Когда два с небольшим года назад на «Нетфликсе» без анонсов вышел первый сезон «ОА», мало что могло подготовить к нему зрителя. Творческий дуэт, придумавший, написавший и снявший сериал, — актриса Брит Марлинг и режиссер Зал Батманглидж — даром что уже сделал пару любопытных фильмов, был почти не известен за пределами «Сандэнса». И их кинопочерк гипнотизировал, озадачивал, выбивал из колеи. Смесь десятка жанров, переключающихся без предупреждения, — от фантастического триллера до подростковой драмы. Сочетание наивности и глубины, сбивчивости и редкой уверенности в себе. Русские олигархи, «околосмертные переживания», антропоморфные божества. Прозревшая в самом буквальном смысле героиня, родившаяся Ниной, ставшая Прейри, а затем объявленная «Оригинальным ангелом». Доктор, годами истязающий людей в подвале в надежде приоткрыть тайны бытия. Проблемные старшеклассники и их чудаковатая училка как единственная достойная аудитория. Танец, с помощью которого можно открыть портал в другие измерения. Кого‑то все это взбесило. Многие были очарованы. Кто‑то — вероятно, распространенная реакция — одновременно злился и не мог отвести взгляд, вместе с героями барахтаясь в мутных водах этого странного, неправильного сериала и тщетно пытаясь предугадать, как, когда и в каком месте мы выплывем на берег.
Во втором сезоне элемент неожиданности, разумеется, уже не так велик — но он получился ничуть не менее изобретательным и дерзким, чем первый, и так же посмеется над тем, кто решит, что он умнее авторов. Быть умнее Марлинг и Батманглиджа, кажется, непросто, и края их амбициям — удачно совпавшим с готовностью «Нетфликса» вкладываться в диковинные авторские проекты, особенно фантастические, — не видно: речь вроде бы идет сезонов про пять, и с такими темпами «ОА» может растянуться, допустим, на десятилетие.
Самые важные двусмысленности, оставшиеся в наследство от первого сезона, решены сразу и однозначно: нет, ОА, конечно, не жулик и не сумасшедшая. Скорая, увозящая героиню Брит Марлинг с пулей в груди, доставляет ее в другое, действительно, измерение, которое, впрочем, очень похоже на наше. На дворе опять 2016 год, но президент США, например, Джо Байден. И в этом измерении жизнь женщины, в тело которой вселилась душа — или, скажем, сознание, — ОА, сложилась радикально иначе: она снова Нина Азарова, но та, которая не села в детстве в злополучный автобус, не ослепла, не потеряла отца-олигарха (точнее, потеряла, но недавно), выросла в комфорте, училась в Париже, а сейчас живет в Сан-Франциско — где происходит почти все действие второго сезона — с загадочным миллионером-технарем.
Пересказывать в деталях даже завязку — муторно и вряд ли нужно, ограничимся исходными данными. В альтернативной Калифорнии оказывается и злодей Хэп (Джейсон Айзекс), он тут светило психиатрии и директор клиники, в которой томятся те же несчастные, что сидели у него в подвале. За одним важным исключением: возлюбленный героини Гомер (Эмори Коэн) — молодой доктор, стажер у Хэпа. И он единственный из всех путешественников через измерения, кто не помнит предыдущего опыта — и, соответственно, не узнает ОА.
Что касается трудных подростков из Мичигана, они, похоронив ОА в своем измерении, вскоре получают кое-какие знаки и пытаются в меру сил их расшифровать. Здесь их поменьше, чем в первом сезоне; пару серий, посвященных в основном им, Батманглидж уступил модному англичанину Эндрю Хею («45 лет», «Положитесь на Пита»). Наконец, во втором сезоне появился еще один главный герой: бывший фэбээровец, а ныне частный детектив по имени Карим (Кингсли Бен-Адир, тоже англичанин), как положено, во всем разочарованный и одиноко живущий на лодке. Он разыскивает 16-летнюю вьетнамскую девочку, чье исчезновение, похоже, связано с цифровой игрой-головоломкой.
Этот квест, стилизованный под нуар, задает тон новому сезону, хотя в «ОА», как уже было сказано, ты никогда не знаешь, куда ухнешь за следующим поворотом. Важнейшую роль, например, играет заброшенный дом прямиком из готического хоррора — построенный некогда инженером, женатым на медиуме, и хранящий невероятные загадки. И «ОА» не был бы «ОА», если бы в нем не было говорящих древесных корней или подпольного русского клуба, или слова «SYZYGY», или библейского осьминога (не будем даже начинать про осьминога). Или, допустим, французской актрисы Ирен Жакоб, которая прибыла в сериал из «Двойной жизни Вероники», явно любимой авторами.
Первый сезон появился вскоре после «Очень странных дел», и про «ОА» часто говорили как про «Дела» для взрослых: тоже мистика, тоже параллельные измерения, тоже группа парней, в жизнь которых входит загадочная незнакомка. (В приступе самоиронии — которая этому очень серьезному проекту, вообще-то, совсем несвойственна — сценаристы во втором сезоне даже пошутили про «Обратную сторону» из «Stranger Things».) Но это очень приблизительное и неточное сравнение.
«ОА» — это Линч для миллениалов (и Марлинг, и Батманглидж родились на дальней границе поколения, в самом начале 1980-х), страшная сказка для людей, привыкших максимально трепетно относиться к собственным переживаниям, с возрастающим интересом вглядываться в себя. Если чуть отвлечься от метафизики, сериал говорит на те же темы, что и актуальная публицистика: системное злоупотребление властью, травма как цементирующий жизненный опыт, чувственные и ответственные отношения с окружающей средой.
Авторы — люди культурные, из хороших семей, поэтому в их лексиконе много всего от родителей — и Нью-Эйдж, и «сад расходящихся тропок», и бог знает что еще. Но ключевые слова «ОА», конечно, современные. Тут и краудсорсинг, и дополненная реальность, и новая сексуальность, например, и гендерная флюидность, и чайлд-фри, и целых два тиндер-свидания (гетеро и гей). Есть второстепенный персонаж в духе Лисбет Саландер — всемогущая хакерша, которая, когда мы с ней знакомимся, занята защитой некой феминистки от интернет-троллей. Есть злодеи из Силиконовой долины.
И все это, конечно, чрезвычайно любопытно. Если создатели «Очень странных дел» с удовольствием провалились бы в 1980-е, Марлинг и Батманглидж бесстрашно смотрят на сегодня и пытаются заглянуть в завтра — не столько в технологическом, скажем, смысле, сколько в эмоциональном. Финал первого сезона, в котором фигурировал школьник-стрелок, некоторым показался безвкусным. Интересно, что эти люди скажут про финал второго — отчасти анонсированный, как задним числом станет ясно, Ирен Жакоб, но в любом случае довольно сногсшибательный. И напоминающий, что при всех своих мистических закидонах, порой неловких, иногда смешных, этот сериал своим уникальным голосом говорит про единственное измерение — наше.