пишут: «Мне плохо, я хочу уйти из жизни». Ты не можешь это проигнорировать.

— А вдруг это фейк?

Святослав: Я этого не знаю, но чувствую какую‑то ответственность. Если я это пропущу, то сам потом буду мучиться. Я себя загрызу. Я разговариваю с ними, а через месяц они мне пишут счастливые, что все налаживается. И мне от этого очень хорошо.

Алена: Моя Женя — неформатный герой. Поэтому мне часто пишут девочки 13–15 лет, которые считают себя некрасивыми, а я захожу на их страницы и понимаю, что это не так. Я столкнулась с тем, что маленькие девочки пишут мне, что хотят уйти из жизни, потому что им не нравится их фигура. Их задирают какие‑то мальчики, потому что у них большая попа. Я понимаю их, потому что сама через это прошла. Ты читаешь это и думаешь, какие люди жестокие.

— Это же дети. Они всегда жестокие.

Алена: Дети очень жестокие. Я была в такой же ситуации. И ты чувствуешь ответственность. В тебе ищут руку помощи.

Владимир: По факту объяснять — это работа родителей, а не наша. Объяснять, что в таком теле ты родилась. Что надо забить на дебилов, которые над тобой издеваются. Что нужно любить себя. Мы им не родные люди, мы не знаем их проблем, мы можем помочь только поддержкой и вниманием, но они нас забудут через пару лет, а родители будут всегда.

Алена: Это должна быть безусловная любовь от родителей. Потому что, когда тебя не любят, конечно, у тебя будут комплексы. Плюс общество указывает тебе на твои недостатки.

Святослав: Мне родители в детстве говорили, что я самый талантливый, что все у меня получится. Они программировали меня на успех. Но в школе мне кричали обратное, я вышел оттуда закомплексованным человеком. Это о том, что не только родительская любовь и внимание влияют на твое формирование. Общество, в котором ты находишься, играет большую роль. Я влюблялся в одноклассниц, они говорили: «Да ты рыжий и узкоглазый урод», и у меня сразу появились комплексы, что меня отвергают, потому что я рыжий и узкоглазый урод. Я только недавно их поборол.

Анастасия: Идеальная формула — когда тебя любят родители, ты сам классный ребенок, у тебя нет времени на всякую дурь и ты кладешь на мнение своих сверстников.

Мила: В этом смысл пубертата, когда ты думаешь, что родители ничего не понимают, и начинаешь искать авторитет среди сверстников, которые эти комплексы и навешивают.

Владимир: Этот период нужно просто пережить. В школе на обществознании нам говорили, что на 70% на тебя влияет общество, а на 30% — уже родители. Так что если ты изначально принимаешь нестандартные решения, то ожидай, что все будут либо над тобой подшучивать, либо не понимать.

Анастасия: Подростки думают, что родители должны отдавать им все свое время и внимание, но это неправильно. Не надо ничего требовать. Если ты чего‑то хочешь, то пойди сам навстречу: подойди к маме, обними ее, спроси, как она себя чувствует, что вообще происходит в ее жизни. Может быть, у нее депрессия, и она сама нуждается в твоей помощи. Может, она хотела стать балериной, а вынуждена стирать тебе колготки… У нее тоже идет жизнь, и она проходит.

Святослав: Я иногда звоню маме по видеосвязи и спрашиваю о ее делах. Она улыбается и говорит, что все хорошо. Потом делаю паузу и еще раз спрашиваю, а она начинает плакать.

— Вы много рассказываете о неуверенности в себе и о том, чтобы преодолеть себя, доказать кому‑то что‑то.

Мила: Мне вообще не нравится слово «доказывать». Оно меня бесит просто. У меня были токсичные отношения, я пыталась все время соответствовать идеалам партнера и пыталась в них вписаться. Когда я буду воспитывать своего ребенка, я покажу ему, что для того, чтобы его любили, нужно просто быть собой.

Анастасия: Если ты не скажешь обществу, какой ты, то никто об этом никогда не узнает.

— При этом вы все пришли к актерскому мастерству, помогает ли оно вам реализовываться?

Алена: Ну, помимо того, что всю жизнь сцена вела меня к себе… На самом деле, когда мне было 15 лет или даже меньше, я пришла в актерское агентство на мастер-класс. В конце женщина, которая его вела, спросила нас, почему мы решили стать актерами. Я слышала ответы: об автографах, о славе, о том, чтобы показывали по телевизору, о том, что это престижно. Мы отвечали по очереди, поэтому у меня было время подумать. Я честно задала себе вопрос: действительно, почему я здесь? И поняла, что хочу помогать людям.

