Здравствуйте, Виктор Олегович!
Ничего, что я прямо так, напрямую? Просто подумалось вдруг, что нет особой разницы — вступаем мы в односторонний диалог с автором, пытаясь написать рецензию, или, наоборот, пишем рецензию, делая вид, что это письмо автору.
Тем более что и в том, и в другом случае все равно я буду говорить сам с собой. Вам это наверняка знакомо.
Впрочем, отступлю здесь, чтобы посвятить абзац сюжету книги. Все же этот текст прочитают кроме вас и другие читатели «Афиши», которой вы посвятили в новом романе столько саркастических страниц. Итак, «KGBT+» — это мемуары Салавата, творца-вбойщика, эдакого постпострэпера, который буквально вбивает свои идеи в головы слушателей. Вбойщиков вы уже упоминали в прошлогоднем романе — и да, главный герой оказывается отпрыском двух персонажей «Transhumanism Inc.», а заодно и очередным воплощением Сасаки-сана, героя лучшего рассказа того в целом не слишком удачного (уж простите) сборника. Салават служит в местной Росгвардии, но мечтает о творчестве и в итоге приходит к успеху. Одновременно он становится пешкой в чужой игре, а когда пешкой жертвуют, его сознание продолжает жить в виртуальной тюрьме.
Вот в принципе и все. Дальше можно или увязать в сюжетных подробностях романа (а вы их и так знаете), или поговорить уже о том, зачем я вообще прочитал эту книгу и пишу о ней, тем более в такой дурацкой форме.
В феврале все то, что казалось нам шатким, но все же мирозданием, рассыпалось в прах — которым оно, по-видимому, было и прежде. В те дни я многократно слышал от разных людей реплики вроде: «Вот сейчас Пелевину-то работы прибавится!» или «Где‑то сейчас Пелевин выругался и удалил черновик недописанного романа». В какой‑то момент вообще показалось, что вашего десятого ежегодного тома не случится, но вот он, появился. Не для того, чтобы объяснить нам, что на самом деле происходит, а для того, чтобы оказаться единственным предсказуемым событием непредсказуемого мира, единственной настоящей скрепой.
Я тоже почувствовал это облегчение. Да, прошлый роман мне не понравился (и, пожалуй, я излил по этому поводу многовато желчи), но теперь успокаивал сам факт: снова будет пятьсот страниц, полных и неприятного сарказма, и удивительной нежности, и наездов на критиков; снова будет чтение наперегонки; снова в этом году будет что‑то, что объединяет людей кроме постоянного ужаса. Потому первое, что хочется сказать про «KGBT+»: хорошо, что он есть. Спасибо вам за это.
Вообще удивительное дело: у вас репутация человека, который все понимает и все объяснит про жизнь в России, но при этом в последние годы ваши книги казались от этой жизни оторваны. Вы продолжали писать что‑то о жизни, но если в девяностые вы на эту жизнь смотрели из окна какого‑нибудь московского офиса, то теперь явно сменили его на окно Facebook*. Поэтому нормальным людям и казалось (справедливо), что наши с вами ежегодные виртуальные перепалки — что‑то предельно далекое от жизни, праздник урожая во Дворце Труда. Все же есть большая разница между реальностью и тем, что за нее выдают соцсети, либеральные медиа, консервативные телеграм-каналы и так далее. Выдуманный этический рейх, проблема защиты аватар россиян в метавселенной — все это происходит где‑то в информационном пространстве и не пересекается с тем, что мы за неимением лучшего термина называем «настоящей жизнью». Но в 2022 году все поменялось.
Реальность «настоящая» и «информационная» резко столкнулись — и ваш новый роман неожиданно стал не просто еще одной книгой, но и разговором о том, что волнует, простите за штамп, всех. Про растерянность, про попытки сохранить себя, про то, что в России нельзя называть (вы в романе используете термин «В-слово»). Про одиночество: «…иной раз я вспоминал, что я абсолютно, космически одинок. Но чувство это, думаю, знакомо любому вменяемому человеку независимо от того, сколько у него соседей по камере». Еще как знакомо, Виктор Олегович.
В новом романе, пожалуй, немало того, от чего я обычно кривлюсь, но не столько, сколько в прошлом романе. Зато много и того, чего не хватало в последние годы. Я не про меткие детали вроде словечка «контротступление», которое легко представить себе в новояз-словаре Владимира Соловьева. И даже не про рассуждения об иллюзорности того, что нам кажется важным (хотя не могу не согласиться с вами в том, что и «культура отмены», и отмена этой самой «культуры отмены» — это совершенно одинаковый товар, который нам продают). Я про искренность на грани сентиментальности.
В самом конце романа есть страниц пятнадцать, от которых у меня захватило дух. Не потому, что они как‑то по-особенному написаны или содержат какие‑то новые истины. Просто там есть ощущение, что вы ненадолго сняли почти приросшую к вам с годами маску и — хотя бы и словами главного героя — поговорили с нами без подколов и подковырок, правдиво и просто. Пока кто‑то выискивал ваши фотографии или наряжал в резиновую маску актера Борисова, вы на секунду перестали быть трикстером, чтобы сказать несколько простых вещей: гуманизм — не худшая вещь на свете, верить в лучшее надо всегда, а честность — не то же, что и правдивость, но «нечестное искусство смердит».
Среди советов, которые дает читателю ваш герой, есть и такой: «Доверяй тем, для кого ты работаешь». Вот в этот раз я почувствовал, что вы своих читателей не только наблюдаете, подтруниваете над ними, раздражаетесь и поддеваете, но и доверяете им. Нам. Может, дело не в вас, а в том, что сейчас очень нужно слышать какие‑то простые истины — и вот я услышал парочку от вас.
Каждый год люди задают про вас два вопроса: «Ну что, вернулся Пелевин в форму?» или «Ну что, совсем Пелевин скурвился?» Оба вопроса бессмысленны. В конце концов, у вас и так уже много отличных книг, которые никуда не делись. Я, например, раз за разом обращаюсь к «Омону Ра», который и тридцать лет спустя многое мне рассказывает про время, в котором стоим (эта искандеровская фраза, кстати, рифмуется с вашим замечанием о том, что «время в России не идет. Оно стоит. Колом. <…> Но, между нами говоря, лучше бы оно все-таки шло»). И я всегда был рад — и, надеюсь, еще буду рад — принять участие в бессмысленном обсуждении того, тот Пелевин или уже не тот. Но в данный момент важнее кажется, что Пелевин все еще Пелевин.
В прошлом году я написал, что ежегодный ритуал чтения ваших новых книг — это колесо сансары, которое мы, критики, зачем‑то подкручиваем, продолжая цикл страданий. Но теперь понятно, что спицы этого колеса — те самые соломинки, за которые мы можем подержаться.
Спасибо вам.
* Facebook принадлежит компании Meta, признанной в России экстремистской организацией, ее деятельность и деятельность ее сервисов в стране запрещена.