Я обычная девочка из самой обычной семьи, моя мама — кондитер, бабушка — продавец мороженого. И я хотела своим примером показать людям, что не важно, как ты выглядишь и из какой ты семьи. Ты можешь добиться всего. Не важно, что говорит общество. Только ты решаешь, кто ты есть.

Святослав: Я случайно попал в профессию. Я жил в Калининграде и хотел быть профессиональным танцором. В девятом классе отец сказал мне, что я буду дворником, если не выберу себе профессию. С чего вдруг дворником? Я не понимал этого тогда, а сейчас тем более не понимаю. Начал смотреть, куда я могу попасть. Открыл список профессий в интернете и был шокирован их количеством. Я совершенно не понимал, чем эти люди занимаются.

Единственное понятное для меня слово, которое там было, — танцор. Нашел «Тодес» Аллы Духовой и решил туда попасть. Понял, что надо ехать в Москву. Но потом понял, что у меня нет денег и мне нужен какой‑то вуз, где мне дадут общежитие и я смогу ничего не делать, а все свободное время заниматься танцами. В 10-м классе в Калининграде я случайно попал в театральную студию и после школы поехал поступать в театральный. В первый год меня не взяли.

Я думал, зачем я здесь. Только вчера я ответил себе на этот вопрос. У нас с Милой был показ самостоятельных отрывков по Булгакову. Впервые за четыре курса я наконец-то понял, что делаю в этой профессии. Это чувство, с которым я хожу уже несколько дней, не описать словами. Это был катарсис. Впервые перед выходом на сцену я думал не об интонациях, не о тексте, а том, что я сейчас выйду и поделюсь с людьми историей, в которой они должны узнать себя.

Мила: Не знаю, что сказать. Я случайно попала в театральную студию и занималась там с первого по одиннадцатый класс. Сейчас мне нравится социальная тема в кинематографе. Я не люблю комедии, фэнтези, не понимаю этого. Я люблю всякую жесть, хотя у меня благополучная семья. Очень люблю Ларса фон Триера, Звягинцева, Хлебникова, Сигарева, Балабанова…

— Звягинцев, кстати, когда‑то работал дворником, так что подняться всегда можно…

Мила: Не то чтобы я наслаждаюсь «Грузом 200», но после просмотра я хожу под впечатлением несколько дней. Я очень хочу сниматься в подобном фестивальном кино. Я понимаю, что там мало денег, но для меня это не имеет особого значения.

У меня внутреннее ощущение, что я не пропаду, поэтому у меня нет нужды цепляться за «говнопроекты». У меня нет желания хвататься за роли, где тебе придется смеяться над словом «жопа». Хочу играть роли, которые акцентируют внимание на серьезных социальных темах.

Для меня важно озвучить тему издевательства над животными. Я бы снялась в таком серьезном фильме, который заставит задуматься, почему у нас нет закона, защищающего животных, например.

— Вова, ну а ты?

Владимир: У меня все обычно. Я хотел стать спортсменом, получил КМС. Так вышло, что на четыре года я все-таки стал профессиональным футболистом в мини-футболе. Потом я сломал колено. Мне собрали его по кусочкам, девять месяцев я восстанавливался, а в это время в школе начались всякие конкурсы.

У нас класс был такой, что с дикцией все нормально было только у меня и еще у одного человека. И меня пригласили в городской Дом культуры. А в моем городе на пятнадцать тысяч человек, если ты выступаешь в Доме культуры, то ты звезда. Я прочитал стих, после этого меня позвали выступить на Дне города. Я приезжаю на репетицию, там детский спектакль, я никогда не учил больше половины страницы, а там несколько листов. Мы начали репетировать, и мне понравилось.

Тогда как раз был тот момент, когда я не мог понять, чего же я хочу, и мне стало интересно. Мы репетировали два месяца, я играл Петрушку в пьесе «Приключения дурочки Нюрочки». Был мой первый выход на сцену, софиты светят три-четыре часа, на мне пластиковый костюм, и тут я понимаю, что начинаю дымить. Выкрутился как‑то. Раз сыграл, два сыграл, начал заниматься в театральной студии. А потом так и остался в театре.

— Настя, ты хотела заниматься печатной журналистикой, а что было между игрой в театре и мечтой о печати?

Анастасия: Я исполняю запросы вселенной (смеется). Все так, как должно быть. Просто я давала очень много возможностей и себе, и вселенной выбирать. Я занималась журналистикой, танцами, рисованием, играла в рок-группе, ходила в музыкальную школу и даже думала поступать на факультет ракетостроения. Однако актерская профессия победила. Но кто знает, может, я еще построю пару ракет.

— Есть ли у каждого из вас что‑то общее с вашими героями?

Алена: Конечно. Я ни разу не пила и не курила, но дралась, когда отстаивала свою позицию. Это была защита. Я не была плохой девочкой, я всегда была чем‑то занята, танцевала, играла в театре. Моя героиня Женя другая. Она прожигает жизнь. Не могу сказать, что мы с Женей [сильно] похожи, я была другой. Повторюсь, Женя — это я и есть, но в некоторых моментах мы не сходимся.

Мила: Я много дралась в школе, особенно в начальной. Я была заводилой, но, мне кажется, какой‑то тупой. Мы били одного мальчика, потому что от него плохо пахло, это было очень жестоко. Я не понимаю, что мной руководило. Сейчас, конечно, мне за это стыдно. У него была очень сложная семья, мама-алкоголичка. А мы это знали и все равно продолжали издеваться.

— Судя по тому, что ты рассказываешь, он сильно отличался от вас.

Святослав: Отличался он, а в этой ситуации трудными оказалась как раз масса.

— Вот такие люди потом и пишут вам в инстаграме.

Мила: В целом я не была трудным подростком, у меня было все нормально, только отношение к тому мальчику делало меня «трудной». Я никогда не употребляла никаких наркотиков, даже легких. Зачем, если меня уносит с двух бокалов вина? Но если вдруг когда‑нибудь узнаю, что мне осталось недолго жить, то сто процентов съем грибы! Мне дико интересно, как меняется сознание в этот момент. но не делаю этого, потому что очень боюсь бэд-трипа и последствий. После четвертого класса меня отдали в физмат-лицей, и было понятно, что это совершенно другой уровень. Там было зазорно юзать. А вот моя героиня Яна наркозависима, и тут, конечно, опять вопросы к окружению.

Алена: Наркотики — это вообще плохо.

— Проживали ли ситуации, похожие на те, что есть в сериале?

Владимир: Когда ты живешь в закрытом военном городке, как я, и в большом городе — это разные миры. Военные, танки гоняют по улице, и ты знаешь абсолютно всех, а все знают тебя. У нас было две школы: вторая и третья, куда делась первая — никому не известно. Мы дрались школами, наши районы были разъединены так: верх, низ и «девятки» — единственные две девятиэтажки на весь город.

В 11 лет мама отвезла меня в Уфу. В плане наркооборота там все было гораздо проще. Тогда все не так прятали, как щас. Я тогда считывал всю эту историю. Мой герой тоже барыга, и он сразу это обозначает. Он интересен тем, что о нем совершенно ничего не известно. Ты сразу начинаешь о нем что‑то додумывать. Но мы похожи тем, что не пытаемся влиться в коллектив.

Святослав: Проживал ли я похожие ситуации, как мой герой? Да. Первый раз я напился, когда был в пятом классе. Я до сих пор помню, как иду домой и у меня половина тела в грязи. Я был настолько пьяным, что в обнимку с одноклассником упал в грязь на стройке. Я жестко бухал блейзер и ягу с пятого по седьмой класс, докуривал бычки.

До седьмого класса меня обзывали ржавчиной, говорили, что моя мама — ржавая труба, хотя она даже не рыжая. В седьмом классе у нас построили новую элитную школу, куда не брали троечников. Меня туда взяли по какой‑то случайности, тогда я понял, что пора бросать пить. В седьмом классе. Потом до выпускного я ни разу не пил и не курил, только вот в первый год не поступил в театральный, и пошло-поехало.

В глазах взрослых, как мне кажется, я не был трудным подростком. Для семьи я был хорошим сыном, проблем особо не доставлял, так, по мелочи. В девятом классе я очень сильно избил парня, это произошло при учителях и при всех учениках, не обошлось без разборок завучей, родителей, директора, угроз полицией. В моменте ты не понимаешь, зачем это делаешь, просто чувствуешь внутреннюю потребность решить проблему и наказать человека, а другого решения просто не видишь. Сейчас я, конечно, уже не дерусь и все решаю словами.

Анастасия: Был момент, когда мне хотелось пойти тусить куда‑то со своими сверстниками, но мои родители взяли меня под контроль. Прошло время, и я поняла, что это и правда нерационально. В этом нет развития. Хорошо, что я не накосячила.